Виктор Чувилкин - Девушки в шинелях

Ставский сосредоточенно слушает. На его лице, у глаз и на лбу, залегли морщинки.

— А песни петь умеете? — спросил Ставский, когда все разузнал до капельки про боевые дела девушек.

— Умеем. У нас Аня лучшая солистка.

— Так вот почему тебя Чижиком прозвали?! Ну-ка, ну-ка. Чижик, давай споем!

— А какую песню, товарищ писатель?

— «Священную войну».

Они спели «Священную войну», потом — «Дубинушку».

Ставский встал, посмотрел на часы и сказал:

— Кажется, я загостился у вас. Спасибо вам за песни, милые девушки!

— Приходите еще к нам.

— Обязательно зайду!

От его слов на Нину дохнуло отцовским теплом.

— А почему вы нас обо всем расспрашивали и ничего не записали? — не вытерпела Аня, которую беспокоил этот вопрос: обещал про них написать, а даже блокнота не вытащил из кармана.

— У меня все здесь, — поднес Ставский руку к голове. — Это самый надежный блокнот. Ясно, Чижик?

— Так точно, товарищ писатель!

Ставский еще раз попрощался и шагнул в темноту.

Переменившийся ветер гнал с далекой Балтики хмурые облака. Сырой и пронизывающий холод пробирал до костей. Нина замаскировалась в траншее неподалеку от разведчиков. У нее своя боевая задача — поддержать наступление гвардейцев снайперским огнем.

Томительны минуты ожидания пород боем. Беспрестанные тревожные мысли теснится в голове.

Внезапная легкая дрожь прошла по земле — вдалеке ахнули залпы наших пушок. Черные фонтаны дыма искромсанной земли поднялись среди укреплений врага.

— Но страшно? — услышала знакомый голос Нина.

Она обернулась и увидела Ставского. On шел по траншее в ее сторону. Из-под распахнувшейся плащ-накидки блеснули ордена Красного Знамени.

— Привыкла, — ответила Нина.

— То-то, вяжу, прижалась к мотушке-землице… И правильно делаешь. Глубже зарывайся, дочка! Сейчас война — не то, что было в гражданскую, — в прошел далее по траншее к бойцам, лежавшим у пулемета.

Артобстрел переместился в глубину фашистских полиций, и Нина увидела поднявшихся в атаку бойцов.

Гвардейцы бегут налегке. Сапоги тяжело месят глубокую грязь. Автоматы наизготовку. В центре с поднятым пистолетом Рыбин. Еще несколько десятков шагов — в первые траншеи врага. «Ну, миленькие, поднажмите чуточку! Совсем немножечко осталось!» — мысленно торопит их Нина.

Вдруг длинной очередью хлестанул оживший вражеский пулемет. Упали на перепаханную снарядами пашню недобежавшие бойцы. Пули зло клевали землю. Обуховская лихорадочно искала гитлеровский пулемет. Скорее, скорее!! По слуху, его треск доносился с левого фланга. Присмотрелась. Вспышки выстрелов сверкали среди голых кустов ивняка за первым поясом фашистских траншей. Спокойнее! Она разглядела в бинокль зеленую с малыми рожками каску и выстрелила по ней.

Пулемет смолк.

Залегшие бойцы поднялись и побежали вперед Среди них маячила знакомая рослая фигура Ставского.

«Ах, зачем же он?» — с тревогой подумала Нина, глядя на изгрызанную снарядами и минами нейтральную полосну земля, где осталась неподвижно лежать несколько бойцов.

Пехотинцы добежали до вражеской траншеи. Летят гранаты… Бой идет в ходах сообщения…

Немцы были выбиты. В их насаженных, добротных укреплениях теперь хозяйничали разведчики и гвардейцы рыбинского батальона. Они спешили оборудовать щели с обзором в сторону отступившего врага.

Нина тоже перебралась к ним я готовила для себя место засады.

— И ты здесь? — услышала она голос Ставского. — Молодец! Только маскируйся лучше и щель обзорнее делай. Вот так… Побыстрее, а то сейчас фашист «концерт» откроет. Позиции-то проворонил. И поделом! Как говорится, что с возу упало, то пропало…

И правда, через четверть часа сплошной гул канонады окутал новые позиции гвардейцев. В разрывах вздымались фонтаны земли, огня, летели к небу обломки бревен и гибли, гибли бойцы.

Обстреливали и кромсали нашу оборону гитлеровцы около получаса, но для Нины они показались целой вечностью. Сжавшись в комочек, она лежала, закрыв голову обеими руками. В ушах гудело и ухало. Неприятной дрожью колотило тело. Страх отнял волю. В голове едва теплилась лишь одна мысль: как бы уцелеть в этом аду.

Наконец все стихло. Нине не верилось, что она жива и даже не ранена. Для убедительности пошевелила ногами, руками, ощупала тело. «Жива! — Ее почерневшие губы тронула радостная улыбка. — Теперь мы повоюем с фрицами!» — и осторожно приподняла голову к наблюдательной щели.

По полю волнами надвигались густые цепи врагов. Впереди них, наводя страх пламенем выстрелов, грозно полз «тигр».

«Что же бронебойщики никак не подобьют это чудище! — заволновалась Нива, прислушиваясь к редким выстрелам ПТР. — Хотя бы кто-нибудь удачно попал!»

И бронебойщики словно вняли ее мольбе: танк начинает крутиться на месте, разматывая по стерне гусеницу.

— Что, гад, обезножел? — донесся сбоку радостный возглас бойца. — Ну, держитесь теперь, гансы! Сейчас мы вам покажем!.. — Он принялся раскладывать около себя гранаты.

Прижавшись щекой к прикладу винтовки, Нина смотрит в щель. Немцы все ближе и ближе. Беспорядочная трескотня их «шмайссеров» режет слух.

— Без команды не стрелять! — бросил на ходу взводный, пробегая мимо Нины.

Прошла минута, другая… До гитлеровцев осталось полсотни шагов. «Что ж там взводный медлит?!» — с тревогой думает Нина, держа палец на спусковом крючке.

— Огонь! — наконец доносится хрипловатый голос лейтенанта.

Слились пулеметные и автоматные очереди. Нина тоже поймала на мушку фашиста и выстрелила, потом еще и еще…

Передняя цепь оккупантов залегла под плотным огнем гвардейцев.

— Ага, брюхом запахали! — услышала Нина повеселевший голос соседа. Среди смешавшихся цепей немецких солдат она вдруг увидела офицера, который что-то приказывал, размахивая парабеллумом. Потом он побежал в сторону наших траншей. Солдаты последовали за ним.

«Надо срезать офицера!» — пронеслось в голове. Вспомнила, замполит как-то говорил, что дисциплина у фашистов держится, пока жив командир.

Направила винтовку на офицера. Он бежит неровно, то и дело припадая к земле. Нина никак не поймает его в оптике. «Спокойнее!» — она стиснула зубы. Наконец мушка по миг замирает на груди офицера, и палец по привычке мягко нажимает на спуск… Упал!

Над траншеей со знакомым посвистом прошумели наши мины и начали рваться среди гитлеровцев. Их поредевшие цепи сразу поломались. Враги попятились назад, а потом побежали.

«А-а-а, драпанули!» — облегченно вздохнула Нина, прицеливаясь в очередного оккупанта. Она стреляла в ненавистные зеленые спины до тех пор, пока гитлеровцы не попрятались в свои траншеи.