Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

У меня в те дни была большая проблема: найти кока-колу, которую Данчик очень любил и которой в Беларуси не было. Я помню, что через знакомых раздобыл пару ящиков пепси.

Мы съездили в Полоцк, на родину Сержука Соколова-Воюша. С мамой Данчика посетили родину Янки Купалы деревню Вязанка. Она не могла поверить. что когда-нибудь увидит Минск, железнодорожный вокзал, откуда уважала во время войны.

На концертах зрители могли не только слушать песни, но и задавать вопросы. Данчик — очень интеллигентный молодой человек, и это наряду с изумительным голосом производило огромное впечатление на аудиторию. Я за все годы творчества не помню подобной доброжелательной атмосферы в зале.

Деньги за концерты я отдал маме Данчика, а она раздала их своим родственникам, живущим в Беларуси.

Позже была еще одна моя поездка в Америку, где я выпустил свою кассету, и мы с Данчиком записали совместный альбом «Мы адной табе належым». Записали его в Нью-Йорке всего за пять дней. Деньги на выпуск этого альбома тогда собрали белорусы в Америке. Для фотографии на обложку специально пригласили дорогого фотографа. На этой фотографии мы стоим, обнявшись, возле камня в нью-йоркском парке.

В Кливленде был большой праздник: открытие дворца белорусской культуры. Приехали туда белорусы со всего мира. Там выступали Данчик, Соколов-Воюш и я.

Прошло еще двенадцать лет, и мы снова встретились с Данчиком. На этот раз — в Праге, на празднике, посвященном Дню независимости Беларуси. Данчик мне сказал, что уже больше трех лет он не поет, что у него сейчас очень ответственная работа на радио «Свобода» и на творчество не хватает времени. Но я очень надеюсь на то, что он все-таки сможет приехать в Минск и мы организуем серию совместных концертов по Беларуси.

Насколько Ольга была популярна в Америке, говорит хотя бы тот факт, что ее именем назвали свыше двухсот гимнастических клубов.

В годовщину мюнхенской Олимпиады Ольгу Корбут пригласили в одну из самых популярных американских телепередач — «Гуд монинг, Америка». Ольгу, которая на Олимпиаде завоевала три золотые медали, отвезли в Мюнхен, и на площади в центре города, при большом скоплении людей, она давала интервью для американского «Доброго утра».

Как-то популярнейший американский спортивный журнал «Спорт иллюетрейтед» праздновал свое сорокалетие. В юбилейном номере были названы лучшие спортсмены мира за последние сорок лет — и не просто лучшие, а те, кто внес какой-либо вклад в спортивное движение или каким-то образом повлиял на его развитие. Там были и Кассиус Клей, и Пеле, и Навратилова, и Пэти Флеминг, и многие другие знаменитые спортсмены. Но на обложке поместили фотографию Ольги с надписью: «Фром рашша уиз шарм». Нас с Ольгой пригласили тогда на этот юбилей. Ольге подарили часы «Ролекс», а мне галстук от знаменитого кутюрье Миллера.

Если бы Ольга уехала в Америку в зените своей славы, она бы сейчас имела огромный счет в банке и сколько домов по всему миру. Ей предлагали грандиозные контракты. Требовалось только одно — остаться там. Но как это было тяжело сделать в то время! Ведь здесь оставались мать, отец, сестры. На них бы обрушился гнев властей, идеологический пресс, который мы на себе каждый день ощущали.

После того как Ольга приняла решение оставить гимнастику и вышла замуж, мы стали невыездными.

Так уж получилось, что мы жили в доме работников КГБ БССР. Машеров предложил нам квартиру на улице Танковой, но она нам не понравилась. Это была четырехкомнатная квартира с очень маленькими комнатами. Ольга позвонила Петру Мироновичу и попросила его дать квартиру, пускай с меньшим числом комнат, но с большим залом, в котором можно было бы принимать прессу и гостей. Нам были предложены три квартиры на выбор из старого жилого фонда. Мы поехали смотреть первую, расположенную на улице Комсомольской, недалеко от стадиона «Динамо», другие даже смотреть не стали. Позже мы узнали, что до нас в этой квартире жил начальник областного управления КГБ.

Соседями были Мастицкие. Они частенько заходили в гости, у нас вообще был гостеприимный дом. И как-то, выпивая, Володя Мастицкий мне признался, что в КГБ люди пять лет получали зарплату только за то, что каждый день следили за нами. В КГБ, кстати, были абсолютно уверены, что я женился на Ольге лишь для того, чтобы сбежать с ней за границу. Ольгу приглашали в Америку часто, но все эти приглашения оседали в Спорткомитете в Москве.

Один раз к нам все-таки дошло приглашение от журнала «Пипл» приехать с семьей в Америку для интервью. Мы отправились в Москву, в АПН. Там нам сказали: «Хотите поехать? Платите деньги- 5 тысяч рублей». И на наши возражения — мол, как же так, вот приглашение, принимающая сторона берет все расходы на себя, нам ответили, что здесь правила устанавливают они. Не заплатите — никуда не поедете. Мы не стали платить, да к тому же были уверены, что даже если найдем деньги, они тут же в ответ отыщут еще десять причин, чтобы нас не выпустить вместе.

Был еще и такой случай. ЦК ВЛКСМ организовывал двухмесячную поездку на Кубу вместе с «Песнярами». Мы должны были отправиться теплоходом через Атлантику. Я написал письмо Тяжельникову с просьбой разрешить нам поехать на Кубу всей семьей. Он тогда был первым секретарем ЦК комсомола, но даже это не помогло, нам так и не разрешили поехать. Да и «Песняров» тогда, по-моему, тоже не пустили.

В Америке Ольгу не раз спрашивали, почему она не приезжала по приглашениям, которые ей высылали. Что можно было ответить? А американской стороне говорили, что Корбут все время болеет. Вот такие были «веселые» времена.

У Ольги дела шли все хуже и хуже. Ее настроение передает интервью, данное в 1989 году нашему другу, журналисту Александру Борисевичу. Я приведу некоторые выдержки.

— Ты как будто не очень счастлива последние годы?

— А с чего бы, скажи, пожалуйста, мне быть счастливой? В 77-м я закончила выступления, и меня пинком отовсюду выгнали.

— По-моему, ты сгущаешь краски. Ту же стипендию в триста рублей тебе продолжали платить.

— О стипендии еще поговорим… Только ведь пойми: деньги — не главное. Я разом, ну просто в одночасье, перестала быть интересна и нужна кому-либо в спорте. Те, кто вчера еще бегали на цыпочках — Оленька, ах, Оленька!», — разве что здороваться не перестали, да и то сквозь зубы. Это очень тяжело — быть выброшенной из вагона: дальше, девушка, ножками, ножками… Я ведь не просила носиться со мной как с писаной торбой, ради бога. Но пригласите на чемпионат и Кубок страны, отправьте в зарубежное турне со сборной (почему бы нет, и не один раз причем), поздравьте с днем рождения наконец. Да мало ли?.. А так: вот тебе триста рублей, милая, будь счастлива и не приставай с глупостями.