Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

К этому можно добавить, что слово махатма известно говорящим на русском языке прежде всего по титулу Махатмы Ганди, который применительно к этому индийскому политическому и общественному деятелю впервые использовал Рабиндранат Тагор. Ахматова переводила Тагора на русский язык, начиная с 1957 года. Работа над переводами шла и тогда, когда они встречались с Бродским, ср. запись в одной из записных книжек от 1 февраля 1964: «В субботу днем — Иосиф. В 8 — Алиев (Ибрагимов) смотрит Тагора» [444] Ахматова А. А. Записные книжки. C. 431. . А 27 мая 1964 Ахматова записывает: «Смерть Неру. Особенно горестно после Тагора и приближения к буддизму, которым я живу последнее время» [445] Там же. C. 464. .

Йэн Лилли обратил внимание на то, что в стихотворении, подчеркивающем «духовную общность» Ахматовой и Бродского, поэт избегает речи от первого лица — «поклон через моря» звучит почти анонимно, «я» не появляется в этом стихотворении, описывающем баланс созидательных и разрушительных сил в созданной Богом вселенной [446] Lilly I. The Metrical Context of Brodsky’s Centenary Poem for Axmatova. C. 212. .

К «Мужеству» Ахматовой отсылают и слова о родной земле в стихотворении Бродского:

Строчка и мы мелем, и месим, и крошим, кстати, соотносится с образом зерна и жерновов в первой строке стихотворения Бродского.

Бродский посылает последний поклон через моря, отделяющие Англию, где написано стихотворение от кладбища в Комарово. «Части тленной, что спит в родной земле», противопоставлена великая душа, или большая часть, которая бессмертна, и здесь поэт вводит прозрачную аллюзию на «Памятник» Горация в переводе Державина:

У Державина упоминается и вселенная — только в поэзии XX века она становится глухой или глухонемой. Вспомним финал «Определения поэзии» Пастернака:

Андрей Ранчин отмечает, что образ глухонемой вселенной связан не только с пастернаковским «Определением поэзии», но и стихотворением Хлебникова «Над глухонемой отчизной „Не убей“» [447] Ранчин А. М. «На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского. C. 113. . У Хлебникова в названном стихотворении 1919 года Отчизна оказывается глухонемой, потеряв дар речи и слуха от жестокости Гражданской войны:

Напомню стихотворение Ахматовой, написанное под впечатлением от ареста и ожидания расстрела Николая Гумилева:

Те «невиданные зрелища», с которыми пришлось столкнуться поколению Ахматовой, невозможность выхода к читателю и существование в культурном вакууме, в той «ночи советской», о которой писал Мандельштам, только усилили эту потерю речи и слуха. Отчизна, расширяясь до размеров вселенной, остается глухонемой — и единственный шаг эту глухоту и немоту преодолеть — продолжать ту перекличку на «воздушных путях», о которой писала Ахматова в «Венке мертвых».

И эта перекличка, это обретение дара речи и передача его — земле, городу, народу — мотив чрезвычайно важный для поэтической философии и Ахматовой, и Бродского (ср. «Декабрь во Флоренции»).

Как сказано в другом переложении «Памятника»:

В 1990 году корреспондент газеты «Неделя» спросил у поэта, как тот относится к тому, что его называют «учеником Ахматовой». Бродский сказал: «Я хочу ответить по возможности емко, но, пожалуй, мне не удастся, потому что однажды попытавшись ответить на этот вопрос, я написал двести или триста страниц. Думаю, что более всего я обязан Ахматовой в чисто человеческом отношении. Мне повезло: два-три раза в жизни я сталкивался с душами, гораздо более совершенными, чем вашего покорного слуги. Анна Андреевна была для меня прежде всего примером духовным, примером нравственным, а потом уже чисто профессиональным. Ей я обязан девяноста процентами взглядов на жизнь (лишь десять — мои собственные), умением прощать. Может быть, это единственное, чему я как следует научился в нашей жизни» [448] Бродский И. А. Книга интервью. C. 521. .

Двести страниц этой книги, разумеется, также не могут ответить на этот вопрос. Все, что я старался сделать, это показать определенную преемственность поэзии Бродского по отношению к Ахматовой — не исключающую других влияний, но и не теряющуюся среди них. Здесь можно вспомнить известную формулу Вяземского: «В Пушкине нет ничего Жуковского, но между тем Пушкин есть следствие Жуковского. Поэзия первого не дочь, а наследница поэзии последнего» [449] Вяземский П. А. Полное собрание сочинений в 12 т. Т. 1. СПб.: 1878. C. 181. .

Бродский наследует поэзии Ахматовой, как может показаться, в мелочах. Но в этих мелочах и заключается поэтическая культура. Из незначительных, на первый взгляд, деталей — особенностей использования союзов и местоимений, манеры обращения к читателю, своеобразной поэтической «шифровки» — складывается поэзия.

А из отношения к поэзии и представления ее соотношения с жизнью, из понимания того, как реальные и зачастую случайные события складываются в неизбежную и целостную картину поэтической биографии — вырастает поэт.

Возможный выход из «глухонемой вселенной», в культурном вакууме которой наследие прошлого представлено лишь как «обрывки старых арий», — спроецировать себя на это прошлое, слиться с ним, как с пейзажем. Стать его частью и таким образом сделать его настоящим.

Такого рода аналогии вообще одно из фундаментальных качеств нашего мышления, но Бродский делает это сознательным приемом, выводя из автоматизма и развертывая в целостное художественное полотно. Героями этой картины оказываются Одиссей, Данте, Джон Донн, Цветаева, Ахматова — список можно расширить, неизменным остается соотнесение собственной судьбы — человеческой или литературной, с судьбой предшественников. Не как эпизодическое размышление, а как жизнетворческая практика.