Феликс Медведев - После России

Надо сказать, что мои финансовые дела были плохи. Полеты в Израиль до этого оплачивал Робер. Но при всех трудностях учеба в Гамбургской консерватории, куда меня послали, успех на сцене — это такой был для меня праздник, лучшие дни моей жизни. Помню, как одна женщина из состава комиссии спрашивает: «А вы можете нам спеть романс Шуберта или Шумана?» А у меня, как нарочно, не было в репертуаре никакого классического романса, только арии. И я игриво говорю: «А можно я вам спою русскую песню?» — «Пожалуйста», — слышу в ответ.

Сажусь за рояль и пою: «Однозвучно звенит колокольчик…» в своей аранжировке. Члены комиссии аплодируют. Меня приглашают на телевидение. И снова с успехом я пою русские народные песни и романсы. Жизнь, казалось, обрела радужные очертания. Но…

Это случилось, я точно помню, пятого октября 1980 года. Я занимаюсь с преподавателем у рояля. И вдруг по радио объявляют: «Малкин, Малкин, срочно в секретариат». Подумала, мелочь какая-то, закончу занятие и пойду. Что за срочность?! Снова раздается: «Малкин, Малкин, очень срочно явиться в секретариат». Мы переглянулись с преподавателем. А надо сказать, что никаких плохих предчувствий у меня не было, потому что я не жалела денег на звонки маме, из автомата звонила и она знала о каждом моем шаге, а я о том, что происходит в Тель-Авиве. Бывало так, что заклинит монетка и почти час разговариваешь с мамой без оплаты, такое счастье. Кажется, обо всем переговорили, а все не наговоримся никак. «Стоит монетка?» — спрашивает мама. Говорю: «Наверное, специально для нас с тобой зацепилась». И хохочем. Прямо истерика от счастья.

Но вот я наконец поднялась в секретариат, а мне: «С вами будет говорить Бонн». Я терзаюсь. Что случилось? Может быть, раввинат решил мою судьбу и освободил от этого злого человека, сломавшего мою жизнь. Сколько уступок делала я мужу, лишь бы он оставил меня. И вот-вот должен был состояться высший иерусалимский суд. уже окончательный. Мои интересы отстаивали два опытных адвоката, один — бывший одессит, другой — бывший рижанин. Но и они ничего не могли решить в мою пользу. Только потому, что тот не давал развода. То давал, то передумывал. И всех водил нас за нос. И вот дело должно было завершиться самой высшей инстанцией. Только вчера я говорила с мамой. Она сказала, чтобы я обязательно прилетела на суд последний раз. Но у меня был первый день занятий, а денег нет. Все бросать и лететь в Израиль? Это было выше моих сил. И мама говорит: «Ну ладно, может быть, ты и права, пусть будет как будет».

…На проводе был сотрудник израильского посольства. «Возьмите себя в руки, — произнес он, — ваша мама убита». Сначала я не восприняла эти слова, не поняла, ведь я с ней только вчера говорила по телефон). Потом меня пронзило: арабские террористы?! И сразу же молнией мысль: ведь я просила маму не ездить на центральный рынок в Тель-Авиве, где можно было подешевле купить кое-какие продукты. Центральный рынок — излюбленное место террористов, свои бомбы они подкладывают в мусоросборники. Некоторые наши знакомые погибли от этих бомб, и мама мне как-то сказала: «Я не поеду больше туда, как-нибудь обойдусь». И правильно, вторила я. покупай в супермаркете, что уж мы совсем, что ли, бедные. А однажды поехала она в гости к родственникам в Хадеру, километрах в пятидесяти от Тель-Авива. Вдруг с заднего сиденья к шоферу подходит какой-то парень и приказывает остановиться. Потом на всех заорал, чтобы немедленно покинули салон и разбежались. Все, конечно, выполнили команду. Мама бежала, наверное, дальше всех — очень уж боялась этих бомб.

А как-то в сумочке на скамейке услышала она тиканье часов. Отбежала, вызвали минеров, оказалось, тикал будильник. И смех и грех.

Боязнь бомб была у нее в крови. В войну в Одессе от бомб погибли десятки ее родственников. Однажды во время очередного налета старший брат, гонимый каким-то предчувствием, уплыл на лодке в море, захватив с собой и десятилетнюю девочку, мою будущую маму.

Оставшиеся на берегу все до единого погибли. А в лодке все спаслись, их подобрал какой-то катер.

…Да, по пути в Хадер она бежала дальше всех, но от судьбы не убежишь…

Не помню, как я купила билет, как полумертвая летела в Израиль, как сразу же в аэропорту меня встретила полиция. И пошли вопросы: «У мамы белые волосы?» — «Нет, — говорю, — может быть, она купила парик». — «А были у мамы враги?» — «Нет, — говорю, — не было».

А они его уже взяли, моего мужа. Это он убил мою маму, сконструировав посылку-бомбу. Когда у него брали интервью, каким образом и зачем он это сделал, он сказал: «А я бросил жребий: посылать или не посылать. И выпал орел». А дело уже шло к тому, что он уже почти полностью выбил себе квартиру. Я шла и на это. Он рассчитал убить нас вместе с мамой, он предполагал, что на этот последний суд я непременно прилечу.

Свой смертный привет он послал почтой. Рассказывали, что в городе посылку у него не принимали без паспорта. Какой сумасшедший оставит такую улику, как паспортные данные? И он поехал в Натанию. в тридцати километрах от Тель-Авива, и на каком-то почтовом филиале у него таки приняли без паспорта. Ящичек он оформил весьма красиво — с ленточками, с бантиками, как якобы подарок.

Я уже говорила, что в Израиле немедленно вызывают полицию, если появляется хоть малейшее сомнение по поводу какого-то подозрительного предмета. Пальцем до него нельзя дотронуться — немедленно звони куда следует. По телевидению постоянно показывают, как надо вести себя в таких ситуациях. Прямо спектакль из всего этого: «А что у вас в сумке? Откройте ваш дипломат». И никто не должен обижаться на такое вмешательство.

А тут как раз почта бастовала, долго не было отправлений, и вот приходит извещение на посылку. Подруга мамы рассказывала мне, что мама очень удивилась, откуда посылка, и решила, что она вернулась из Союза, из Алма-Аты, куда она недавно посылала брату какие-то вещи. По какой-то, дескать, причине посылка вернулась. Девичья фамилия мамы Дулицкая, и на извещении стояла эта фамилия. Мерзавец все рассчитал. Правда, ей странным показалось, почему извещение из Натании. Поделилась сомнениями с подругой, а та ей и посоветовала: «А ты сходи на почту и спроси служащих, что это такое?»

Мама так и поступила. Смотреть красивую посылку вышел сам директор почты и его заместитель. Этот директор такой добрый был человек, все считали его чуть ли не родным, тридцать лет проработал на этом месте — так он пошутил, дескать, какой-то поклонник шлет привет. И у него не возникло ни грамма подозрения.

Как только он коснулся ленточки, раздался страшный взрыв. Трое погибли на месте, семерых тяжело ранило. Рассказывали, что потом этого директора не могли собрать. Врач-патологоанатом констатировал, что мама скончалась не от ранений, а от разрыва сердца. В последнюю секунду бедная мама поняла, что бомба наконец ее настигла. И сердце отреагировало мгновенно.