Сергей Шойгу - Про вчера [litres]

Вернулся к нефтянику. Вижу, всё понял сам.

– Налей водки.

Выпил залпом стакан. Жадно выкурил папиросу.

– Ну всё, мужики. Пока. Подымай. Мать её…

Держали мы его почти сутки. Дальше, казалось, день и ночь стали бесконечными. Это был первый и последний случай, когда четверо суток на ногах.

Собирали там, как всегда после катастроф, ценные вещи, документы, охотничье оружие. Поставили парту из школы, вроде как пункт сдачи. Видим: женщина в возрасте, начальственного вида, но сильно растерянная, и милиционер, слегка выпивший. Говорю им:

– Принимайте находки.

– Не можем.

– Надо. Пишите акты сдачи и приёмки с описанием всего, что сдаём.

Землетрясение не причинило вреда памятнику вождю. Устоял. Как в песне «Ленин всегда живой». Кто-то надел ему респиратор. Памятник стал главным ориентиром на завалах.

Приехал губернатор Фархутдинов, сказал:

– Уже больше двух тысяч погибших. Со спасёнными понятно. Заработали двадцать шесть воздушных мостов, перебрасываем вертолётами, самолётами во все города и больницы Дальнего Востока и Сибири. Погибших хороним. Где людям жить? Города нет. Новый построим не скоро…

Именно тогда появились первые жилищные сертификаты. Расселили всех за месяц по Сибири и Дальнему Востоку. Сотни, тысячи вопросов, проблем, судеб. Каждая из них достойна отдельного рассказа.

Вспоминается сильная, неунывающая женщина, которой придавило обе ноги. После ампутации в Хабаровске осталась одна. У неё погибли все близкие, муж, дети. Через несколько лет узнал, что она вышла замуж, родила. Невероятной крепости люди. И таких историй сотни, как и людей, которые боролись за каждую жизнь. И за свою, и за других.

Впрочем, боролись не только люди. Был среди спасателей спаниель Лёнька. Первый герой тех событий, нашедший под завалами около трёх десятков человек, несколько кошек и своих домашних соплеменников. Тогда даже не думали, что пройдёт два-три года и у нас будут специальные школы-питомники и десятки четвероногих готовых героев-спасателей.

Что касается города, его нет. Пропал с карты, из жизни страны. Рекультивировали. Осталось кладбище, памятники. Могилы с именами и фотографиями. И братские захоронения, в которых упокоились изуродованные, неопознанные тела. Каждый год весной люди на острове собираются и едут туда. Те, кто выжили. Те, кто спасали. Дорога к Нефтегорску исчезает, зарастает, и проехать можно только на подготовленных машинах.

Иркутск, 1997 год, зима. Авиакатастрофа. На город рухнул «Ан-124» – один из самых больших самолётов в мире. Он направлялся во Вьетнам и перевозил в своём огромном чреве два истребителя «Су-27». На продажу, для иностранного заказчика. Самолёт взлетел с местного аэродрома, двигатели отказали, и он упал прямо на жилые дома. Тут же загорелись десятки тонн авиационного топлива. В этом кипящем аду погибли семьдесят два человека, многие были ранены, получили ожоги. Выжгло всё вокруг: деревья, гаражи, машины, горела сама земля.

Когда огонь удалось потушить, спасать на руинах оказалось уже некого. Спасали тех, кто оказался вблизи. А рядом были школа, детский дом, другие дома – несколько деревянных бараков. Гигантский хвост самолёта оторвался от фюзеляжа и разрезал стену одной из уцелевших кирпичных пятиэтажек. Так и застыл. Жуткая картина. Но в памяти остаются прежде всего пострадавшие люди.

Вспоминаю семейную пару, отца и мать. Отправились в гости с двумя маленькими сыновьями, поэтому спаслись. Через некоторое время мальчишки побежали домой, выгуливать собаку. В этот момент самолёт упал на их дом.

Родители с трудом опознали своих мальчиков. Одного по пряжке ремня, другого по почти сгоревшим ботинкам. Позже видел, как мать неподвижно стояла во дворе школы, раздавленная горем. Когда видишь людей в таком состоянии, то убеждаешься, что это не просто оборот речи. В эту школу приносили погибших и раненых, оттуда пострадавших забирала дежурившая скорая.

Мы уже завершили работу, уже сворачивали технику, а мать всё стояла и стояла, окаменев. Она не верила или, наоборот, верила, что вот сейчас, ещё немного – и найдут её мальчиков. Надо просто ждать… И вечность – не срок.

Часть детского дома сгорела вместе с детьми. Среди ребят там жили две сестры-сироты. Старшая погибла, когда рухнул «Ан». На её похоронах народу присутствовало немного: учителя, воспитатели, дети старших классов. И младшая сестра. Небольшого роста, она не доставала до верха гроба, поставленного на две табуретки, покрытые белой простынёй. Просто стояла рядом, держась за край худенькой ручкой, в казённом тёмном пальтишке. В этой крохе, казалось, сосредоточилось всё одиночество мира. Слёз не было. Но лицо, глаза, весь облик девочки вопрошал у взрослых: «Как же теперь?»

Через пару дней после трагедии мы, спасатели, приехали в детдом втроём. Стояли у входа, глядя на прощание с этой девочкой, зная, сколько ещё людей погибло, сколько горя принесла катастрофа. Появилось желание немедленно забрать сироту, увезти, помочь ей. Решил начать оформление. Но сложилось иначе.

По телевидению тогда непрерывно передавали репортажи с места трагедии, с похорон, из больниц. Рассказывали, как помогает пострадавшим страна, озвучивали цифры выплат, пособий. Со всего бывшего Союза, со всей Иркутской области съезжались, слетались на похороны дальние и близкие родственники.

Как рассказали местные органы опеки, на третий день вдруг появилась женщина из Украины, с порога представилась родственницей двух сестёр, показала документы, подтверждающие родство. Энергично, по-деловому ознакомилась со всеми выплатами, положенными на погребение, по утрате кормильца, единовременными. И в заключение сообщила: «Я её забираю».

Совсем не хочу думать, гоню от себя мысль, что девочке там, у родственников, было плохо и забрали её ради денег. Конечно, даже у дальних родственников лучше, чем в детдоме. Но хотелось спросить у той энергичной женщины, почему не вчера и не год назад она приехала, когда можно было забрать обеих сестёр?

На месте падения самолёта местные ребята-предприниматели построили храм во имя Рождества Христова. Когда бываю в Иркутске, заезжаю туда. Поставить свечу, вспомнить ушедших и выживших. В том числе ту девочку-сироту, которая, дай Бог, уже выросла. И надеюсь, счастлива.

Мы в то время знали, что у нас единственная женщина-космонавт – Валентина Владимировна Терешкова. Космонавты были людьми, которыми гордилась вся страна. Для меня они до сих пор люди-боги, абсолютно неприкосновенные, символы страны.

Однажды прилетает к нам Савицкий – маршал авиации. Просто в отпуск, в тайгу, на речку. И волею случая я попал в вертолёт, которым его повезли охотиться.