Ричард Галлахер - Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным [litres]

Также часто мне приходилось иметь дело с обсессивными пациентами, относящимися к еще одной распространенной подгруппе личностных расстройств, с которой врачи постоянно сталкиваются. (Сходное с ним обсессивно-компульсивное расстройство – это немного другое состояние, оно имеет более значимую органическую составляющую.) Как и пограничные пациенты, такие люди обычно очень совестливы, их сильно тревожат собственные внутренние агрессивные и разрушительные эмоции. Также их часто беспокоят кощунственные и богохульные мысли.

В состоянии возбуждения они испытывают желание причинить вред или убить тех людей, которых любят, даже если это дети. Перед их внутренним взором проносятся картинки, на которых они оскверняют или совершают другие святотатства по отношению к религиозным символам, скульптурам или иконам. Эти мысли приводят их в настоящий ужас. Мне довелось как-то лечить человека, которого тревожили навязчивые мысли об убийстве своего сына. Но хотя обсессивные пациенты нередко уверены, что стали жертвой демонического нападения, на деле они страдают от обычного психического заболевания.

Лили относилась к еще одной группе психиатрических пациентов, часто заявляющих, что они одержимы или как-то еще страдают от злых духов. Это люди, как правило, с выраженным гистрионическим [37]типом личности. Некоторые из них также склонны к диссоциации – защитному маневру, призванному отогнать болезненные эмоции и воспоминания. Хотя Лили представляла собой явно гистрионическую личность, не думаю, что у нее было диссоциативное расстройство, пусть ее поведение во время обострений и выглядело иррациональным, откровенным и «оторванным от реальности».

В прошлом таких пациентов условно классифицировали как «истерических». Гистрионики и близкие им пациенты с диссоциативными расстройствами демонстрируют богатое воображение и при этом поразительно низкое понимание и самосознание. Эти люди также отчаянно ищут любви и внимания, которых им не хватает в их несчастливой жизни. Как это ни парадоксально, идея, что на них нападают невидимые силы, может увеличить их интерес к жизни или чувство собственной значимости.

Лили, повторюсь, была ярким воплощением всех этих диагностических признаков. Она хотела привлечь внимание к себе и в то же время сумела уловить неявные сигналы от своей группы, вдохновившие ее сыграть, как я уже сказал, «свою роль». В других случаях подобные гистрионические личности меньше контролируют себя, а больше поддаются манипуляции. Всегда легковнушаемые, эти люди любят доставлять другим удовольствие, они быстро вживаются (или просто притворяются) в те роли, которые им навязывают. Под влиянием нечестных или невежественных духовных консультантов или шарлатанов они легко соглашаются принять любой навязываемый образ.

При более тяжелых формах диссоциации пациенты могут даже создавать или «разрабатывать» отдельные «состояния эго», или, как чаще говорят, разные «личности», или «альтеры». Раньше было принято считать, что пациенты с такими симптомами страдают расстройством множественной личности, в последние годы это состояние считается более правильным называть «диссоциативным расстройством идентичности» (DID, ДРИ) [38]. В 1970-х и 1980-х годах такие диагнозы ставились неоправданно часто, что связывалось, в частности, с выходом в 1976 году на экраны телевизионного мини-сериала «Сибил» (также, видимо, оказал влияние и более ранний фильм 1957 года «Три лица Евы»). Какое-то время – как раз после того, как я оставил свою должность в отделении пограничных расстройств, – две трети всех пациентов поступали с диагнозом ДРИ. Примерно через год, когда эта волна схлынула, врачи отделения признали, что ни один такой диагноз не подтвердился. За время своей практики я встречал примерно сто случаев ДРИ. Этот диагноз остается спорным. Сегодня ДРИ считается лабильным, изменчивым состоянием – имеющим несколько причин, – которое иногда может быть просто плодом воображения или самовыражения искренне заблуждающегося ума. Случается, что ДРИ может быть вызвано самим лечением, в этом случае врачи говорят о ятрогенном факторе [39].

В основном эти пациенты редко обвиняют демонические силы в своем недуге, но некоторые из них все же это делают. К сожалению, неопытные врачи и религиозные консультанты иногда цепляются за эти случаи и интерпретируют любые слова пациента о «злых» личностях внутри как доказательство присутствия злых духов. Мне вспоминается один замечательный случай из моей медицинской практики. Женщина латиноамериканского происхождения из Бронкса выросла в семье строгих пятидесятников, где царила атмосфера осуждения секса и вера в злых духов. Эта женщина считала, что одна из ее альтернативных личностей – демон.

Однако в своей практике я никогда не встречал пациентов с ДРИ, которые демонстрировали бы паранормальные способности, характерные для истинной одержимости, или же которые действовали бы таким образом, что опытный психиатр не смог бы увидеть в их поведении признаки серьезной психиатрической проблемы, причем независимо от культурной или религиозной принадлежности пациента.

Тем не менее именно из-за случаев, когда пациент описывает свою альтернативную личность как дьявольскую или даже как злого духа, ДРИ превратилось сегодня в тот синдром, который наивные и легковерные люди бесхитростно считают примером ложного доказательства несуществования одержимости.

И наоборот, некоторые поверхностно-материалистичные исследователи одержимости имеют привычку мгновенно объявлять каждый исторически задокументированный случай одержимости или демонической агрессии «очередным примером» плохо диагностированного ДРИ или другой формы диссоциативного расстройства. Антропологи часто заявляют, что все предполагаемые случаи одержимости в прошлом, а также наблюдаемые в слаборазвитых странах в наше время должны рассматриваться как случаи ДРИ. Доктор Артур Кляйнман, гарвардский психиатр, имеющий также степень в антропологии, сформулировал это мнение еще в 1990 году:

«Сегодня в Северной Америке диссоциация часто проявляется в форме расстройства множественной личности. В таком же обществе, как Индия, где чувство самоидентификации более изменчиво и является скорее социоцентричным, чем личностно-центричным, с точки зрения культуры религиозно-конфессиональные интерпретации отклонений более значимы, чем личностно-психологические. В итоге диссоциация представляется не как множественность личности, а как форма одержимости – либо демонами, что обычно признается патологией, либо богами, что обычно считается социально допустимым. Таким образом, культурный контекст определяет форму психических состояний и влияет на понятие о нормальности и ненормальности » [40].