Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

— О каких поездках может идти речь, если в вашем коллективе есть такие музыканты, как Бадьяров!

И Бэде пришлось увольняться. Он уехал в Ленинград, проработал какое-то время с «Поющими гитарами», с Понаровской и Асадулиным, участвовал в создании одной из первых рок-опер «Орфей и Эвридика». Где-то на гастролях его творческий путь пересекся с тогда еще никому не известным гомельским ансамблем «Сябры». Ему предложили стать художественным руководителем этого коллектива. Именно с Бадьярова и началась популярность «Сябров».

Валик не любил хамства, был обидчивым человеком и всегда хотел уехать за границу, что в конце концов и сделал. Теперь он живет в Германии, в Аахене у него свой дом. Прекрасный скрипач, он дает концерты с симфоническим оркестром Франкфурта и Кёльна, ездит по Европе со своим камерным составом.

Толя Кашепаров — знаменитый солист «Песняров». Анатолий пришел в ансамбль уже после меня. Он певец с уникальным голосом и очень характерным, своеобразным тембром. До «Песняров» Толя работал солистом в ресторане гостиницы «Юбилейная», а параллельно учился в Молодечненском музыкальном училище. В этом ресторане мы его впервые услышали, сразу пригласили к себе в ансамбль — и не ошиблись.

В профессиональном плане Толя был просто безупречен. Запомнился он по таким «знаковым» песням, как «Спадчына», «Я не могу иначе» и «Вологда». Красавцем Толю назвать нельзя, и по натуре он был довольно застенчив, — но все равно девушки его очень любили.

Толя обожал автомобили. Автомобили были его коньком. Великолепный водитель, он проводил с автомобилем массу времени (в ущерб, разумеется, семье).

А еще у Толи было очень много родственников И когда случались заграничные гастроли, Толя экономил, чтобы привозить родственникам подарки. Помню, во время первой поездки по Америке суточные у нас составляли всего девять долларов, и Толя почти ничего не ел. А я на обед покупал себе пиво и сэндвичи с ветчиной — и иногда обнаруживал, что ветчину кто-то аккуратно подъел. Но такое мелкое жульничество Толю не спасло, и на одном из концертов он упал в голодный обморок. И тогда Мулявин обязал меня водить Толю Кашепарова несколько раз в неделю в ресторан.

Теперь Толя живет в Америке, музыкой почти не занимается, имеет свой небольшой бизнес. Мы с ним изредка перезваниваемся, и я всегда искренне рад его слышать.

Владислав Мисевич — тоже один из тех, кто был с Мулявиным с самого начала, еще с «Лявонов». Этот очень гибкий музыкант мог петь фальцетом, мог играть на любом инструменте.

Он честный человек и нежадный. Но у него была очень сложная роль в ансамбле.

Владимир Мулявин никогда не срывался, не «выговаривал» музыкантам (кстати, и я сейчас, оказавшись на его месте, стараюсь поступать так же — это хороший опыт) и все свои упреки и замечания доводил до сведения музыкантов через Мисевича. И так получилось, что Влад стал змеем — у него и прозвище было «Змей». Хотя сам он прямой и незаурядный человек.

А вообще из «Песняров» выросло очень много достойных музыкантов: Бернштейн, Гилевич, Молчан, Эскин, Тышко, Поливода… Каждый из них — личность, и каждый из них внес немалый вклад в развитие как белорусской, так и общемировой музыкальной культуры.

Еще я хочу сказать несколько слов о Юре Денисове — солисте ансамбля «Песняры» и моем замечательном друге. Юра впервые появился на одной из наших репетиций — мы тогда гастролировали в Киеве, наши концерты проходили в концертном зале «Украина». Интеллигентный на вид парень, в костюме и галстуке. Представился: «Денисов», — и спел песню: «Снег, до чего красивый снег, я по снегу как во сне…»

Это было потрясающе! Настолько проникновенно и с такими лиричными интонациями, что я сразу сказал Мулявину: «Надо брать мальчика». Хотя, к примеру, Толя Кашепаров был против. Он воспринял это с прагматической точки зрения: раз больше солистов, значит, меньше будет сольных песен исполняться каждым из нас. Но Юру взяли в состав ансамбля, и он стал первым исполнителем песни «Беловежская пуща».

Грустно получилось с Юрой, когда «Песняры» в первый раз собрались ехать в Америку. Мама Юры была первым секретарем Минского района в Киеве, а отец — главный военпред авиационного завода имени Антонова. И когда мы стали оформлять документы, выяснилось, что Юра категорически невыездной. Нас это просто поразило: он же сын людей, которые сами являются олицетворением советской власти, почему же эта власть им не доверяет? Логика мне была совершенно непонятна тогда, непонятна она и сейчас. И я помню расстроенного Володю Мулявина, помню, как он подошел к Юре и сказал: «Извини, Юра, что так получилось».

Как будто Мулявин чувствовал вину за всю эту систему.

После того как Мулявин выдернул меня из «Белгипросельстроя», мы приехали в филармонию. Я знакомлюсь с ребятами — Мисевичем, Валерой Мулявиным, Тышко, Демешко, Бадьяровым, а Володя Мулявин говорит:

— Вчера я под впечатлением от твоего голоса написал песню. Давайте репетировать.

Сел за рояль. Это была «Александрина».

Через пару дней состоялся мой дебют на творческом вечере белорусского поэта Аркадия Кулешова. Концерт проходил в Москве, в Колонном зале Дома союзов. На меня надели костюм Влада Мисевича, который мне был великоват, и выпихнули на сцену. В этом зале и — акустика не очень, и зрители сидят слишком близко, практически перед тобой. И ты — будто под рентгеном.

Я поначалу сильно волновался, но как только запел, то забыл обо всем. Голос полился, все прошло очень хорошо. Я спел прекрасно — ребята даже качали меня на руках после выступления.

К слову, на том концерте присутствовал Король — председатель Белгосстроя, который мне потом сказал: «Может, ты и стал бы замечательным архитектором, но тогда в Беларуси не было бы такого замечательного певца — Борткевича».

После этого выступления у нас сразу начались гастроли по Дальнему Востоку — в течение полутора месяцев мы давали по нескольку концертов в ден.

Ставки в филармонии тогда были небольшие, но если филармония «горела» (то есть не выполняла план), то приглашала известные коллективы, — чтобы был гарантированный стопроцентный аншлаг. А платили таким коллективам из фондов филармонии по ставкам в два раза выше.

Аншлаг «Песняры» обеспечивали, поэтому нас всюду приглашали. Это была фантастическая популярность: публика брала кассы с боем, огромные очереди за билетами, конная милиция, девочки, бегущие за автобусом…

Слава «Песняров» росла, как снежный ком.

После гастролей по Дальнему Востоку я получил свою первую зарплату в «Песнярах», что-то около пяти тысяч рублей. По тем временам огромная сумма — примерно столько стоила новая «Волга». Мы с мамой никогда таких денег и в руках не держали.