Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника

Первый живой американец был не совсем Томас Сойер, а молодой человек турецкого происхождения. Союз американских демократов послал его на молодежный фестиваль (1957) в Москве. Он ошалел от горячего приема и решил остаться в стране с бесплатным обучением. Малограмотного парня взяли на подготовительные курсы ВГИКа — он решил стать постановщиком фильмов, но ему совсем не давался русский язык, да и английское правописание было очень недостаточным. Бездарный студент толкался в очередях за мылом и сахаром, осатанел и снова постучался домой. Я не раз с ним встречался в общаге и на московских перекрестках. Он оборвался и походил на попрошайку из Молдавии.

Вторым, и тоже не потомком «последнего из могикан», был американский журналист Роберт Корен гольд, потомок еврейских выходцев из России. Третьим был сенатор Александр Маршак, тоже потомок не «викингов», а русских евреев, бежавших в Америку от погромов.

Нью-Йорк стал кузницей мировых рекордов. Торговые дома «Сотбис», «Кристи», «Филипс» набивали головокружительные цены на производство живых деятелей поп-арта, превращая их в золотые пирамиды официального творчества. Денежная буржуазия, покупавшая вещи классического стиля, разрывала на части поп-арт самого радикального крыла — грязные мешки Антонио Тапиеса, прессованные железяки Сезара, дырки Лючио Фонтана. Пройти американское чистилище стало обязательным для начинающего художника, как в старину Римскую академию. Все европейские галереи сразу открывали двери артистам с американской закалкой. По опыту земляков, осевших там в начале 70-х — Гаранин, Григорович, Нежданов, — я знал, что мне ничего там не светит, и год или два американской обкатки не прибавят коммерческого успеха.

Оставалась Америка моих снов, Америка зеваки с пустым карманом.

В России большой опыт коллективного труда, от артелей иконников Средневековья до бригад «изофронта». С 20-х годов работали парами, втроем «Кукрыниксы» и многочисленными бригадами с мастером во главе. Запад с его персонализмом значительно уступал России в коллективном действе артиста.

На пару московских новаторов Виталия Комара и Александра Меламида я обратил внимание на собраниях героев и заводил «бульдозерного перформанса». Они вели себя на всех сходках по-хозяйски, со знанием дела и точной целью, чего я не замечал у других заговорщиков. Хорошо было видно, что настоящие заправилы бунта — пара этих ребят, а не старый тюфяк Володя Немухин или сытый по горло заработками и славой Оскар Рабин.

Через два-три дня после побоища в «генштаб» завалился сияющий Френдли и развернул свой журнал «Ньюсуик», где красовались никому не известные Комар и Меламид на фоне своей картины «Лайка». Моя работа 1964 года из собрания редактора журнала Роберта Кристофера печаталась как «вещь анонимного автора», и тут я смекнул, что в «бульдозерной» игре я статист, а Комар и Меламид тянут на себя все одеяло верного успеха. Всемогущая Америка вытерла моего собирателя Кристофера и ставит на одну избранную пару «Комар и Меламид».

Володя Немухин, принимавший участие в авантюре из солидарности с горячей супругой Лидией Мастерковой, лепившей себе красивую биографию для западной жизни, буквально позеленел от зависти.

Признаться, я по легкости характера пытался примазаться к молодой паре, в тот же день я заговорил с более податливым Сашкой Меламидом, но он хранил молчание и корчил из себя скромного молодого человека, и я отстал, чтобы не мучить его.

Пара русских новаторов отлично вписалась в международный эстетический контекст.

Немухин, руководивший всемогущим «профсоюзом», вывел их из состава выставок, что было вопиющей несправедливостью и откровенной и злобной завистью, но тем ярче был их успех на Западе. Их совместная работа «Стук в дверь» и множество других шли нарасхват у американских любителей. С самого начала пара эксплуатировала «советскую тему», называя свои смешные опыты «соцартом», а с крушением коммунизма, когда и тема потеряла свой злободневный смысл, они перешли на международные сюжеты. Тематическая выставка «Картина вашей мечты» прошла с огромным успехом по многим странам мира. Картина мечты, обобщенно можно сказать, равнялась размеру домашнего телевизионного экрана почти всех граждан многих стран. Вкусы турок и русских почти совпали. Картинка изображала женщину крупных форм с обнаженным плечом и ведром воды на фоне рощи. Картина рафинированных интеллигентов походила на геометрический ребус, где ничего не понятно и ничего не построено.

На мой вкус, картины мечты сделаны были качественно низко, ниже возможностей артистов, но публике нравилась такая игра.

Пара русских новаторов вписалась в мировое искусство, и в либеральной России смекнули, что разбрасываться такими людьми преступно. На одном из венецианских биеннале они достойно представляли Россию.

Пара крупных яиц — дар Божий!

В понедельник 5 октября 1998 года я полетел в Америку.

Бог мне порядочно надоел. Его собаки, книжки, люди, толчея. Хотелось подняться выше звезд и неба, но я был нужен внизу. Меня тащил в Америку «фон» Нуссберг выяснять отношения.

Европейская культура выросла на вечных камнях древних цивилизаций, прогретых ласковым солнцем Средиземноморья. Изящные искусства расположены исторически — изысканная Эллада и мужественный Рим, суровое Средневековье готики, теплое Возрождение, точные правила академий барокко и классицизма, наконец, после радикализма авангарда явился демократический плюрализм современности. Творца наших дней формирует не кардинал, не академия, а капитал. Человек, изучивший повадки капитала, после беспощадной конкуренции может попасть в элитарный клуб созидателей современных «измов».

России там нет. В России лютый холод, бездорожье и пьянство. Вместо латинского алфавита какая-то славянская глаголица. Народ в вечном рабстве. Царь — тиран или дурак, а генсеки еще хуже. То прорубают окно в Европу, то вешают на него железный намордник. В культуре враждуют противники Запада и его сторонники. Русское искусство, от культовой иконы до современного академизма, не поддается модернизации. Единственным распорядителем огромных государственных средств остается Академия художеств, с подчиненными ей «союзами», «худфондами», издательствами, спецшколами, институтами, Домами творчества и выставочными помещениями. Русская Академия художеств — старомодное, реакционное и враждебное плюрализму и демократии учреждение, пережив все загибы и перегибы русской жизни, правит балом более двухсот лет, сохраняя на вооружении шаблон простонародного и наследственного реализма. Академики составляют мафиозный клан единомышленников со своими тайными связями, закрепленными временем. Вход туда чужакам с новыми и поэтому подозрительными эстетическими идеями категорически закрыт. Отдельных лиц и кружки, пытавшиеся реформировать академические методы и структуры, система беспощадно уничтожала или приручала, трансформируя в подчиненный вид. Искусство России обречено на длительный застой. Пока монопольная власть художественной мафии распоряжается духовным здоровьем обездоленного народа, пока столпы простодушного реализма семейно и единолично управляют учебным делом страны, пока в их руках будет находиться закупка и продажа произведений искусства, русское искусство не преобразится и не выйдет на мировую арену.