Иосиф Пилюшин - Снайпер Великой Отечественной

Я быстро встал и зашагал в хозяйственный взвод, чтобы не мешать ее горю. Но не успел я пройти и ста метров, как услышал позади быстрые шаги.

– Эй ты, бездомный! – окликнула меня Зина. – Куда шагаешь? Ты что, злишься?

– На тебя? Ты что, рехнулась? Я иду к ребятам поснедать. Очень рад, что встретил тебя!

Зина, глядя мне в глаза, укоризненно покачала головой:

– Зачем ты врешь? Я ведь все вижу. Ты думаешь, что девушке на фронте куда лучше сменить снайперскую винтовку на автомат и стать телохранительницей своего фронтового мужа… Жить в надежном укрытии, стучать на машинке, ведь это куда спокойнее, чем бить из винтовки по немецким стрелкам. – Строева схватила меня за руку, в ее глазах блеснули слезы. – Неужели ты, единственный человек, которому я верю, как себе, мог так обо мне подумать?!

– Успокойся, Зиночка, я ни минуты не думал о тебе плохо. Ты солдат и выполняешь приказ командира… А в чувствах своих ты сама разберешься.

– К черту философию. Один раз я послушалась своего сердца, а теперь очередь за рассудком. Я прошу тебя, дай мне винтовку.

– Зачем?

– Да ты что, ничего не знаешь? Ведь с утра немецкие снайперы закрыли доступ к передним постам роты лейтенанта Морозова. Троих наших убили. Нужно найти и прикончить этих снайперов, а то весь взвод перестреляют… А ты где-то гуляешь! Прихожу к тебе на перекрытие, а твой след простыл…

– Нет, Зина, винтовку не проси – не дам. Сам их найду.

Я быстро зашагал к траншее. Строева пошла за мной, наспех рассовывая по карманам платки, шитье и еще что-то.

– Все равно от тебя не отстану. Одного я тебя не отпущу, – дернув меня за рукав, сказала девушка. – Подожди меня здесь, пока схожу в свой блиндаж, а то мы больше не друзья. – Строева быстро побежала к штабному блиндажу, и не успел я свернуть самокрутку, как она вышла из укрытия со снайперской винтовкой в руке.

– Идем, – решительно сказала Зина, поравнявшись со мной.

Я мельком увидел, как выглянул из блиндажа майор Огурцов и нырнул обратно. Странный он был человек: даже спал, не снимая с головы стальной каски. Бойцы его не любили, считали трусом. Комбату явно не хотелось встречаться со мной. По приказу командира полка мне из-за ранения был в категорической форме запрещен доступ к траншее переднего края. Но в данном случае, когда взводу бойцов угрожала гибель от немецких снайперов, майор делал вид, что меня не замечает.

Когда мы вошли в траншею, нас догнал связной командира батальона и передал Зине приказ:

– Строева, срочно к комбату!

– Подожди, Иосиф, я сейчас.

Я присел на пенек. Мне вспомнилась рота Круглова, которую мы покинули с такой неохотой. Вспомнился майор Чистяков с его скупой улыбкой. Стало грустно…

Часто и глубоко дыша, ко мне подбежала Строева. Ее красивое лицо, раскрасневшись от быстрого бега, выражало твердую и какую-то злую решимость.

– Зачем тебя вызывал комбат?

– За неподчинение посулил штрафную – вот зачем.

Я посоветовал Зине вернуться.

– Никогда! Ты что, не понимаешь? Я снайпер и им останусь. Для этого и пошла на фронт…

Я уже успел изучить характер Зины. Строева не всегда бывала одинаковой. Иногда часами ходила задумчивая, молчаливая, а то начинала смеяться, шутить, петь, плясать. Нередко она часами просиживала, не поднимая глаз и не шевеля бровью, – и эта молчаливость сменялась каким-то бесшабашным настроением. Я любил видеть ее такой, когда в ней просыпалась настоящая русская удаль. Бывало, подойдет вплотную, прищурит глаза да так улыбнется, что кровь в жилах закипит. А только захочешь обнять ее – ускользнет, да еще пальцем погрозит… И вот снова рядом со мной стоит девушка, русский снайпер, строгий, отважный боец, готовый вступить в опасный поединок с врагом. За последний месяц мы как-то душевно сблизились. Я вспомнил, как однажды утром, когда мы приводили в порядок жилье, к нам в блиндаж пришла Зина. Она взяла меня за руку: «Осип, я была в Ленинграде, зашла к твоему сыну. Он очень хороший мальчик, и как обрадовался мне! – Она стояла рядом со мной, не поднимая глаз. – Ты знаешь, Володя принял меня за свою мать. Забрался ко мне на колени, обнял за шею и стал целовать: «Мама, ты теперь будешь ко мне приходить?» И я не могла отказать ему. А когда собралась уходить, Володя сказал: «Мамочка, принеси мне сахару». И я обещала…»

С этого дня Строева старалась как можно больше быть одна. При встрече со мной она опускала голову и стояла молча. Однажды утром, когда я зашел в снайперский окоп, там уже была Зина. Сидя у перископа, она распускала большую шерстяную варежку и вязала маленькие детские носочки. Каждую свободную минуту она что-нибудь мастерила Володе…

Прежде чем добраться до своего снайперского гнезда, нам пришлось проползти незамеченными по открытому месту метров сто пятьдесят. У западной стены разрушенного дома торчали к небу изогнутые взрывной волной железные балки, на которых и было устроено наше снайперское гнездо. Мы знали, что этот объект находится под непрерывным наблюдением противника. Если немцам удавалось заметить наше движение не только в развалинах дома, но даже вблизи его, они тут же начинали бросать мины, а иногда вызывали и артиллерийский огонь.

Я влез в гнездо первым, прикрыл амбразуру плащ-палаткой и до половины открыл стрелковую бойницу, затем подал руку Строевой. Зина быстро установила перископ, и мы тщательно осмотрели каждую складку местности: лощинку, бугорок, даже прутик, брошенный немцами на бруствер траншеи.

– Где же они? Ничего не видать. Откуда же они стреляют? – ворочаясь с боку на бок, проговорила Зина.

– Не спеши, скоро их не найдешь. Ведь сама знаешь, какие они дотошные, все делают без лишнего риска. Будем искать.

– Но в данном случае им без риска не обойтись, – усмехнулась Зина. – Они прекрасно знают, что безнаказанно стрелять в спины ползущих по дну траншеи русских долго не придется, встреча с нашими снайперами неизбежна.

Нейтральная зона казалась нам голой, как степная дорога. Висевшее над землей знойное марево мешало видеть на дальнее расстояние. Строева, повернувшись на спину, приподняла левую, а затем правую руку, пошевелила онемевшими пальцами и, морща лицо от боли, сказала:

– Отсюда нам их не найти.

– А ты еще раз поищи место, с которого они только и могут увидеть дно нашей траншеи на повороте. Не видя дна траншеи, немцы не могли бы убить наших.

Зина бросила на меня быстрый взгляд и припала к окуляру перископа. Затем аккуратно подобрала под себя ноги и притихла.

– Иосиф, посмотри на березку вблизи их траншеи, с теневой стороны. Не немцы ли это лежат?

Много раз я видел эту березу, вырванную с корнями из земли взрывной волной. Под лучами солнца ее корни высохли и шевелились на ветру, будто ища в воздухе опору. Но не успел я как следует осмотреть березу, как над нами с пронзительным скрежетом один за другим пронеслись несколько снарядов; к небу взвились столбы черного дыма и земли, закрыв от наших глаз расположение противника. Это наши артиллеристы пришли на выручку пехотинцам.