Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

Вот так с легкой руки Тяжельникова и на ставке народного артиста СССР я проработал в Укрконцерте полтора года.

В Киеве я познакомился со многими композиторами-песенниками и с некоторыми из них успел поработать. Владимир Быстряков предложил мне спеть песню «Куда уехал цирк». Аранжировки не было, была просто музыка, положенная на стихи. Песня показалась очень удачной, но она была жанровой, а я до этого в основном исполнял лирические песни.

Мы с Владимиром долго работали над фонограммой в студии. Работа над аранжировкой затянулась — не хватало изюминки. И тогда, прослушав мелодию в очередной раз, я предложил в проигрыше наложить «ха-ха-ха» — идея понравилась, и через пару дней фонограмма была готова. Я наложил в студии голос, где в модуляции было верхнее до. Мы сразу же приступили к съемкам видеоклипа. Я уехал в Москву на сессию. Тем временем в Киев прибыла съемочная группа «Песня года-82». Володе Быстрякову нужно было, чтобы эта песня прозвучала в «Песне года». Он знал, что она «выстрелит». Быстряков позвонил мне и сказал, что нужно приехать и устроить банкет, чтобы эту песню записали. Но Ольга настояла, чтобы я ни в коем случае этого не делал. «Мулявин никому ничего не платит», — твердо заявила она.

Я не поехал, и все переиграли — отдали песню Валерию Леонтьеву. Тот ее записал, и записал, нужно отметить, очень хорошо. Песня стала «хитом», и ее еще очень долго крутили по телевидению. Для Валерия Леонтьева она стала трамплином к популярности и его визитной карточкой.

Конечно, я наблюдал за творчеством «Песняров». Так уж совпало, что у ансамбля после моего ухода тоже были не лучшие времена. Менялись участники ансамбля, приходили новые исполнители — и хорошие, и плохие.

Новомодные группы появлялись как грибы после дождя, привлекали ненадолго новизной и также быстро исчезали. И когда слушатель пресытился музыкальной халтурой, «Песняры» опять стали востребованы. Те концерты, которые проходят с переаншлагом, показывают, что слушатель истосковался по хорошей музыке, по музыке, которая заставляет сопереживать.

Укрконцерт — это, конечно, хорошо, но жить на два дома было тяжело. Надо было работать в Минске, вечно же ездить не будешь. Я решил попробовать себя в качестве солиста Государственного радио и телевидения. Пришел к Геннадию Николаевичу Буравкину, возглавлявшему эту структуру, — умнице, замечательному человеку и поэту. Он меня принял и сказал: «Конечно, я возьму тебя солистом. Но пока нет штатной единицы, поработай музыкальным редактором». Несколько месяцев в редакции я занимался музыкальными фондами, составлением программ. Затем я десять лет был солистом Государственного радио и телевидения. За это время записано много песен.

Когда я работал солистом в Дирекции музыкальных коллективов Белорусского телевидения, директором этой структуры был Колисниченко. Он окончил консерваторию и попал в Оперный театр. Он был неплохим лирическим тенором, но у него возникли какие-то проблемы со здоровьем, и его уволили из театра за профнепригодность. Однако, видимо, зависть к тем, кто работает на сцене, у него осталась. Колисниченко благодаря связям был назначен директором эстрады в филармонию. Там он многим вокалистам изрядно «попортил крови», а когда уволился, в филармонии вздохнули с облегчением. И как у нас принято — за развал на повышение, — его перевели директором музыкальных коллективов на Белорусское телевидение и радио.

Идея послать в Чернобыль белорусских артистов, когда еще не прошло и года после трагедии, родилась в его больной голове. Наверху эту идею, конечно, поддержали. Раз проходят в Чернобыле концерты, значит и радиации нет никакой, людям можно не волноваться.

На собрании спросили, есть ли добровольцы. Поскольку коллектив у нас был в основном женский, вызвались я, Юрий Смирнов, Асик Сухин. Тамара Раевская согласилась разбавить наше мужское трио. Вместе с нами выступал и камерно-инструментальный ансамбль.

Некоторые концерты длились по три часа. Мы жили почти неделю в Хойниках. Познакомились там с Василем — командиром вертолетного звена, работавшего в Чернобыле. Он предложил нам пролететь возле самого реактора. Мы с Юрием Смирновым сдуру согласились. Ни дозиметров, ни специального оборудования у нас, конечно же, не было. Мы сели в вертолет и сделали несколько кругов над четвертым блоком. По прошествии нескольких месяцев Юрию Смирнову сообщили, что Василь скоропостижно скончался. Ну а мы на пятый день, получив книжки о дозах полученной радиации, благополучно уехали.

Позже, будучи в Америке, я, Ольга и Рика обследовались на предмет радиации в Сиэтле, в Фрэд- Хатчинском центре. Нас уверили, что все в порядке. Единственное — у всех троих была увеличена щитовидная железа. Но врач показал нам карту с данными о болезнях. На ней было отмечено, что у всех белорусов увеличена щитовидка по причине отсутствия моря и морепродуктов.

С Данчиком мы познакомились, когда «Песняры» второй раз приезжали в США на гастроли. Он пришел к нам на концерт в театр «Маджестик» и пригласил к себе домой. Мы с Толей Кашепаровым согласились, хотя это было запрещено и нам говорили, чтобы мы воздерживались от встреч с американцами из-за возможных провокаций. Приехали к нему домой, разговорились. Данчик очень хорошо знал репертуар «Песняров».

Пели песни, фотографировались. Я тогда показал Данчику несколько упражнений для голоса, для дыхания. К тому моменту у Данчика уже была записана пластинка, которая называлась «Белорусочка». Его голос меня поразил: мягкий, чистый тенор, он звучал очень проникновенно. Данчик пообещал приехать ко мне в гости В Минск. Но миновало двенадцать лет, прежде чем это осуществилось.

Данчик приехал по моему приглашению вместе с мамой. Они остановились у нас с Ольгой, на улице Комсомольской. Интересно, что, когда он приехал к нам, позвонили из ЦК комсомола и предложили оплатить его расходы за дорогу и поселить в хорошей гостинице. А Данчик на это, сказал: «Я приехал к Леониду Борткевичу в гости. У него и останусь».

Было организовано три концерта с участием Данчика: в Доме литераторов, в университете и во Дворце профсоюзов. В концерте принимали участие Ольга, Сяржук Соколов-Воюш, молодой поэт, с которым я тогда впервые познакомился, но знал о его творчестве по песне «Аксамiтны вечар». Концерты проходили довольно эмоционально. Приезд Данчика совпал с волной национального возрождения, и на концертах присутствовало много молодежи, представителей Народного фронта, моих старых знакомых: поэт Некляев, режиссёр Пташук и другие. Все залы были переполнены, люди стояли в проходах. Я был рад тому, что Данчика услышали и признали на родине. Мы записали две песни: «На вуліцы мокр» с камерно-инструментальным ансамблем радио и телевидения, и «Калыханку», которую потом ещё долго крутили на белорусском телевидении.