Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

В конце строки стиховой перенос ставит «слова» в особую позицию. На следующей после переноса строке мы поймем, что речь идет о словах прощенья и любви, но логика чтения заставляет сначала выделить именно «слова» сами по себе, «слова как таковые» — пользуясь известной формулировкой русских футуристов. Футуристы стремились увеличить роль слова в поэзии, но, кажется, уступили в этом Анне Ахматовой, в стихах которой слово играет особую роль. Уже упоминавшийся Николай Недоброво, статью которого о своих первых двух книгах Ахматова выделяла как лучшее, что о ней было написано, был первым, кто выделил эту особенность. «Не из ритмов и созвучий состоит поэзия, но из слов; из слов уже затем, по полному соответствию с внутренней их жизнью, и из сочетания этих живых слов вытекают, как до конца внутренностью слов обусловленное следствие, и волнения ритмов, и сияния звуков — и стихотворение держится на внутреннем костяке слов» [436] Недоброво Н. В. Анна Ахматова. C. 118. .

Если Бог сохраняет слова — и сам он Слово, как следует из Евангелия от Иоанна, — то стихи Ахматовой, которые, по наблюдению Недоброво (и многих других), «построены на слове», сохранятся, а значит, ее поэзия продолжает — и продолжит — жить после ее смерти. Главная характеристика этой поэзии, смысловая емкость и наполненность каждого слова, та «иероглифичность», о которой говорил Бродский, эту жизнь написанных Ахматовой стихов обеспечивает.

С учетом стихового переноса, ставящего в сильную позицию то, что прежде всего сохраняет Бог — т. е. слова, — этот образ очевидным образом перекликается со стихотворением Ахматовой «Мужество»:

В четвертой строке Бродский переходит к частной характеристике этих слов — слова / прощенья и любви . Это сочетание может вызвать в памяти строчку из вошедшего в «Белую стаю» стихотворения «Они летят, они еще в дороге…» (1916): слова освобождения и любви. Нопрежде всего они связаны с той чертой, которую Бродский считал главной в Ахматовой — способность к прощению.

Эту способность прощать Бродский всегда подчеркивал особо и в «Музе плача» связал ее со временем как категорией. В эссе он писал: «Она была, в сущности, поэтом человеческих связей: лелеемых, интенсивных, прерванных. Она продемонстрировала их эволюцию — сначала через призму индивидуальной души, затем через призму истории, которая выпала на долю ее и ее народа. Этим, похоже, возможности оптики и исчерпываются. Совмещение этих перспектив в четкий фокус осуществлялось посредством просодии, которая, по сути дела, есть хранилище времени в языке. Отсюда, кстати, ахматовская способность прощать, ибо прощение не есть добродетель, постулируемая верой, но свойство времени как в повседневном, так и в метафизическом смысле. Потому ее стихам и суждено было выжить, опубликованным или нет: благодаря просодии, благодаря тому, что они заряжены временем — в обоих означенных смыслах» [437] См. приложение. С. 267. .

Тема прощения с самого начала отчетливо звучит и в стихах Ахматовой:

Этой способностью прощать и вымаливать прощенье «всем, кого ты любишь», Ахматова щедро делилась. «Вы знаете, сколько всего было в ее жизни, и тем не менее в ней никогда не было ненависти, она никого не упрекала, ни с кем не сводила счеты. Она просто многому научила нас. Смирению, например. Я думаю — может быть, это самообман, — но я думаю, что во многом именно ей я обязан лучшими своими человеческими качествами. Если бы не она, потребовалось бы больше времени для их развития, если б они вообще появились», — говорил Бродский [438] Бродский И. А. Книга интервью. C. 181. .

Слова прощенья и любви сравниваются с голосом Бога — но характеристики их звучания безошибочно вызывают образ адресата стихотворения — Ахматовой. Многие связывали образ «рваного пульса» в стихотворении Бродского с аритмией, которой страдала Ахматова, и эта связь верна и лежит на поверхности. Но в рваном пульсе, который бьется в словах, слышна еще и неровность стихотворных размеров, черта ахматовской поэзии, на которую обратили внимание еще ранние критики. Ср.: характеристику Гумилева в рецензии на «Чётки»: «для лирики Ахматовой характерна слабость и прерывистость дыхания» [439] Ахматова А. А. Десятые годы. C. 126. .

А сам глагол биться — завершающее слово стихотворения Пастернака «Анне Ахматовой»:

Слова, о которых говорится в стихотворении, ровны и глуховаты . Характеристика голоса Ахматовой как «глуховатого» часта в воспоминаниях современников. Напомню уже цитировавшееся выше свидетельство Александра Кушнера о голосе Ахматовой, опубликованное в июньском номере «Звезды» за 1989 год и дословно совпадающее со словами Бродского: «Глуховатый, ровный. Медленная, отчетливая, не сомневающаяся в себе речь. Так никто не говорил, никогда, нигде» [440] Кушнер А. C. У Ахматовой. C. 111. .

Характерный для Ахматовой союз затем, что [441] Эйхенбаум Б. М. Анна Ахматова. Опыт анализа. C. 19. (ср., например, в финале «Реквиема»: Затем, что и в смерти блаженной боюсь / Забыть громыхание черных марусь ) Бродский уже использовал в «Сретенье» и повторяет здесь, как эхо.

Интересна метафора облаков как «надмирной ваты». В поэзии Бродского облака — частые гости, но с ватой они сравниваются только в этом стихотворении. Вата входит в семантический ряд глухоты , в котором противопоставляются глуховатые слова прощенья и любви и равнодушная глухонемая вселенная . Отчетливость звучания этих слов позволяют как бы слышать их по звукам: Бродский включает в стихотворение анаграмму имени Ахматовой. В пяти из шести окончаний слов третьей строфы — ударная гласная а (душа, моря, нашла, благодаря, дар), тогда как в заударной позиции женских рифм удваивается согласная н (тленной, вселенной) [442] Лосев Л. В. Солженицын и Бродский как соседи. C. 577. . Таким образом имя Анна словно звучит в финале стихотворения.

Продолжая разговор об анаграмматическом прочтении текста Бродского, можно также обратиться к остроумной догадке Ф. Н. Двинятина: «Как известно, великая душа — довольно точный перевод индийского махатма, слова, уже вполне освоенного в русском языке и, в свою очередь, образующего тесную звуковую перекличку с фамилией Ахматова: МАХАТМА — АХМАТовА. Тем самым имя Ахматова, помимо прочего, возвращается в „восточный“ контекст, но не в исламский, откуда берет начало, а в индийский» [443] Двинятин Ф. Н. Еще о межъязыковых звукосмысловых соответствиях в поэзии Бродского // Новое Литературное Обозрение, 2011. № 6 (112). C. 288–299. .