Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника
- Название:Враг народа. Воспоминания художника
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Новое литературное обозрение
- Год:2005
- Город:Москва
- ISBN:5-86793-345-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника краткое содержание
Враг народа. Воспоминания художника - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В 1924 году, когда появилась книжка «Руфь», украшенная гравюрами мастера, его сравнивали с Паоло Учелло!
Фаворский принял революцию и связанные с нею неудобства, часто очень зловещего свойства, как неизбежное, историческое зло. Поселившись в 1920-е годы в зеленом Загорске (Троице-Сергиева лавра), в приятном соседстве с Флоренским, Олсуфьевым, Машковым, он и его ученики по ВХУТЕМАСу создал и тот «универсальный пошиб», где действуют строгие и простые правила построения реалистической картины, фрески, гравюры, книги и мозаики, подходящие для всех времен и народов.
Скульптор Шаховской повез меня на дачу в Луцино, где отдыхал Фаворский.
Старый художник вставал на заре и до завтрака отправлялся в сосновый бор, я прыгал с чердака и плелся за ним. Как всякий сопляк, выросший на сквозняке нигилизма, я старался во всем ему перечить, что бы он ни внушал.
— Рисуйте больше с натуры, — поучал мудрый профессор, — в ней заключена вся радость художника. Надо внимательно наблюдать окружающий мир и рисовать его в пространстве и объеме.
— А как же икона, Владимир Андреич?
— Рисуйте горшки и деревья, потом будет икона.
На пеньках собирались старухи и рисовали с натуры деревья.
Живописец Жилинский, состоявший в дальнем родстве со всеми квартирантами дома, писал в деревянном сарае огромную картину как диплом своего института. Она изображала купанье коней и людей. По кучкам сапог и гимнастерок на берегу можно было предположить, что это солдаты. Для картины он готовил горы этюдов, написанных сухой, невыразительной кистью. Чуть распуститься, убить в себе демона пошлости и натурализма, подняться чуть выше над землей он не мог, но, судя по размерам картины, метил переплюнуть знаменитого классика Ал. Иванова, рисовавшего одно и то же 25 лет. С меня он рисовал не Иисуса Христа, а голого солдата. За позировку он платил и кормил. Судьба этой картины мне неизвестна, но с легкой руки дипломника я познакомился с самым выдающимся натурщиком страны Володей Переяславцем, ставшим главным художником Красной Армии!
Свою ослепительную карьеру Володя начал с того, что в 1946-м стал натурщиком Петра Кончаловского. «Полотер в красных штанах» — это он. По рекомендации влиятельного мастера его зачислили в студию военных художников им. Митрофана Грекова, самое денежное место советских живописцев. Свидетельство такого яркого успеха подстегнуло меня на новые авантюры.
Я охотно и все лето позировал Жилинским, Сухановым, Шаховским, Кардашевым. Мое рвение заметила Милочка Дервиз-Кардашева, и раз, подмигнув глазом, втолкнула в холодную комнату где сидела студентка Ирка Коровай.
Куда идем?
Эх, была не была! Где наше не пропадало!
Мое ученье в Ельце начиналось в сентябре, но до начала учебного года учеников повезли в отстающий воронежский колхоз на уборку яблоневых садов.
Иван Алексеевич Бунин, где вы? Это ваша антоновка!
Нас расселили по гнилым и вонючим кирпичным избам. Кормили жидким, пшенным кулешом и гоняли в сад, где мы отъедались пахучей и сочной антоновкой. Яблоки собирали в мешки, грузили в полуторку, и та везла груз в колхозный амбар. За две недели я ободрался и завшивел. В осенний холод спал на сеновале и сразу засыпал от усталости, не выходя на гулянки с девками и гармошкой.
Физически крепкий и рослый — легко выбрасывал гирю в два пуда, — я пугался темноты и собственного воображения. Оно рисовало самую причудливую и уродливую чертовщину повсюду. От шума в кустах и крика совы у меня сердце падало в пятки. Танцевать и жить впотьмах я боялся.
Хмырь болотный, сдавайся!..
Отоварившись по мешку антоновки, мы вернулись в Елец.
Раньше мне казалось, что отскок в сторону от столбовой дороги в Москву — и на целых пять лет — мой жизненный просчет, неудачная кривая судьбы, но теперь я думаю иначе.
Жизнь в глубокой провинции, в купеческом Ельце, потом в чувашском краю, в Чебоксарах, значительно обогатила мое знание России, совершенно неизвестной столичному жителю. В Москве я не нашел бы таких наставников искусства, как Берта Арнольдовна Геллер и Абба Максович Кор. Образовательного кружка, как «Икона», основательно повернувшего наши судьбы, в Москве тогда не заводилось.
Степной пейзаж, истоки тихого и чистого Дона, простые и способные люди, пережившие все невзгоды и сохранившие совесть, ненависть и любовь, — все это я пережил в глуши.
Уроженец тех мест И. А. Бунин вспоминает город Елец:
«В гимназии пробыл четыре года, живя нахлебником у мещанина Ростовцева в мелкой и бедной среде: попасть в иную среду я не мог, богатые горожане в нахлебниках не нуждались».
Первый год меня пустили в общежитие при училище. Там было десять коек с разных курсов, от новичков до выпускников. После стакана жидкого чая с куском хлеба мы разбегались по классам. Сразу три предмета — рисунок, живопись, композицию — вел Юрий Михалыч Дудченко, очень тихий и добрый, рано облысевший выпускник Харьковского института искусств. Гипсовый конус или куб он ставил очень серьезно, рассматривая его освещение со всех сторон. Наши рисунки поправлял редко, остро чиненным карандашом, воткнутым в нагрудный карман пиджака. Натюрморт он тоже составлял медленно, меняя складки драпировки, переставляя кувшин или муляжные фрукты несчетное количество раз. У него я шел в первых номерах, а вот обязательный общеобразовательный курс с тригонометрией, физикой, психологией выматывал все нервы, но и тут мне везло. Я или списывал или угадывал решение задачи.
Учись у масс, хмырь болотный!
Как бы ни браковали позитивисты мистические явления, но на втором курсе училища я в паре с Пашкой Басихиным снял комнату у гражданки Ростовцевой и, как прояснилось через сорок лет, в том же доме, где нахлебником жил неизвестный мне писатель.
Деревянный, мещанский дом в один этаж на каменном фундаменте углом выпирал в городской сад, где мы танцевали по вечерам. За колченогий диван я платил пять рублей в месяц из тридцати стипендии, питался в дешевой столовой ФЗО и только изредка пил чай на дому и не каждый день. Моя старая хозяйка экономила электричество и плитку прятала под кровать. Таким образом, я жил и учился на голодном режиме и без удобств. Получив стипендию, я с новыми друзьями просаживал сразу половину за бутылкой перцовки и наваристым гуляшом. В середине месяца клянчил взаймы. Зимние и особенно летние каникулы все ждали с большим нетерпением — поехать домой, отоспаться и отожраться.
Рисунок второго курса вела беспощадная Берта Арнольдовна Геллер. Она ставила гипсовую голову Гомера и без исключения обходила все мольберты, исправляя наши приблизительные рисунки дверным ключом. Одетая в черное, с черной камилавкой на голове, блистая стеклами очков, она садилась на табуретку, цепким взглядом изучала повороты и светотень бюста, а потом точным ударом ключа или огрызком неточеного карандаша определяла грубые ошибки. Бракованный рисунок приходилось переводить на новый лист бумаги и начинать все сначала — размер черепа, глазные впадины, крепление носа и ушей, повороты мышц и напоследок объемная светотень.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: