Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

На вопрос, куда людей девать, «продольный» ответил:

— Люди? А где здесь люди?

Стричься нечем. Мыться приходится в таких условиях, что не каждая свинья зайдет в помывочное помещение.

И кругом деньги, деньги, деньги. Дай, дай, дай. Можно не давать? Можно. Но тогда ты вообще ничего не будешь иметь, даже иллюзий.

Глупость собратьев по беде иногда не поражает, завораживает. Иногда думаешь: нет, не может такого быть, так не бывает! Бывает.

Конечно, все равны перед законом, спору нет. Но только не перед судом. Я не беру судей-маньяков, а таких тоже немало. Беру стандартную ситуацию.

Возьмем чистого ухоженного московского мальчика с хорошими манерами и таджика (беру любого таджика или киргиза и абсолютно равную ситуацию). Так вот, при всех равных обстоятельствах таджику дадут значительно больший срок, чем этому мальчику. Даже если этот несчастный таджик (а это может быть и казах, и узбек) и вовсе не виноват. Без денег инородцу по закону выскочить из крепких объятий правосудия не удастся.

Плохое, непрофессиональное ведение следствия, например, сбор доказательств, экспертизы и т. д. — общее место. Это знают все, кто когда-нибудь сталкивался с системой. Поэтому и стараются закрепить косые и кривые дела явкой с повинной и чистосердечным признанием («чистухой»). Еще один способ дооформить дело — это свой, «мусор- ской» адвокат, бесплатный.

Положительных, честных, добрых следователей не бывает. Ну нет их в природе, не водятся, не вырастили такой вид еще, что поделаешь.

Что, не берут? Плохо давали. Мало давали, не вовремя, не тем или не так. Если дело не заангажировано, берут практически все. Если же оно находится на контроле — тогда не возьмут, но далеко не все дела на контроле.

Не мусора такие — система такая.

Отец цыгана бил не за то, что тот воровал, а за то, что попался.

Любовь, да, греет, да, хочется, да, нужна, как воздух, но есть ли она?

Наличие любви — вопрос времени и денег.

Пока жив — нужен, пока в тюрьме — пока нужен.

За деньги тебя будут любить и тюремщики.

Если есть поддержка с воли, в системе тебя опасаются. Чем мощнее поддержка, тем вежливее к тебе отношение.

Модные вещи нужны на воле. В системе нужны удобные, прочные и надежные вещи.

Все дорогое вызывает болезненную зависть.

Благородство? Да откуда же ему взяться? Демократия уравняла всех. Теперь и академик, и солдат, и поэт, и вор, и бомж, и президент равны. Значит ли это, что все стали благородными? Нет. Это значит — наступило время духовного обнищания.

Часто приходится слышать: «Будь попроще!» То есть будь такой же примитивный, как и те, кто просит тебя об этом. А то получается, что ты своей сложностью оскорбляешь их простоту. А оскорблений не любит никто. Нам не хочется себя чувствовать оскорбленным. Нам проще тебе морду набить. Упростить твое сложное лицо нашими кулаками.

В сущности, теперь мы все «дворняжки». Скажите, кто серьезно может проследить пять поколений в глубь своего рода? А десять? Да что говорить! Удивляет при этом страсть приобретения породистых собак или лошадей. Необходимость в чистоте их породы ни у кого не вызывает сомнения. За чистоту породы платят сумасшедшие деньги.

Так почему же ценность породистого человека вызывает у нас возмущение? Не потому ли, что мы понимаем, что ценность породистого человека безусловно понятна, но, к сожалению, абсолютно неприемлема, так как подавляющая часть общества лишена «родословной».

Совершенно все равно, знает ли волна, куда ее несет. Что с того, что знает или не знает?

Собрать стаю волков и держать перед ними речь в надежде, что они тут же превратятся в собак.

Сословная гордость воспитывалась веками. Теперь ее не стало. Что же осталось? Страх, деньги, власть. Цивилизация значительно улучшила быт людей и увеличила технические возможности каждого отдельного гражданина, подравняв всех до одного значения. Означает ли это, что все возвысились? Полагаю, напротив, это означает всеобщее принижение.

Общество наказывает индивида не из чувства справедливости, а из чувства страха. Тех, кто нарушил, надобно изолировать, чтобы не попасть ненароком под их действия. В наше время сила действий осталась только у преступников и силовиков.

Обвиняя кого-либо, мы тем самым становимся на позицию обвинения. Это приятно, но это же превращает нас самих в прокуроров. Наверное, приятно тыкать пальцем в несправедливость, но хорошо ли? Стоит отметить, прокуроров не любят нигде, даже в милицейской среде.

20 февраля. Завтра будем обозревать вещдоки. А вещдоки у нас такие: шарфик, гильзы и не поддающийся экспертизе пистолет ТТ. Обозревать — это значит дадут в руки. И представилось мне: попадает мне в руки ТТ для обозрения. Суд. Зал. Клетка. В клетке я обозреваю ТТ, а его еще в период предварительного следствия для проведения экспертизы очистили и привели в максимальное для такого действия хорошее (семь лет в земле) рабочее состояние. Обозреваю я, значит, его и достаю незнамо откуда взявшийся патрон, да хотя бы сделанный из хлеба, вгоняю в ствол и навожу пистолет на прокурора, сидящего прямо напротив меня. В атмосфере шока и ужаса начинает «его нечисть» сначала тереть очки, вглядывается, лицо меняет цвет, а затем он начинает судорожно метаться по дулом вещдока, как таракан на горячей сковородке… Это видение зарядило на три часа энтузиазмом.

Уже второго на моих глазах «нагнали» из зала суда!

За два с половиной года нахождения в пенитенциарной системе я ни разу не встретил человека, испытывавшего искренние угрызения совести за содеянное. Хвастовство «подвигами», жалобы на судьбу и ментовской беспредел, тоска по прежней жизни, сетование на подельников, досада типа «кой черт меня дернул…» — все это было во множестве, но угрызений совести за поступок — не видел.

Однако при мне один повесился в карцере, получив по приговору суда «пыжик» (пожизненное). Может, это и было настоящее угрызение совести. Может, он изначально был «деревянным»: нужны деньги — отнял или убил, нужна свобода — бежал из армии, понял, что впереди пустота, — взял и повесился. Может быть, так. Может быть, из страха или проснулась совесть. Кто это знает? Повесился-то он добровольно — это факт. В любом случае в голове этого человека что-то произошло.

Модное слово «охуеть». Как это сделать? Сосредоточиться, вытянуться, медленно-медленно начать затвердевать и, твердея, не торопясь и осторожно превратиться в хуй, да таким и остаться на радость и конфуз окружающих.

…целого министра с целым его замом встретил в автозаке. Я еще удивился, увидев этих двух немолодых дядек. Министр, ясное дело, в золотых очках, при усах, зам же — пожилой армянин с большим лицом. Все было на его лице: и необъятный унылый нос, и печальные глаза, и мешки под глазами, в которых отражалась вся скорбь армянского народа и в особенности его личная замминистерская скорбь. Поговорили. Я дал министру сигарету. Взял. Был рад. Их закрыли в зале суда после объявления приговора. Гуськом прошествовали эти двое сквозь толпу зеков и встали перед «продольным» в звании сержанта.