Ольга Валькова - Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Однако, так или иначе, жизнь в подмосковном доме инвалидов не была прописана в будущем Н. М. Субботиной, и прежде всего потому, что уже осенью 1945 г. дом, в котором она нашла пристанище, закрыли. Еще летом 1945 г. казалось, что жизнь вошла в какую-то колею, приобрела некоторую стабильность. Нина Михайловна рассказывала об этом В. Л. Комарову: «Проживала я под Москвой, в Интернате НКСО № 3 (Переделкино) и кроме астрономии изучала местную лесную флору. Часть растений выкапывала и сажала в грядки. Хочется и на будущее лето где-ниб[удь] поработать в Моск[овских] лесах, или в Никитском заповеднике или ехать в Алма-Ату… На ноябрь собиралась в „Узкое“». Но… интернат, который она в этот момент считала домом, вдруг закрыли. «Интернат № 3 неожиданно закрыт и больные в 3 дня вывезены в Серпуховской инв[алидный] дом, где 1300 инв[алидов] войны и труда», — рассказывала она Комарову [1716] Субботина Н. М. Письмо В. Л. Комарову. 2 ноября 1945 г. // Архив РАН. Ф. 277. Оп. 4. Д. 1395. Л. 2. . Само переселение людей было, по-видимому, осуществлено очень грубо, но Нина Михайловна беспокоилась не за себя — за других, беспомощных своих товарищей по несчастью: «Очень было тяжело видеть как вывозили на телегах к ж[елезно]д[орожной] станции, и потом на автобусах (потом они застряли в грязи и ночевали в лесу) прямо в Серпухов таких заслуженных людей как вдову нашего воен[но]-мор[ского] атташе в Лондоне, В. Л. Беренс [1717] Вера Леонтьевна Беренс, в девичестве Иванова — дочь действительного статского советника. (ее муж командовал всем флотом в Гр[ажданскую] войну) [1718] Беренс Евгений Андреевич (1876–1928) — офицер русского и советского флота; в 1919–1920 гг. являлся командующим Рабоче-крестьянским красным флотом; с 1924 г. — военно-морской атташе СССР в Великобритании. ; нач[альника] полярной ст[анции], контуженного авиабомбой; заслуж[енного] педагога и др[угих] почтенных больных… Все были очень расстроены и потрясены, т[ак] к[ак] новые условия быта гораздо хуже… Т[оварищ] Беренс работала здесь по итальянской литературе XIII века даже в постели, знает 5 языков».

Конечно, и в Переделкине, как мы уже знаем из писем Субботиной, жизнь не была особенно комфортной. «Жили мы 11 чел[овек] в одной палате. Было шумно и тесно… — писала Нина Михайловна Комарову и тут же высказывала идею: — Невольно думается: как нужно создать интернат повышенного типа для научных работников где-ниб[удь] недалеко от Москвы! Так было в Ленинграде». Глухота Н. М. Субботиной усугубляла ее положение: «Психологически интересно изучать людей, но моя глухота мешает общению с неграмотными инвалидами труда, которых и здесь было много…». [1719] Субботина Н. М. Письмо В. Л. Комарову. 2 ноября 1945 г. // Архив РАН. Ф. 277. Оп. 4. Д. 1395. Л. 2.

Но особенно беспокоила ее судьба совсем молодых женщин, оказавшихся в этом доме, покалеченных на войне. Нина Михайловна считала своим долгом заступиться за них и попытаться хоть как-то повлиять на их судьбу. «Интересна группа молодых девушек — инвалидов О[течественной] Войны, — писала она. — Без рук, без ног, на протезах они ревностно учатся в Моск[овских] ВУЗ’ах, одолевая снег, грязь, стужу, тяжелый путь до ст[анции] ж[елезной] д[ороги], а в Москве трамвайную давку… И этих девушек переводят в Серпухов, за 12 км от ж[елезной] д[ороги]. Хлопочем за них, но нет для них общежития при МГУ, а сюда переводят чл[енов] О[бщест]ва ст[арых] большевиков из Иванова». «Как помочь? — задавалась она вопросом. — И что устроить для трех молодых будущих аспиранток, таких бодрых, смелых, несмотря на тяжелые физические увечья?? Ведь и я, старый научный работник 50-летнего стажа, так же совершала свой путь при поддержке А. П. Карпинского, Д. И. Менделеева, С. П. Глазенапа и теперь Вашей… Спасибо! Это морально обязывает меня в свою очередь поддержать чем могу молодые талантливые научн[ые] силы, обиженные войной! Очень бы хотелось знать Ваше мнение, обменяться мыслями: как помочь и поддержать? — писала Субботина и немного рассказывала о самих девушках: — Одна — Аня Акулова — медичка без ноги; другая — Кучмина Анна [Павловна], без 2-х рук и ноги! Перо держит в зубах. На III к[урсе] филологич[еского], готовится к аспирантуре. Оч[ень] талантливая по отзыву профессоров <���…> [1720] Слово неразборчиво. » [1721] Субботина Н. М. Письмо В. Л. Комарову. 2 ноября 1945 г. // Архив РАН. Ф. 277. Оп. 4. Д. 1395. Л. 3. . Неизвестно, чем закончилось это дело — письмо Субботиной написано 2 ноября 1945 г., а через месяц, 5 декабря, Владимир Леонтьевич Комаров ушел из жизни.

