Виктор Чувилкин - Девушки в шинелях

— Кто там об этом написал-то? — спросила Аня.

— Подписало: гвардии красноармеец Юлков.

— Он, конечно, мог и неточно имя назвать. Возможно, тут про пашу Галку напечатано.

— Смелая, не побоялась под пулями подняться, — сказала Нина.

— Просто героическая! — уточнила Аня.

Сам начальник политотдела 3-й ударной армии полковник Ф. Я. Лисицын приколол Нине на гимнастерку поблескивающую серебром медаль «За отвагу». Обуховская стояла, вытянувшись в струнку, не чувствуя под собою ног от радости. Щеки жег счастливый румянец.

Радовались и ее подруги — Аня и Полина, тоже получившие медали «За отвагу».

Комбат, поздравляя девушек, сказал:

— Товарищи снайперы, гвардейцы! Вы сегодня получили от Родины боевые награды солдатской доблести. В прошедших боях мы потеряли многих товарищей по оружию. Среди нас нет верной дочери Украины, гвардии ефрейтора Прядко, отважной комсомолки Сони Кутломаметовой. Но мы, живые, будем мстить фашистам за геройски павших наших товарищей, — сурово звенел его голос. — Впереди у нас еще много жестоких боев с оккупантами, и мы очистим пашу землю от фашистской нечисти!..

Батальон отвели с занимаемых позиций на пополнение в запасной полк. Сам комбат, раненный в последнем бою, был отправлен в госпиталь. После изнурительных переходов и многодневных тяжелых боев девушки попали словно в рай. Непривычная тишина, задумчивые сосны, припорошенные снегом…

Нина впервые после всех передряг не чувствовала постоянного напряжения. Лишь одна мысль не давала покоя: «Где же теперь Степан? Жив ли?»

— О чем замечталась, Нинок? — Аня села поближе к подруге.

— Обо всем понемножку. Чижик.

— А ты не грусти, самое главное, верь…

В это время шумно распахнулась дверь блиндажа и, держа за лямки вещмешок, вошла Шура Шляхова. Глаза ее смеялись.

— Ой, кого я вижу! — подскочила к ней Аня. — Шура! Шурочка вернулась! — И повисла у нее на шее.

— Чижик, повалишь!

— Поправилась? Починили тебя? Рука не болит? — сыпала Аня вопросами.

— Все в порядке, Чижик! Теперь фрицев хлеще прежнего щелкать буду!

— Чего развертелась вьюном? Дай-ка и нам поглядеть, — легонько оттолкнула Аню Полина. — Нина, ты берись-ка за Шурочку покрепче: надо раза два к потолку ее подбросить в честь возвращения. — И крикнула: — Девочки, помогайте, а то уроним!

— Не надо! — отбивалась от подруг Шура.

— Так ее! Так! — азартнее всех кричала Аня, бегая вокруг.

Наконец Шуру отпустили.

— Слышала я, здорово вам досталось в последних боях? — спросила она, когда немного улеглось радостное возбуждение.

— Верно, Шурочка, трудно было, — погрустнела сразу Аня.

— Говорят, и комбата ранило?

— В последнем бою, когда фрицевские траншеи штурмовали, — ответила ей Полина и добавила, вздохнув: — Много там наших полегло. Считай, от батальона только треть осталась…

— А что-то я не вижу нашей Сонечки?

Подруги опустили глаза.

— По-гиб-ла-а? Милая Сонечка, — Шура смахнула рукой набежавшие слезы. — Галка Кочеткова тоже убита. Ах, девочки-девочки!

— Что, и Галка убита?! — привстала со скамейки Аня. — Ну, изверги, никакой пощады не ждите!

— Вот ведь как получается, — горестно вздохнула Шура. — Сколько вместе километров отшагали, сколько пережили… О, девочки, вы даже не знаете, как я вас всех люблю, мои родненькие! — И обняла их.

— Шурочка, а как жилось тебе, какие новости привезла? — поинтересовалась Нина.

— Известное дело, как живут раненые. Ела, спала досыта. Последние дни все надоело, не вытерпела и удрала раньше. Краем уха слышала, что наш шеф, полковник Лисицын, едет сюда.

— Девочки, не иначе как награды вручать.

— Ну и Чижик! Ведь недавно медаль отхватила!

— То медаль, Полина, а теперь орден надо.

— Ишь чего захотела, орден!

— Возможно, и вправду награждать будут, — проговорила Нина. — Мы ведь не одни здесь.

— А мы не заслужили? Возьми любую — на счету более трех десятков фрицев, — не унималась Аня.

— Да что тут спорить и гадать, девочки, — успокоила их Шура. — Давайте-ка лучше спать, утро вечера мудренее…

— Эй, соня, вставай! — тормозила Аня спящую подругу. — Вставай, кому говорят!

— Отстань, — пробормотала Нина и повернулась на другой бок, укрываясь шинелью.

— Подъем! — сдернула с нее шинель Аня.

Услышав привычную команду, Нина вскочила. Но, увидев улыбавшееся лицо Ани, вновь улеглась на пригретое местечко.

— Не балуй, Чижик.

— Живо поднимайся и одевайся! Надо спешить.

— Куда?

— На кудыкину гору! Награждать будут. Девочки уже все на улице, ждут.

…Затаив дыхание, Нина стояла в солдатском строю плечом к плечу со своими рязанскими подругами, Аней и Полиной. Слова приказа ясно звучали в наступившей тишине. Когда назвали ее фамилию, Нина и вовсе разволновалась. И только после того, как Аня легонько толкнула ее, шагнула из строя.

Полковник Лисицын приколол к гимнастерке Нины орден Красного Знамени, и его глаза тепло скользнули по невысокой хрупкой фигурке девушки, по ее счастливому лицу.

— Служу Советскому Союзу!

Возвращалась в строй, не чуя ног, — ведь получила первый в жизни орден, да еще самый боевой, вот какая большая радость!

— Поздравляю тебя, Нинок! — прошептала Аня и незаметно пожала руку.

Не прошло и пяти минут, как и у Ани серебром засверкал на груди орден Ставы III степени.

— Теперь фрицу еще сильнее жару задам, — шептала возбужденно Аня.

— Тс-с-с, Анка! — услышав знакомую фамилию, замерла в тревожном ожидании Нина.

И когда перед полковником замер Степан Клишин, радостная истома охватила Нину. «Милый… родной… живой», — шептали ее пересохшие губы.

— Инна, видишь? — дышала в ухо Аня. — Вон и твой Степушка объявился.

Нина подалась чуточку вперед и жадно глядела туда, где стоял Степан.

Едва их распустили, Нина побежала по тропинке к своей землянке.

— Ни-на! Подожди! — кричала вдогонку ей Аня, но напрасно.

— Бежим, Полина, — сказала она, — догоним. Что-то Нинча вдарилась как угорелая.

— От радости, наверно…

— Проворно ты улизнула, Нинок. Отчего бы это? Встречи с моим земляком застеснялась? — сразу же у землянки атаковала ее Аня.

— Долго стояли, замерзла… — Нина почувствовала, как щеки начинают гореть.

— Что-то с трудом верится.

— Ладно, подруженьки, тут дело ясное, — обняла обеих Полина. — Пошли в землянку: надо малость прихорошиться, вечером в клубной землянке танцы, говорят, будут…

Вечер. В серых сумерках тонул заснеженный лес. Девушки гурьбою высыпали на улицу. Под ногами звонко заскрипел снег. В разгоряченные лица пахнуло ледяным холодом, и воздух у губ заклубился паром.