Ричард Галлахер - Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным [litres]

Я спросил, нашел ли его дядя также хорошего психотерапевта или же психиатр может провести для него и терапию.

Рэймонд ответил, что психиатр сказал ему, что сам «не может вести терапию», и попытался было порекомендовать какого-то психолога из медицинского центра, но мать просто «отшила его», сказав, что сама найдет кого нужно без его помощи. Он сказал, что это было типичной манерой матери, способом, каким она контролировала его «и все остальное». Затем мать убедила психиатра, что позаботится о том, чтобы найти хорошего «консультанта».

Позже, когда мне довелось в течение года руководить стационаром для подростков, я смог убедиться, что этот случай был лишь одним из многих, когда подростки жаловались на схемы приема лекарств. Я был потрясен тем, какое число подростков и в каких дозах принимали сильнодействующие нейролептики. Рэймонд «сидел» раньше на семи препаратах.

Мне захотелось услышать, как идут дела с психотерапией. По рассказам Рэймонда, мать действительно нашла специалиста в городке, где они жили. Он сказал, что его психотерапевт оказался «нормальным парнем» и что он ему нравится. Он описал его как душевного человека, совсем непохожего на его холодного отца. Мать также говорила, что он обходится им дешевле.

Я спросил, знает ли он специализацию своего терапевта.

– Специализацию? Вы про образование? Ну, он просто сказал, что он «психотерапевт». Это важно?

Мне совсем не хотелось подвергать сомнению репутацию этого консультанта или терапевта, тем более я не был с ним знаком. Рэймонд, по-видимому, чувствовал себя лучше, и он доверял этому человеку. Я не хотел раскачивать лодку, хотя у меня появились некоторые сомнения.

Позже выяснилось, что мать Рэймонда устроила его в местный ветеранский госпиталь, потому что оплата за лечение покрывалась за счет страховки Агентства по делам ветеранов, которая была у его отца. Кроме того, оказалось, что она выбрала этого терапевта по той причине, что они вместе посещали одну группу евангелического общения в ее церкви. Она считала, что терапевт, должно быть, хороший человек, хотя практически ничего о нем лично не знала.

Эти новости не добавили мне спокойствия.

Мать настояла на том, чтобы Рэймонд лечился обязательно у специалиста по посттравматическим стрессовым расстройствам (ПТСР). Она давно уже старалась убедить Рэймонда, что его единственная «настоящая» проблема заключается в травме, вызванной поведением отца – который либо просто отсутствовал в его жизни, когда был в очередной долгой командировке, либо вел себя крайне неуравновешенно, когда оказывался на короткое время дома. Рэймонд рассказывал, что родители «все время ссорились, а иногда дело доходило даже до рукоприкладства с обеих сторон. Но никаких синяков, ничего серьезного. Меня отец никогда не трогал. А вот она сильно психовала. Я даже сам как-то раз ее ударил… Потом целый месяц ходил наказанный».

Я знал, что лечение пациентов с пограничными расстройствами – непростая задача и чем лучше подготовлен терапевт, тем лучше будет и итоговый результат. Мне была близка в этой связи позиция Кернберга, который считал, что адекватная динамическая терапия, проводимая со вниманием и чуткостью, лучше всего подходит для пациентов такого типа.

Осторожно выбирая слова, я снова поинтересовался:

– Ну как, узнал что-нибудь новое о своем психотерапевте? Где он учился, где практиковал?

Тут Рэймонд вспомнил, что тот как-то раз назвал себя «групповым консультантом». По его словам, он прошел онлайн-обучение по «исследованиям травм». Он бросил колледж, потому что не любил учиться, записался в армию и улетел во Вьетнам. В клинике он был в основном ради своих братьев-ветеранов, желая помочь им «прожить их травмы» и решить проблемы с наркотиками – как смог это сделать он сам со своей жизнью.

Честно говоря, и эти новости меня не успокоили.

– А, вот еще что, – продолжил Рэймонд. – Он иногда называет себя «травмапевтом». Говорит, что получил травму на войне и знает, что это может проявляться через различные симптомы, ну, примерно как у меня.

Рэймонд сказал, что консультант объяснял ему, что травма – это ключ почти ко всем проблемам каждого человека. Он также говорил, что пережил тяжелое ПТСР и ему до сих пор иногда снятся кошмары. Консультант думал, что если бы Рэймонд «нашел свою травму», то его дела быстро пошли бы на поправку.

После этого Рэймонд сделал многозначительную паузу.

– А я все-таки нашел свою травму! – выпалил он задорно несколько секунд спустя.

Мне показалось странным, что такой действительно умный молодой человек, как Рэймонд, не имеет никакого представления о том, что ему нужно. Но я напомнил себе, что он слишком молод и незрел. Кроме того, он вырос в неблагополучной семье, где никто и никогда не помогал ему понять его эмоции, не говоря о том, чтобы научить правильно справляться со своим гневом. Ко всему, его мать настолько дискредитировала психологию, что неудивительно, что он заблудился в этом лесу.

Но то, что сказал Рэймонд после, встревожило меня намного сильнее.

– Он иногда меня вводит в гипноз. Как раз во время сеанса я и начал вспоминать, с чего начались все мои проблемы.

Консультант знал, что Рэймонд увлекается компьютерной игрой «Dungeons and Dragons» и любит смотреть фильмы с сатанистскими сюжетами. Он предположил, что эти увлечения, должно быть, связаны с какими-то более ранними событиями.

Консультант начал вводить его в гипноз, чтобы посмотреть, не вспомнит ли он в этом состоянии что-нибудь важное, имеющее отношение к этой теме.

– Думаю, мы наткнулись на золотую жилу, – сказал Рэймонд с улыбкой. – Воспоминания стали выходить наружу. Все довольно расплывчато, но он сказал, что там большой смысл. Что я точно помню… Однажды днем, кажется, это было уже после обеда, я пошел в церковь вместе с моей матерью. Думаю, мне было лет шесть, потому что именно тогда там и служил тот священник. В общем, я помню, как мать сидит на скамейке с какими-то женщинами, они о чем-то сплетничают, а я отошел от нее и как-то оказался возле комнаты пастора, где он обычно давал наставления прихожанам. И дверь была приоткрыта. А дальше… Я видел все смутно, но помню, он совершал там какой-то ритуал. Взял маленького ребенка и перерезал ему горло…

Меня крайне поразили эти слова, но я постарался не подать виду. Я попросил Рэймонда продолжить его рассказ.

– По меньшей мере, я думаю , что так было. Консультант говорит, что это имеет важный смысл. Даже мать, когда я рассказал ей об этом, сказала, что, скорее всего , такое происходило. Ее друзья с запада посылали ей истории про такие случаи, и она книгу какую-то читала об этом. Она говорит, что в этой стране это большая проблема, а ФБР все знает и покрывает.