Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника
- Название:Враг народа. Воспоминания художника
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Новое литературное обозрение
- Год:2005
- Город:Москва
- ISBN:5-86793-345-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника краткое содержание
Враг народа. Воспоминания художника - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Русских художников он не замечал и не ценил.
У меня он много курил и варил луковый суп, а 4 сентября 1994 года съехал, оставив мне черно-белую картину.
В сентябре он стал самым молодым домовладельцем в Париже. Он купил комнату на седьмом этаже, по соседству со мной. Он звонил мне два-три раза в день. Мы гуляли по набережной Сены. Он знал все архитектурные стили и любовался Парижем иначе, чем я. Этот провинциал понимал моду и безуспешно искал парижского покровителя. Город ему нравился, он собирался долго в нем жить.
Мы заходили в гости.
Юрка Купер босиком рисовал большую картину и был добродушно настроен. Думаю, дай стравлю таланты.
— Юра, ты русский художник? — спрашиваю.
— Валь, — отвечает работяга, искоса поглядывая на гостей, — а какой еще? Я человек русской культуры, значит, и русский художник. Мне нечего стыдиться немцев и прочих шведов!
— А ты, Пролетцкий?
— А я сибирский художник! В Красноярске я прописан до сих пор!
Купер длинный, нескладный, молчаливый, с блуждающей улыбкой на утомленном, благородном лице. Я его горячо и от чистого сердца поздравил с удачными картинами венецианской архитектуры дверей и окон. Он что-то промычал, не отрываясь от работы.
Московский художник со своим ходом в искусстве, со своей интонацией, которая далась не сразу, а в результате тяжкого, упорного труда, в условиях, немыслимых западным профессионалам, не завял от нищеты. Работая особняком в Москве, Нью-Йорке, Париже, он держался на поверхности, не утонул и шел на выигрыш.
Пролетцкий решил грубо атаковать живопись Купера, обвинив его в академизме. Купер, не желая допускать поливку красивого прошлого классицизма, решил подловить сибиряка на пошлости, но когда тот выдернул из кармана пыльника заветный альбом с криком «Осторожно, не запачкайте!», Юра притих и задумался.
Перед глазами стояли шедевры высокой классической работы, сделанные сибиряком пятнадцати лет отроду. Над рисунками витал гений Леонардо да Винчи.
— Да, а рисовать ты умеешь, сибиряк! Мы все должны хвалить друг друга.
4. Встреча с русским послом
Посольство Советского Союза люди обходили стороной.
В начале 70-х по приказу Л. И. Брежнева на бульваре Ланн, рядом с Булонским лесом, выстроили квадратный бункер, глыбу без красоты, потолки до небес, на стенах позолоченные рамы.
В 1993-м советского боярина Рябова сменил первый посол России, Юрий Алексеевич Рыжов. Фамилии начинались на «р», и на этом сходство кончалось. Это были жители разных планет. Рябов был круглый, как паровой котел, а новый дипломат — элегантный, седовласый мужчина буржуазных правил. Интеллигент чеховской закваски, дамам целовавший ручку. Да он и был до посольства физиком, и не знал, почему его отфутболили с кафедры в Париж.
В сквате «Хрустального дворца» Юрий Коваленко, журналист «Известий», давно игравший с эмигрантами, шутя представил человека как посла России.
— Да, Коваленко не шутит, я самый настоящий посол и сам за рулем, — удивил меня человек с седыми кудрями.
С такими наша земля не пропадет. Сам будет жить и другим даст.
Я проникся глубоким почтением к стране, пославшей такого гражданина в парижский скват.
Ну а потом я пил с ним водку в таких дырках, куда посольская нога вообще не заходит. Его можно понять: каково физику и лирику смотреть на пьяные и тупые рожи профессиональных сотрудников, но и заходить так далеко послу великой, хоть и ободранной, державы не стоило. Юрий Алексеевич здесь был не дипломатом, а любопытным к острой новизне человеком и ученым.
Мы виделись в разных обстоятельствах, неожиданных и официальных, в соседстве с мэром Парижа Шираком на просмотре фильма Марины Голдовской «Соловки» и в югославских кабаре с русскими певицами.
Я думаю, что Юрий Алексеевич имел обо мне понятие, и личное и от поперечных лиц, связанных с искусством и бизнесом. Нюхом, с налету было трудно приезжему физику разобраться в заковыристых делах созидателей и торгашей, где легко напороться на глупость и выглядеть дураком. Тогда я весь был в «македонском золоте» — солунские братья, апостол Павел, Мустафа Кемаль Ататюрк, но легко выходил из заколдованного круга, если дело было красивым.
Саша Глезер лет пять крутился за круглыми столами, организованными посольством. Наконец-то его впустили в неприступный бункер ночевать. Старика О. Я. Рабина пригласили с выставкой в Петербург. Я не рвался к послу. Он меня позвал сам. На юбилейное собрание, посвященное «бульдозерному погрому», я пришел с женой. Впервые за двадцать лет. Юбилей был мой, а не посольский. Можно сказать без преувеличения, что все участники памятного перформанса 1974 года въезжали на белой лошади.
Может быть, мышеловка вместо праздника?
Так называемый «парад суверенитетов», легкомысленно объявленный Кремлем, обернулся невиданным хаосом в провинции и столицах, обреченных жить своим умом. Свои деньги ковала не только Чечня, но и Уральская Народная республика.
В фойе, как харьковский вокзал, на мраморном пьедестале стоял огромный бюст Ленина, прикрытый «триколором». Знал бы Владимир Ильич о таком надругательстве над пролетарской революцией. По бокам, широко расставив ноги в штатском, стояли могучие охранники, брезгливо, с ног до головы осматривая босяков гонимого искусства, мазавших своими копытами красные ковры коммунизма. Под ногами крутился переметчик Глезер, изображая из себя победителя. Вот по коврам поднимается старая, но гордая Мастеркова со своим сынком, за ней сразу трое потертых «лианозовцев»: пара Рабиных — лобастый отец и безучастный сынок — и тихая, как мышь, Валя Кропивницкая. А вот и ядовитый Воробьев с женой, а вот питерский барбос Жарких, с важным видом Леонов, а вот и свора свидетелей побоища, выдающих себя за участников, — Зеленины, Савельевы, Путилины, Хвостенко. Среди гостей любимцы капитализма — Булатовы, Штейнберги, Янкилевские, Лубенниковы, Андреевы, Сычевы, кто там еще?..
Банкетный зал разделен на две равные части, в одной висят картины «бульдозерников» и к ним примкнувшая шушера, в другой буфетный стол, заваленный закуской и выпивкой. У стола сам Юрий Алексеевич не устает жать руки гостям дорогим и желанным. Пир горой. Дым коромыслом. Заметной фигурой банкета примирения был московский диссидент Юрий Васильевич Титов, пожилой художник с выдающимся прошлым. Его крестный путь начался в глубоком подполье. Он был первым дипломированным академистом, рискнувшим изменить своему клубу и показать робкие «абстракции» у подножия «маяка» (статуя поэта Вл. Маяковского в Москве), где возникли стихийные митинги 50-х годов. Показы закончились приводом в милицию, но Титов и его энергичная супруга Елена Строева не сломались. Их квартира стала политическим клубом, где грызли коммунизм самые яркие лица столицы — Вольпин-Есенин, Вл. Буковский, Эд. Кузнецов, Илья Бокштейн, Вл. Осипов, Алик Гинзбург, А. И. Солженицын…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: