Виктория Мочалова - Лытдыбр [Дневники, диалоги, проза]

То есть Италия действительно потрясающая, и народ её прекрасен, и вообще, как выше уже сказано, “я другой такой страны не знаю”, правы тут были Гоголь с Гёте, у которых потырил этот лозунг Василий Лебедев-Кумач для фильма “Цирк”.

Но достаточно в самом базовом объёме владеть фактологией по Италии, или даже скромным опытом собственной жизни здесь, чтобы в считанные минуты, убедительно и доказательно, развенчать абсолютно любое идеализированное представление про “край, где всё обильем дышит”, его природу, историю, политику и жителей… И вся эта в высшей степени неприятная фактура – она тут, в Италии, примерно на каждом шагу, это совершенно не какой-нибудь dirty little secret местной масонской ложи, а информация общеизвестная. Мне вовсе не хотелось бы в этот предмет долго углубляться, но не могу не продемонстрировать читателю, до какой степени основательно развенчивается любое традиционно идеализированное представление об итальянской древности и современности, народе, природе, погоде.

Начнём с самого элементарного: с пресловутой матери-природы. В Европе, по сути дела, не существует ни одной другой страны, на долю которой выпало бы такое количество тяжких природных катаклизмов. Ну, ок, в Лондоне – тяжёлые туманы, в Исландии извергся вулкан, в Турции и Греции – землетрясения, в Чехии с Германией – наводнения… Но в счастливой Италии всё это случается не один раз за столетие, а совершенно non-stop! Вулканы извергаются, землю трясёт, наводнения разрушают тысячи построек, туман и засуха поочерёдно парализуют мегаполисы. И с человеческими жертвами, и с разрушением целых городов, и с прекращением работы любого транспорта, и с полным непониманием, как от этого всего обезопаситься в будущем, хотя каждому из этих погодных катаклизмов тут не первая тысяча лет. Буквально вчера в Венеции не обслуживали клиентов гондольеры (и туристические за 80 евро, и на пассажирских переправах за 70 центов), а в открывшемся прошлой осенью после ремонта Немецком подворье не пускали посетителей на террасу – по причине maltempio, непогоды. И эти лёгкие венецианские неудобства – детские шалости по сравнению с тем, как прошлым летом, из-за сухой погоды, власти Рима и Милана вынуждены были запретить пользование частным автотранспортом на полные 40 дней, чтобы жителям не задохнуться от выхлопов…

Данте, конечно, подарил итальянцам язык, но в родном городе он был приговорён к пожизненному изгнанию или смертной казни, если не уплатит штраф (уплатить который он не мог, потому что всё его имущество уже конфисковали политические противники).

Но вот есть и великая Римская империя, она же до этого Республика, о которой я довольно мало тут пишу, по еврейской привычке не слишком увлекаться делами язычников. Но одну особенность её внутренней политики сейчас упомяну, потому что она довольно симптоматичная. Мы же привыкли думать про Рим, что там, с одной стороны, было всё мегакруто просчитано и организовано в административном плане, для разумного управления целым континентом. А с другой стороны, было рабовладение, то есть плоды этого разумного управления пожинали только эксплуататорские классы, а рабы, руками которых создавались богатства, были бесправны. Но это мы если не оправдываем, то объясняем спецификой древней эпохи, с её неразвитыми средствами производства.

Однако же придумали там такую замечательную вещь, как децимация. Это когда за некий коллективный проступок (мятеж, дезертирство, поражение части в бою) в провинившейся группе римских воинов убивали каждого десятого, чисто по жребию, без учёта личной вины. Причём убийством занимались девять товарищей вытянувшего несчастливый билет – рубили его мечами и забивали палицами. И вполне могло случиться так, что в палачи жребием определялись истинные преступники, а убивали они как раз своего невиновного соратника по оружию. Также могло случиться, что причиной военной неудачи являлись действия командира – но именно он назначал после боя эту массовую товарищескую казнь. Лично у меня немножко не укладывается в голове, как эта практика могла влиять на боевой дух участвующих в ней воинов (которые, замечу, были ни разу не рабы, а оплот сперва Республики, затем Империи). Запретивший децимацию византийский император Маврикий в конце VI века писал в своём “Стратегиконе”, что моральное влияние на дух войска от неё могло быть лишь самым отрицательным. Меж тем в итальянской армии, воевавшей на стороне Антанты в Первой мировой войне, древнеримская практика децимации была возрождена маршалом и бездарным главкомом Луиджи Кадорна. Когда в каждом итальянском городке или деревне видишь мемориалы павшим в той войне, поневоле задумаешься: какая часть из них была убита своими же соратниками тупо по жребию, по приказу бездарного командира? И что после этого можно сказать о семейственности и солидарности итальянцев?

Как догадывается читатель, свой рассказ об ужасах итальянской природы, истории и современности я мог бы продолжить ещё на шесть экранов, ни разу не упомянув даже про такие общеизвестные беды, как мафия, коррупция, сиеста, лень и раздолбайство, футбольные договорняки и Costa Concordia.

Могу рассказать и такие человеческие истории, от которых у читателя встанут волосы дыбом: например, про бедного миланского художника, который попросил в горсобесе пособие на детей, потому что его соседи затеяли капремонт, а у него не было лишних 10 000 евро. В собесе его выслушали с большим участием, после чего детей у художника забрали органы опеки и передали в другие семьи на усыновление, имущество арестовали, квартиру отобрали и продали с молотка, так что на шестом десятке лет мужик стал в родной стране бомжом, а единственный человек в полуторамиллионном Милане, который после этого пустил его жить на свои квадратные метры, – мой друг детства, иммигрант из подмосковных Люберец. Готично, нет?

Но закончу я свой рассказ ровно тем, с чего начал: Италия – потрясающая страна, населённая дружелюбнейшими солнечными людьми, край невыносимых красот, божественной природы и бесконечного гостеприимства. Никакие ужасы её истории или современности, природы или общественного устройства не могут отменить того ощущения счастья, которое она способна доставить путешественнику или приезжему из решительно любой части света.

А весь этот мой рассказ – история про нашу жизнь, в которой с одинаковым успехом можно найти и беспросветно мрачный экзистенциальный ужас, и “златой лимон горит во мгле древес”. Будешь ли ты вдохновляться красотами окружающего мира, становясь счастливей, или ужасаться его жестокостям, впадая в отчаяние, – свободный выбор каждого, если вдуматься. Так что подытожу я призывом из известной песенки Монти Пайтона: Always look on the bright side of life.