Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника

Московское подполье, разбитое на враждующие группы, понятия не имело, что такое настоящая выставка и продуктивная торговля искусством. Любое начинание в этом направлении превращалось в давку и склоку без царя в голове и профессиональной гордости. Редкие авангардисты, забывая о грозной статье 88 УК РСФСР, от трех до восьми лет с конфискацией имущества решались драть с иностранца валюту.

Чешский студент и миланский фарцовщик, парижский славист и британский разведчик привозили пригоршню американской жвачки, а увозили багаж драгоценных вещей. В лучшем случае иностранный человек кочевал по Европе, реже — по Америке, под видом выставки, с каталогом, изданным на чешской оберточной бумаге.

В это двусмысленное время, осенью 1965 года, «советский художник» Илья Кабаков впервые засветился на Западе, на выставке подпольной графики, организованной Энрико Криспольти.

Выездной грек Г. Д. Костакис каркал по Москве: «Вы никому там не нужны!»

Правильно говорят: от судьбы не скроешься!

Почему в 1964 году победила не сибирская, не вологодская, а «днепропетровская мафия»?

Орденоносец по ремонту паровозов Иосиф Бенционович Кабаков воспитал не одну плеяду толковых слесарей. Умные люди знали, что Семен Цвигун, Жора Цуканов и Толя Блатов, взявшие Кремль без единого выстрела, — его прилежные ученики.

По свидетельству редактора журнала «Малыш», Виталия Казимировича Стацинского, появление Ильи Кабакова в издательстве встречали шепотом: «Тише! Он видел Семена Цвигуна!» Ответственные люди, коммунисты, такие, как Юрий Поливанов, Сергей Алянский и тот же Виталий Стацинский, отлично знали, что такое землячество. Московская «коза ностра» ворчливо потеснилась, уступая место чужаку из «потемкинской деревни» — Днепропетровска.

В этот полный чудес год Илья Кабаков стал членом «творческого союза», побывал в спецпоселке Сенеж и получил приличные гонорары сразу в четырех издательствах, где платили по выбору.

Судьба Кабакова — мистического происхождения. Завистникам художника и в голову не приходило, что за ним — десять лет исступленного творчества для «русского языка в картинках» и коммунальный сундук с пассажиром без московской прописки. Родиться в Днепропетровске стало таинственным и доходным промыслом!

Карнавальная игра с мертвыми душами!

Осенью 1966 года автор дифирамба (я, Валя Воробьев!) увидел торжествующего «Кабака» в Художественном фонде СССР, у начальника главной советской кормушки, товарища Льва Мазура.

«Я лезу на крышу!» — сказал он обалдевшим коллегам, потрясая бумагой с печатью.

Московский андеграунд стоял на «салонах», как земля на китах.

Вхутемасовка Мария Вячеславовна Рауде-Горчилина, крепкая старуха, рисовавшая чертей в огне, славилась «философским салоном». Верующий горбун Максим Архангельский из дырявых самоваров кроил металлические абстракции особого духовного напряжения. Древний дед Комиссаренко составлял доклад о философском наследии Михаила Бахтина. Бродячий мистик Юрий Мамлеев сочинял новеллы о русских кровопивцах. Постоянными членами кружка были сын «белого» генерала Алексей Быстренин и дочка «красного» генерала Елена Строева. Сейчас нет времени устанавливать, кто бегал за водкой и кто доносил в «органы», но философские слушания превращались в поголовное пьянство, как в «говорильне» мадам Фриде на Арбате, где пили отборный самогон, так и в подвалах «Смоленки», где в рекордные сроки людей превращали в законченных шизофреников.

Любого жулика из парижской подворотни «салоны» встречали как высшее существо с того света.

Чердак Кабакова и Соостера в доме номер 6 на Сретенском бульваре не избежал подпольного увлечения. По ночам велись «разговоры о разговорах», как заметил искусствовед Василий Ракитин, а еще точнее — «безумные сборища», согласно Кабакову.

«Вы читали „Собачье сердце“ Михаила Булгакова? Почитайте — шедевр!..» «Разве где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-й подъезд Калабуховского дома на Пречистенке следует забивать досками и ходить кругом через черный двор?..» «Ты считаешь, что стоит довериться Дине Верни? Неважно, что распевает блатные песни, спроси у Тореза — у нее огромное собрание Майоля!..» «Вы слышали, евреи разбили арабов в пустыне? Сразу жить стало веселее!..» «Предлагают выставку в кафе „Синяя птица“, но говорят, что там пьют водку из карманов, дерутся, на картины не смотрят!..» «Вы слышали? Какой-то чех сгорел на площади!.. Он что, буддист или протестант?..» «Слышали, Женька Бачурин влюбился в дочку министра и запел под гитару!..» «Кто бы мог подумать, что поэт Эдик Кузнецов угонит самолет в Израиль!..» «Говорят, Олег Кудряшев легально уехал на Запад?» «Легально, но по „израильскому вызову“, мой дорогой. Я тоже об этом думаю, но протестует жена!..» «Жаль Юло Соостера. Много курил, старые раны. По-настоящему и не пожил, царство ему небесное!..» «Вся Москва говорит — Гробман уезжает, и не в Прагу, а в Израиль, навсегда!» «Конечно, в Израиль! Я приглашен на проводы!..» «Говорят, „Кабак“ заново перечитал Гоголя и открыл помещика Плюшкина с особой стороны! Интересно посмотреть — с какой!..»

«Я был наполнен ядом, и все мои работы носили черты критики и отрицания», — вспоминает Кабаков то время.

В 1971–1973 годах художник окончательно «засветился» как опасный саботажник советской культуры. Французский журнал «Арт виван» (Жанна Никольсен) дал исчерпывающую информацию о его творчестве с обозначением чердачного адреса. Парижская галерейшица Дина Верни достойно его показала — с приложением роскошного цветного каталога. В оккультных списках подполья Илья Кабаков, несмотря на протесты Костакиса, занял прочное, «генеральское» место.

От так называемой «бульдозерной выставки» под дождем 1974 года художник благоразумно уклонился, как и большинство почетных «генералов» андеграунда. На мокрый пустырь высыпало дерзкое поколение авантюристов, искавшее быстрой популярности и доходов.

Дилетантский блуд? Урок свободы? Смеховая культура?

В какой игровой зоне крутится Гариг Басмаджан, армянский вояжер из Парижа? Возможна ли «русская галерея» на Западе, как ее предлагает эмигрант Юрий Куперман? Серьезны ли успехи Миши Шемякина во Франции? Почему коллекционер Саша Глезер ломает в Европе дрона, как медведь в сибирской тайге? Чем объяснить интерес шоколадного короля Людвига к гнилой этнографии русского коммунизма?

Долгие годы общественного маразма живые вопросы оставались безответными.

Кремлевские макиавеллисты, крохоборы и валютчики, мастера потемкинских деревень и загребать жар чужими руками не отказались заработать на подполье.

Эмигрант Игорь Щелковский и группа близких Кабакову художников и публицистов были втянуты в авантюрную затею с изданием русского иллюстрированного журнала за границей. Художник сразу раскусил секретные планы советских пропагандистов, подключивших к благородному делу фарцовщика Алика Сидорова и «швейцарского капиталиста» Бориса Кармашова под видом «романтического концептуализма»…