Стив Мэдден - Одержимый обувью. От багажника автомобиля до международной империи с выручкой в миллиард $

Я постоянно думал о новых сделках, новой модели туфель, новом приливе кайфа, новом подтверждении того, что меня ценят и я приношу пользу. Если я не играл в гольф с парнями, то бо€льшую часть выходных проводил в наших магазинах, разговаривая с покупателями и мотивируя персонал. В субботу утром я обычно вылетал в Детройт, целый день проводил в торговом зале одного из наших магазинов, в воскресенье летел с той же целью в Чикаго и в ту же ночь возвращался домой. Иногда я проводил все выходные в одном из наших магазинов: в Сохо или в торговом центре Roosevelt Fields. Вся моя жизнь была посвящена компании, и я наслаждался каждой минутой.

К тому времени я отправлял своих разведчиков по всему миру, чтобы искать многообещающий дизайн обуви, который в последующем мы адаптируем и создадим туфли бренда Steve Madden. Я шел по коридору нашего здания в Лонг-Айленд-Сити, когда на подходе к моему офису ко мне подошел один из таких разведчиков. Он держал в руках туфлю, которую увидел на фабрике в Испании. Это были обыкновенные сланцы с верхом из эластичной ткани.

«Ух ты, здорово», – сказал я, сбавляя шаг, чтобы внимательно рассмотреть их чуть ближе. Я крутил сланцы в руках и восхищался их гениальной простотой. Я сразу понял, как мы изменим эту модель, чтобы придать ей традиционный вид Steve Madden: добавим большую платформу и расширим носок. Это была бы идеальная летняя обувь для всех девушек, которым нравились наши лоферы. «Они будут пользоваться огромным спросом», – сказал я разведчику, прежде чем повернулся к нему спиной и понес образец Рэйчел.

Шлепанцы, которым мы дали название Slinky, стали моделью обуви, которая принесла нам первый миллион долларов. В то лето казалось, каждая девушка в Америке ходила в шлепанцах Slinky, в носовой части виднелись накрашенные ногти, а задняя часть шлепанцев приятно касалась подошвы ног.

Часто звучит слово «культовый». Возможно, я использовал его в этой книге уже множество раз. Но это слово идеально описывает то, какое влияние Slinky оказали на обувную индустрию. Если вы парень или слишком молоды, чтобы помнить о таких вещах, спросите об этом любую женщину, которой в 1996 году было от двенадцати до сорока лет, и я уверен, она поделится с вами ностальгическими воспоминания о своем знакомстве со Slinky. Покупателям нравилась наша обувь, мы зарабатывали деньги, и я был в восторге от такого успешного сочетания творчества и торговли – то, о чем я всегда мечтал.

Но радость от успеха вскоре утихла из-за туч, нависших над Stratton и, вероятно, всеми лицами, вовлеченными в их дела. Я не знаю, когда федералы связались с Джорданом и когда он фактически начал с ними сотрудничать. Наверное, какое-то время они вставляли палки в колеса его компании, но для меня стало неожиданностью, когда в 1996 году они закрыли Stratton Oakmont, отстранив Джордана и других брокеров от торговли ценными бумагами. Все эти деньги, запал, амбиции и жадность внезапно испарились. Оказались пшиком. В это с трудом верилось.

На тот момент никому еще не предъявили официального обвинения, но это был лишь вопрос времени. Я старался не думать об этом, но во мне поселился страх, что придется расплачиваться за все те сделки, которые я заключал с ними. Этот страх усиливался день ото дня. Что сделано, то сделано. В тот момент мне ничего не оставалось, кроме как жить в привычном ритме и надеяться на то, что я не попаду под обстрел.

По иронии судьбы комиссия по ценным бумагам закрыла именно Stratton Oakmont, потому что к тому времени, помимо них, открылись десятки подобных контор. Они задали эту тенденцию и добились наибольшего успеха на этом поприще, но они далеко не единственная фирма, которая использовала похожие схемы. Джордан проявил смекалку и сразу понял, что, делая ставку на мусорных акциях других брокерских компаний, он все еще сможет получить прибыль от индустрии, которую построил. У него остался секретарь, но не было рабочего места, поэтому я предоставил ему офис в нашем здании Long Island City. Он занимался игрой на понижение: брал в кредит ценные бумаги и продавал, понимая, что во время вывода акций на биржу их стоимость, скорее всего, будет завышена и он сможет выкупить их позже, чтобы покрыть позаимствованную сумму по более низкой цене.

Некоторые сотрудники чувствовали неловкость в присутствии Джордана. Но что мне оставалось делать? Я заключил сделку с дьяволом, и теперь дьявол ходил по моему офису, размахивая клюшкой для гольфа и читая проповеди о том, как я должен вести свой бизнес. Когда Джордан не был под кайфом, мы отлично проводили время. Но он злоупотреблял наркотиками и, как правило, к полудню был уже сам не свой. Я брал его с собой на собрания наркозависимых, чтобы помочь ему покончить с зависимостью, но эта привычка не прижилась. Я не виню Джордана. Нависающая угроза попасть за решетку – плохой мотиватор раз и навсегда бросить наркотики.

Доходы Джордана резко упали по сравнению с тем, сколько он зарабатывал в Stratton, поэтому встал вопрос о его доли в акциях компании Steve Madden, которые я специально сохранил для него после IPO. Он периодически говорил мне: «Сапожник, надо бы забрать у тебя эти акции».

Я просто отмахивался или отвечал: «Посмотрим, что можно сделать». Он отпускал ситуацию, а спустя пару дней или недель снова поднимал эту тему. Я знал, что, как и все связанное со Stratton, в итоге аукнется мне, но я откладывал неизбежное насколько это возможно.

Сначала неутешительные новости пришли оттуда, откуда их совсем не ожидали. Во время профилактического обследования врачи обнаружили у моего отца опухоль. В середине операции по ее удалению у моего отца случился сердечный приступ. Он не пережил это.

Ему было за восемьдесят, и его здоровье сильно ослабло. Смерть отца серьезно на меня повлияла. В ту зиму я провел много времени во Флориде, чтобы помочь маме все организовать и приспособиться к жизни без отца. К тому времени я достаточно зарабатывал, чтобы оказать ей финансовую поддержку, и по иронии судьбы теперь маме помогал наименее любимый из трех сыновей.

Из-за постоянных переездов между Нью-Йорком и Флоридой мой привычный распорядок дня был нарушен. Я перестал часто ходить на собрания, а по ночам не смыкал глаз, размышляя об отце, обуви, Stratton и о миллионе других вещей. Я знал, что мама начала страдать от бессонницы после смерти отца и поэтому принимала снотворное. Однажды ночью я не выдержал, пошел в ванную комнату и взял немного таблеток из ее аптечки.

Если вы не наркоман, то может показаться, что в этом нет ничего особенного. Кому помешает немного снотворного, чтобы засыпать после смерти отца? Но для наркомана не существует безопасной дозы, если идет о психоактивных веществах. Как только я выпил таблетки, в голове появилась мысль, а не попробовать ли препарат с более сильным эффектом.