Сама Нина Михайловна, однако, не поехала в Серпухов — она смогла добиться возвращения в любимый Ленинград, правда, случилось это не сразу. М. Н. Неуймина пишет, что Н. М. Субботина вернулась в Ленинград в 1945 г. Но если судить по ее переписке, то еще в начале лета 1946 г. она находилась в Москве или в Подмосковье и не знала, где окажется в итоге. В конце весны — начале лета 1946 г. Нина Михайловна провела некоторое время в академическом санатории, что улучшило ее настроение. «Я пока нахожусь в здравнице А[кадемии] н[аук] на месяц, до 26 VI. Здесь чудесный лес и Москва река, но дорога утомляет, — писала она К. А. Морозовой 7 июня 1946 г. — Не знаю — куда направит судьба потом. Обещали в общежитие Ст[арых] ученых в Л[енингра]д, но оно еще не открыто». И тут же сообщала многообещающие новости об «астрономической трубе»: «Трофейные трубы от Цейсса прибыли в М[оск]ву, но еще на складе техснаба А[кадемии] н[аук] и не заприходованы. Одну из них назначали для меня. Интересно — где я буду наблюдать с ней?» [1722] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. 7 июня 1946 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 55 об.

Рассказывая о своем отдыхе и делясь с супругами Морозовыми дальнейшими планами на лето 1946 г., Нина Михайловна писала: «Я была в здравнице А[кадемии] н[аук] „Поречье“ Звенигор[одского] у[езда]. Местность чудная, много редких цветов. Искала я по заданию Б. А. Федченко редкую орхидею, открытую им в 1899 г., но д[олжно] б[ыть] давно уничтожили на букеты. Оч[ень] жаль! Хотелось порадовать Б[ориса] А[лексеевича]: он болен, и его намечали в чл[ены]-кор[респонденты] А[кадемии] н[аук]…». Заметим в скобках, что Н. М. Субботина возобновила прерванную войной переписку с Б. А. Федченко. Сохранилось ее письмо к нему от 21 декабря 1945 г., в котором Субботина благодарила Федченко за «весточку открыточку» [1723] Субботина Н. М. Письмо Б. А. Федченко. 21 декабря 1945 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1038. Л. 34. .

Но больше всего ее настроение улучшила перспектива получения астрономической трубы. «…я жду трофейную астр[ономическую] трубу — и поеду с ней в Можайск, сняла комнату на VII–VIII», — сообщала она Морозовым [1724] Субботина Н. М. Письмо К. А. и Н. А. Морозовым. [Июль 1946 г.] // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1812. Л. 24 об. . И действительно, обещанная астрономическая труба была передана в распоряжение Субботиной летом 1946 г. Позже она написала об этом и о своих возобновившихся наблюдениях в одном из писем, направленных в Комиссию по назначению персональных пенсий при Совете Министров СССР: «Летом [19]46 года я получила от Академии Наук СССР трофейную астрономическую трубу и продолжаю наблюдать Солнце в окно» [1725] Субботина Н. М. Письмо в Комиссию по назначению персональных пенсий при Совете Министров СССР. 21 января 1947 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 54 об. . М. Н. Неуймина в своих воспоминаниях о Н. М. Субботиной написала, что это была «небольшая стереотруба» [1726] Неуймина М. Н. Памяти Н. М. Субботиной // Астрономический календарь. Ежегодник. Переменная часть. 1964. М.: Гос. изд. физ. — мат. лит., 1963. Т. 67. С. 267. .