Виктор Чувилкин - Девушки в шинелях

— Аня, живая?! — приподняла голову Нина и посмотрела в сторону подруги.

— Все в порядке!

— А меня в плечо мерзлым комом стукнуло. Болит…

— Ничего, до свадьбы заживет!

Недалеко кто-то застонал. Нина прислушалась. Стон повторился.

— Аня, раненый! Надо помочь, — поползла Нина по снегу на стоны.

У сосны, вывернутой с корнем, Нина увидела бойца. В руке он сжимал автомат. По его щеке к подбородку полз ручеек крови. Шагах в пяти от него, сжав пальцами почерневший снег, лежал еще один боец. Услышав шорох, раненый настороженно приоткрыл веки, но, узнав своих, успокоился и прошептал:

— Голова… Перевяжите, дочки.

— Сейчас, — Нина достала пакет и, стерев ватой с лица раненого кровь, начала бинтовать. Аня помогала ей.

— Спасибо, милые! — Он посмотрел на лежавшего бойца. — А Петраку уже не поможете. Еще на свете три сиротинушки остались. Жив буду, надо отписать в Павлинку, под Барнаул, его жене, да еще матери на Рязанщину. А каково писать-то… Запомните, может, дочки? Лавров его фамилия, а звать Петром Николаевичем.

— Приготовиться к бою! — послышалась команда взводного.

Подруги укрылись за поваленной сосной. В просвете меж обрубленными и иссеченными осколками деревьями показались танки, за ними бежали автоматчики в черных шинелях.

— Жарковато придется! — проговорил раненый боец. Он аккуратно, по-хозяйски разложил около себя гранаты и взял автомат наизготовку.

Приклад холодит щеку Нины. В оптическом прицеле — «фердинанд». Дуло пушки, казалось, наведено прямо в нее. Позади на белом фоне черные точки — гитлеровцы. Они надвигаются пунктирными линиями. «Ух ты, сколько!» В этот миг по перелеску гулко прокатился выстрел ПТР. Из «фердинанда» повалил дымок. «Молодцы, бронебойщики!» — облегченно вздыхает Нина.

— По фашистской нечисти… — слышится голос взводного. — Огонь!

Перелесок ожил от трескотни автоматных и пулеметных очередей.

Нина ловит в прицел бегущих в атаку эсэсовцев и стреляет. Одни падают, а другие уже приближаются к перелеску. Нина еле успевает перезаряжать винтовку. В ушах звон. Пахнет пороховой гарью. Рядом частят Анины выстрелы. Короткими очередями выстукивает автомат бойца, которого они перевязывали.

Еще один танк приближается к опушке. И за ним густо бегут эсэсовцы.

«Неужели прорвутся?!» — Нина лихорадочно ищет новую обойму в сумке.

Вдруг путь танку преградил боец. Шинели на нем нет. В руке связка гранат. Миг — и она летит под гусеницы! Взрыв сотрясает землю, и танк застывает в двух-трех метрах от упавшего гвардейца.

Огибая горевший «фердинаид», гитлеровцы бегут к соснам, но падают, скошенные пулями. Поворачивают назад. Вслед им летят гранаты…

В полдень гитлеровцы вновь штурмовали позиции рыбинского батальона, но и эта атака была отбита. Еще один танк застыл в ложбине. После третьей неудачной атаки гитлеровцы окружили перелесок полукольцом и методично стали вести обстрел из минометов.

Двое суток сдерживал батальон упорный натиск врага. Двое суток почти без сна и без пищи девушки не выпускали из рук винтовки. Батальон был в огненной ловушке. Откуда-то вел огонь замаскировавшийся фашистский снайпер, сторожил единственную тропинку, ведущую в тыл…

В ночь на третьи сутки в батальоне появились разведчики. Командиром у них был лейтенант Маклаков. «Неспроста пробыли, — догадалась Нина. — Значат, скоро наступление».

Девушки встретились с ними, как со старыми знакомыми: не раз приходилось действовать вместе. Разместились в одной просторной землянке, отбитой у гитлеровцев, которая была разделена на две части узким проходом. В одной половине хозяйничали разведчики, а в другой — девушки.

…Смеркалось. В землянке весело заполыхала печурка. Нина прислушалась к разговору разведчиков. Она уловила слово «Москва».

— Валентин, что из Москвы-то пишут? — спросил один.

— Там теперь полный порядок. Вот только с продуктами туго: братишка пишет — голодновато. Ему еще и четырнадцати нет, а он уже на заводе вкалывает, фронту помогает.

— А ты не горюй. Расколошматим фашистов, вернешься домой, тогда его и на учебу куда-нибудь пристроишь.

— Ты, пожалуй, прав. Однако доживу ли до победы… Кто знает? Нынче жив, а завтра — пуля…

— Что-то ты о смерти заговорил? Ни к чему это. Я всегда стараюсь о ней не думать. Давай-ка лучше, Валек, песню… С песней оно как-то веселее на душе. — И громче проговорил: — Девчата! Где там Аня Носова?

— Здесь я, — отозвалась Аня.

— Уважь, пожалуйста, спой.

— Какую вам?

— «Землянку», — попросил москвич.

Аня запела вполголоса. Песня была как раздумье о войне, о жизни и о смерти. Ее подхватили все: и бойцы, и девушки.

Нина пела и вспоминала знакомые улицы Москвы, по которым не раз бегала в кинотеатр «Салют», к Савеловскому вокзалу, ходила в школу и на работу…

И вдруг песня словно споткнулась: сухо докатилось эхо выстрела. Все замерли. У входа в землянку медленно клонился к полу разведчик-москвич.

Сердце Нины сжалось от испуга. Ведь он только что пел вместе с ними! И надо же так случиться: подошел к печке, вытащил горящую головешку, прикурил, а после приподнял край брезента, выглянул на улицу. «Зачем?! Какая роковая беспечность! Наверное, забыл, что землянка немецкая и выходом обращена в их сторону!» — И слезы заволакивают ее глаза.

— Убит! — с дрожью в голосе проговорил подскочивший к москвичу товарищ. — Это фашистский снайпер. На огонь стрелял, сволочь. Ах, Валентин! Один неосторожный шаг…

Нина с напарницей Сашей Виноградовой на окопчиков следили за передним краем гитлеровцев: комбат дал задание девушкам выследить и уничтожить немецкого снайпера.

Томительно тянутся часы. Мороз медленно пробирает до костей. Среди укреплений оккупантов никаких признаков жизни. И фашистский снайпер притих, как в воду канул.

Только на третий день, когда позиции стал окутывать вечерний туман, дежурившие в засаде Аня и Полина услышали на левом фланге одинокий выстрел. Но где притаился коварный враг, так и не могли определить.

Ни с чем вернулись с «охоты».

— Полина, ты сосенку, что с краюшку отдельно стоит, приметила? — спросила Аня.

— Да. А что?

— Завтра на нее заберусь, может, что и увижу сверху.

— Ой, а заберешься ли?

— Это для меня раз плюнуть. Я с мальчишками по деревьям лазила. А ты внизу спрячешься. В случае чего подстрахуешь.

— Ладно, договорились…

Наутро Полина замаскировалась шагах в двадцати от сосны, на которой притаилась Аня. Шло время, но напрасно вглядывалась она в каждый, хотя бы еле заметный, подозрительный бугорок. Тем временем и Аня в просветы меж ветвей разглядывала немецкую передовую.