Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Стихотворение оказывается не просто пересечением цитат, а пересечением взглядов, что подчеркивается, когда в третьей строфе возникает фраза «…под несытыми взглядами молодых торговок…», пришедшая из стихотворения Ахматовой «Настоящую нежность не спутаешь…» ( «Как я знаю эти упорные / Несытые взгляды твои!» ). Это «ахматовское выражение, перекочевавшее из области вожделения в сферу меркантилизма» [369] Крепс М. Б. О поэзии Иосифа Бродского. C. 188. , отсылает не столько к содержанию стихотворения Ахматовой, сколько к мотиву взгляда в ее поэзии, здесь важно само это слово, ключевое и для «Данте», и для «Лотовой жены».

В этой строфе Бродский, совмещая взгляды Ахматовой и Данте, также усиливает сопоставление двух эпох — тогда (Флоренция Данте) и теперь (Флоренция XX века). На Старом мосту торгуют «бранзулеткой» — слово, пришедшее из финала «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, где румынский пограничник бросается на Бендера, обвешанного драгоценностями, с криком «бранзулетка, бранзулетка», смотрится странно в этом контексте, но выполняет свою важную функцию — за счет подобных маркеров советская реальность и реальность Флоренции продолжают смешиваться. То же относится и к слову «бюстует».

Людмила Штерн, знакомая Бродского и автор мемуаров о нем, вспоминает о том, как автор «Декабря во Флоренции» читал ей стихотворение по телефону. «„Замечательные стихи, Ося, — сказала я редакторским голосом, — кроме строчек:

Бюстует — выпендрежный глагол… из лексикона Вознесенского“. Бродский не ответил и повесил трубку» [370] Штерн Л. Бродский: Ося, Иосиф, Joseph. М.: Изд-во Независимая газета, 2001. C. 139. .

Соположение двух эпох усилено и образом моста, который теперь починили. Когда о Понте Веккьо говорится «теперь его починили», имеется в виду не только повредившее мост наводнение 1966 года, о котором Бродский упоминает в заметках для переводчика [371] Ishov Z. Joseph Brodsky’s ‘December in Florence’. , но и другое наводнение, в результате которого Понте Веккьо был разрушен в 1333 году, уже после смерти Данте. Поскольку в «Божественной комедии» Данте видит будущее родного города, логично предположить, что он знает и о разрушении моста, хотя не может заглянуть в будущее настолько далеко, чтобы узнать, что мост починили, поэтому нуждается в уточнении.

Связывают прошлое и настоящее «кошки » , которые проверяют, «черны ли / тени» . Именно наличие тени отличает Данте, ведомого Вергилием. Об этом упоминается в ряде мест «Божественной комедии», ср. песнь V «Чистилища»:

Другим связующим звеном между прошлым и настоящим становится текст как таковой, сам процесс письма как победы над изгнанием и пустотой. Как замечает Лев Лосев, мотив вытеснения пустоты текстом, который приравнивается к победе над смертью, «развивается и варьируется Бродским во многих произведениях», в том числе в «Декабре во Флоренции» в строках «Человек превращается в шорох пера по бумаге…» [372] Бродский И. А. Стихотворения и поэмы. Т. 1. C. 643. . Превращение мира, окружающего поэта, в слова важный мотив и в поэзии Ахматовой. Ср.: «Шиповник так благоухал, / Что даже превратился в слово…».

Из разрозненных знаков, на которые распадается человек, возникает новая реальность, новая жизнь :

Запятые и точки складываются, как в детском стишке, в образ любимого лица, текст преодолевает разлуку и невозможность — нежелание — возвращения, потому что «чернила честнее крови». Но и этот образ вовлечен в двойную экспозицию стихотворения — в комментарии к автопереводу Бродский сам указывает на дантовский источник, указывая, что эти строки «отсылают к средневековой традиции, согласно которой черты лица представляют собой буквы во фразе ОМО DEI [человек божий]» [373] Brodsky J. Collected poems in English. New York: Farrar, Straus and Giroux, 2000. C. 151. .

Соответственно появляется еще один взгляд — из-под бровей — обладательницы инициала «М». И этот взгляд объединяет в процессе письма чужой город и воспоминания о доме и о любимой женщине, чьи инициалы «М. Б.» стоят над многими стихами Бродского в качестве посвящения.

В следующей строфе метафора дома как человека, заданная в первых строках стихотворения, возвращается, поддержанная дантовским подтекстом, объединяя набережные Ленинграда и Флоренции как в предотъездном разговоре с другом.

Сам Бродский отмечал, что дома, которые «видимы лишь по пояс» — аллюзия на XXXI песню «Ада» [374] Ishov Z. Joseph Brodsky’s ‘December in Florence’. C. , где речь идет о видимых лишь выше пояса гигантах:

Таким образом, Бродский разворачивает метафору, руководствуясь тем же конструктивным принципом, который использует в «Божественной комедии» Данте и который особо отмечала Ахматова. Ср. В ее очерке о Лозинском: Михаил Леонидович говорил мне: «Я хотел бы видеть „Божественную комедию“ с совсем особыми иллюстрациями, чтоб изображены были знаменитые дантовские развернутые сравненья…» [375] Ахматова А. А. Собрание сочинений. Т. 5. C. 66. .

Дома не просто оказываются подобными людям, что обычно для литературного языка и многократно использовано в классической русской литературе. Бродский движется дальше и развертывает эту метафору. Дома подобны людям, подъезды подобны ртам, двери — губам, лестница — зубам, потолок — нёбу. В контексте этой метафоры понятна и цифровая образность пятой строфы — у человека на верхней челюсти 16 зубов, поэтому они и соседствуют с воспаленным нёбом (можно вспомнить также пояснение Бродского о числе «16», процитированное выше).

Александр Жолковский соотносит это сравнение со строками Мандельштама: «…и тесные дома — зубов молочных ряд / на деснах старческих — как близнецы стоят» [376] Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, 1994. C. 353. . Не оспаривая возможности сопоставления, замечу, что Бродский идет гораздо дальше в использовании смыслового потенциала метафоры.