Джиллиан Додд - Валюта любви [Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии. Автобиография основательницы бренда Roxy] [litres]

Аднан говорит:

– Джилл, разве Рене не выглядит сегодня прекрасно? Тебе нравится ее платье?

« Почему бы тебе просто не заколоть меня, АК ?» – думаю я.

– Она выглядит прекрасно, – отвечаю я, кипя, пытаясь выглядеть счастливой.

– А во что ты одета? – спрашивает он.

– О, я сделала это по заданию для школы, нам надо было сконструировать платье с венскими швами и на косточках.

Демонстрирую эти детали, будто им это действительно интересно.

– Ну, единственное, что могу сказать об этом платье, приятно, что ты сделала его своими руками.

Его неодобрение очевидно, но ему удается так высказать свою точку зрения, что она не звучит обидно.

Около тридцати человек собрались в закрытом зале тускло освещенного ресторана. За столом одни мужчины, кроме Рене и меня. Доминик по какой-то причине включил портативный магнитофон в кармане. Сын Аднана, Мохаммед, сидит напротив Аднана на месте старшего члена семьи. Я сижу справа от Аднана.

Цель этой встречи довольно скоро становится понятной. Голливуд хочет денег. Продюсеры и режиссеры, собравшиеся за длинным столом, начинают превозносить свои кинопроекты, в то время как мужчины из окружения Аднана спорят и соревнуются в том, у кого самые крутые гаджеты в духе Джеймса Бонда.

Доминик сидит справа от меня и хвастает уликами, которые хранятся в его мини-магнитофоне, пытаясь запугать других людей. Человек в конце стола на мгновение вытаскивает из кармана пиджака именной чек и убирает обратно, подмигивая. Аднан начинает свое саркастическое подшучивание. Он намерен поиграть всеми этими людьми. А они даже не узнают, что были пешками в его игре.

Ужин продолжается и продолжается. В какой-то момент Аднан наклоняется к столу и шутливо грозит своему сыну Мохаммеду:

– Советую в ближайшее время подступиться к Брук Шилдс, или это сделаю я.

Мне не кажется забавным подшучиванием эта игривая угроза встречаться с другой, слишком юной, красивой девушкой. Его фраза вызывает у меня гнев. Развратное поведение Аднана причиняет мне боль; не хочу, чтобы оно навредило и его сыну. Мой пульс бешено учащается, чувствую непреодолимое желание защитить Мохаммеда. Я набрасываюсь на Аднана.

– Почему бы вам не оставить его в покое? Он сказал мне, что еще не готов к отношениям, а вы пытаетесь сделать его таким же, как вы.

И наклоняюсь к нему, делая ударение на «вы». Возможно, даже указала пальцем.

Глаза Мохаммеда делаются огромными. Все вокруг стола в пределах слышимости внезапно умолкают и смотрят на нас. Никто не смеет разговаривать с Аднаном подобным образом. Никогда.

С меня довольно. «Простите». Я встаю, чтобы пойти в дамскую комнату, придерживая платье на бедрах, пока пробираюсь между стульями. Кровь закипает, лицо пылает. Ничего не вижу перед собой. Проходя через ресторан в дамскую комнату, негодую от ярости на Аднана, который пытается совратить Мохаммеда.

Вхожу в кабинку туалета, спускаю белые колготки на бедра и стараюсь успокоиться, чтобы пописать. Слышу журчание воды. Я никого не заметила, когда входила. Выхожу из кабинки и вижу маленькую пожилую чернокожую женщину в униформе возле раковины. В ней есть что-то особенное. Она светится. Вокруг нее яркая аура, и она притягивает взгляд. Время словно замерло. В раковине льется вода. Женщина включила ее, пока я была в кабинке, чтобы она была теплой. Смотрю в раковину, мою руки, а потом оборачиваюсь к ней. Она протягивает мне полотенце и любезно говорит: «Дорогая, это самое красивое платье, какое я когда-либо видела». Она излучает любовь. Если существуют ангелы, это один из них. Я испытываю сильнейшее волнение.

Обнимаю леди в туалете, и слезы текут по моим щекам. Вытираю лицо и медленно возвращаюсь к столу. Думаю только о ней. Возможно, она бедна и работает уборщицей в туалете, но я бы предпочла такую жизнь, чем жить с этими пираньями.

Аднан встает и отодвигает мой стул. Я сижу в центре стола, наблюдая за ним как будто со стороны, в кристально чистой перспективе. Двадцать пять мужских эго сражаются друг с другом. Рене пытается выглядеть красивой и очаровательной. Кажется, Мохаммед привык к этому. Аднан явно обладает властью. Эти мужчины с переизбытком тестостерона пресмыкаются у его ног, используя любую стратегию, какую способны придумать, в сражении за приз – деньги Аднана. Они выглядят жалкими, ведя глупые игры за обладание могуществом. Не могу больше это терпеть. Не хочу быть частью этой мерзости. С меня хватит. Я хочу уйти.

Когда возвращаюсь домой и погружаюсь в безбожное количество школьных занятий, Аднан звонит снова и снова, желая, чтобы мы встретилась в Нью-Йорке или Париже и обсудили наш контракт и наше будущее. У меня финальные школьные проекты, проектирование и создание целой коллекции. Мне нужно сделать выкройки, купить ткани и отделочные материалы и сшить всю коллекцию.

Кроме того, я планирую огромный выпускной показ мод для сотен студентов и более тысячи гостей. Знаю, он хочет обсудить финансовые вопросы, но мне не нужны его деньги. Он до сих пор не понимает моей потребности работать и, вероятно, никогда не поймет. Не думаю, что он когда-либо встречал такую независимую девушку, как я. Хочу добиваться успеха самостоятельно. И делаю это.

Отказаться от моей любви к Аднану равносильно хирургической операции, словно что-то должно быть физически удалено, чтобы избавить меня от этого чувства. Иногда развлекаю себя мыслью о любимом конструировании одежды и совместной жизни на яхте или в Париже, чтобы чаще его видеть. Это может сработать. Но моногамия не для него. Тупиковая ситуация. Мне необходимо оторваться от него.

Мы разговариваем по телефону несколько раз, пытаясь скоординировать наши расписания. Он хочет встретиться лично, чтобы обсудить наше расставание, которое, вероятно, означает какое-то финансовое завершение. Я же просто хочу знать, что он по-прежнему мне друг.

Всю весну веду борьбу с собой. Молюсь о помощи, чтобы хватило сил отпустить его, и об исцелении для моего сердца. Это ужасно. Он стал чем-то большим, чем любовник или парень. Он – мое спокойное, безопасное прибежище. У него есть ответы на все мои вопросы, и он всегда знает, что сказать. Скучаю по его сарказму и юмору. Грущу по всем глупым мелким уколам, которые мы делали друг против друга. Скучаю по нему и всем совершенным нами глупостям. Мне не хватает того, как, лежа в постели, бывало, сворачивалась клубком, уткнувшись головой ему в шею.

Преподаватель FIDM мистер Костас, Джун Ван Дайк и я, бальный зал Los Angeles Hilton, 18 декабря 1982 года