Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

С бодрым бухом! Пьянству — бой. Блядству — хуй!

И рассказывал один лично знающий его человек, говоря простым языком, подельник, про Сашу Пустовалова, Сашу Солдата. Приехали они в Салоники. Македонский встретил их, как родных:

— Здорово, единомышленники.

Обнялись. На радостях Македонский подарил Солдату полотенце с мотоциклом Harley Davidson. Вот в этом полотенце Солдат и скинул Македонского с обрыва, предварительно завернув в подарок. Сам Солдат говорил, что задушил Македонского. Возможно, комплекция у них была одинаковая. Возможно, но хлопотно. Вернувшись на виллу, Солдат обнаружил, что его подельники не смогли до конца расправиться с «мисс Россия». Девушка была еще жива.

— Вы че, нормально убить не можете?

Солдат размозжил ей гортань, расчленил, сложил части в пакеты, а от пакетов избавился, выбрасывая их из окна движущегося автомобиля.

Греческая полиция, обнаружив эти пакеты, потом заявила, что это дело рук русской мафии, никто больше на такое не способен.

— У меня еще заточка (лицо) выкупная.

Свидетель на суде, впав в сильное волнение, перепутал судью с князем и упорно называл его не «ваша честь», а «ваша светлость».

— Адвокат Михайлов, номер удостоверения такой-то.

Судья:

— Садитесь.

К секретарю:

— Все же хотелось бы узнать: адвокат Михайлов вызывался?

Опять встает растерянный Михайлов:

— Адвокат Михайлов, номер удостоверения такой-то.

Судья:

— Понятно. Садитесь.

К секретарю:

— Так я не понял, адвоката Михайлова не предупредили, что ли?

Свидетель обвинения на все вопросы прокурора и суда отвечал одно и то же:

— Ничего не помню, прошло слишком много времени.

— Где, эксперт, фотографии, по которым вы делали экспертизу?

— Где, где. В Караганде.

12 декабря. Продолжает болеть нога. Колено распухло страшно.

— Так дай мне книгу же.

— Какую?

— Такую… историческую, но не то что художественную… историческую.

— Нет у меня.

— Тогда дай что-нибудь такое… как вот ты читаешь сам.

— Я читаю Достоевского, «Бесы».

— Бес чего?

— Бес того. Хочешь «Подростка» Достоевского?

— А кто у него был отец?

— У кого?

— Ну, вот у этого, что ты назвал.

На голубой коже небосклона шрамом проявился инверсионный след самолета. И пошла стальная блестящая игла штопать голубое полотно неба. Боже, как красиво! Особенно ярко на фоне гадких стен прогулочного дворика.

Из кабинета «лепилы» доносилось: «Если это вышло на яйца, то надо их полоскать марганцовкой. Так что ничего страшного, полощите».

— Надо закинуть витамины в мозг.

2 января. Тихо справили Новый год. Затянули три литра спирта и по-братски употребили. Все без иллюзий, пили только избранные: братва и наша семейка. А наша семейка — это бравый полковник, одно время был комендантом Грозного, Вован и я. Тюрьма на праздники вымерла.

Тридцатого провели глобальный шмон — и все! Как отрезало.

9 января. Отупение превратилось в норму. Праздность стала нормальным ежедневным состоянием. Это даже не ожидание, а тупое пребывание во времени. Опять считаю дни, опять осталось пять дней, и что?

Подошел молдаванин, попросил что-нибудь почитать. Дал сборник Булгакова, а там «Белая гвардия», «Роковые яйца», «Мастер и Маргарита». Приходит через неделю: забери, говорит книгу назад, сил моих больше нет это читать. Интересно, силы его покинули на «Яйцах» или на «Мастере»?

Закончил «Бесов».

И везде, всюду одно и то же: неправильная оценка людей и обстоятельств, в основном людей. Что знают двое, то знает свинья, старая немецкая поговорка.

Все, буквально все упирается в язык людей, когда дело касается тайны. Ну не может человек молчать, хоть тресни, обязательно нужно на свою голову поделиться с ближним. А ближний так и норовит поделиться с властями. Один толком преступление совершить не может, а другой, совершив его, обязательно кому-нибудь это расскажет — прямо закон свиньи какой-то.

— … ты недооцениваешь серьезность «торпедирования» как такового. Во-первых, это почетно, во-вторых, не западло. Потом, это полезно, наконец.

— Да зачем мне все это?

— Э-э-э, милый! Возьмем, например, шмон. Ну, где прятать? В подушку зашивать? Так это место знают все, включая жителей близлежащих домов. Это тебе и на воле пригодится. Возьми, допустим, Копперфильда. Вот, значит, его обыскивают и чуть не голым помещают в тюрьму, а он, значит, через полчаса выходит. Думаешь, руками все открыл? Нет. Все там спрятал. Не поверишь, целый набор инструментов, включая гаечный ключ, влезает.

— И что, сами все отдают?

— Только сами. У меня всегда сто шестьдесят первая статья. А если насилие присутствовало, так это, извини, уже сто шестьдесят вторая статья. А ты УК полистай и посмотри разницу в сроках. Потом, я же не все беру, а только часть. Подхожу, так и так — и, к примеру, если у него три тысячи, беру полторы или две. Всегда на проезд оставляю. Тут ведь как: «терпила», если попадешься, подтверждает, что все было на добровольных началах.

— А если откажет?

— Значит, другой найдется.

— А как ты определяешь, у кого брать, а у кого нет?

— Практика.

— И все же бывает такое, что выходит прокол?

— Бывает. Мы однажды вдвоем в поезде работали. Заходим в тамбур, а там наш клиент стоит. Мы ему так и так, откуда, мол, да куда, да есть ли бабки, а посмотреть. Пошли, говорит, посмотрим. Заходим в купе, он достает ТТ и… Все, говорит, пошли, ребята, обратно в тамбур. Пошли поневоле, куда ж деваться. Приходим. Он нам: ребята, пиздец вам. У меня своих проблем хватает, а тут вы еще. Мы ему: браток, помилосердствуй, не на того напали, перепутали, бывает же в нашей профессии, ты же сам такой же, должен понимать. Ага, говорит, все понимаю, но стеснен в средствах, так что делитесь, парни.

— И что?

— Поделились мы и разошлись друзьями.

— Да. И все же, как определяешь клиента?

— По одежде, по манере поведения. Идешь ты, например, а я сзади хлопаю тебя по плечу: «Браток, ты куртку всю измазал чем-то», — а сам отряхиваю. Он крутится, и если говорит «спасибо», то я ему: «Спасибо в карман не положишь, с тебя сто грамм и пончик». Если он говорит: «Нет базара, пошли», — мы идем, берем выпиваем. И я начинаю издалека: откуда, мол, куда и все такое. Если вижу, что словами я его уже упаковал, то приступаю. Положим, едет он с северов с заработка, с собой тысяч двадцать франклинов везет. Я ему: браток, делиться надо.

— Получается?

— А как же, в день до трехсот баков доходит. Ну, тоже, пойми, раз на раз не приходится. Было, что раз мы вчетвером подняли сто двадцать пять тысяч. Я тогда автомобиль купил, жене квартиру в Орле, пожил нормально. Бывает, что и пусто. Но мелочевка всегда перепадает. А если вижу, что он вместо «спасибо» — «пошел ты в пешее эротическое», и в грубой, агрессивной форме, то сразу врубаю заднюю.