Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

А так, вообще Саня технику любит. Идет он однажды на работу, а куртка его аж топорщится изнутри. Чего это? Спрашиваю, он куртку открывает, а под ней всякая всячина: кофемолка, миксер, мясорубка. Я его спрашиваю: это зачем? Да, говорит, все равно фарш никто не делает дома, ну, может быть, раз в полгода маманя котлеты сделает, и все. Так для одного раза в полгода эту мясорубку у соседей можно легко взять, и, самое важное, ни кофе, ни соки он не любит. Так мы эту канитель аж два дня прокалывали. Мне вот все равно, а вот Саня без кайфа жить не может. Причем ему все равно что: колоться, синячить или нюхать. Во время ломок он запросто может и клей употребить.

Приходит как-то Саня в качалку, а сам грустный такой, на кумарах явно. И видит у кого-то из наших камеру, а он же аппаратуру любит, и, ясное дело, завелся он на эту камеру. В смысле дайте поснимать на время кое-какие виды. Но так как у нас парни тертые и какие виды бывают у Сани и на что именно, знают все, ему аппаратуру не доверили. Отчего Саня сильно расстроился. Сел, значит, расстроенный, а взгляд его блуждает, ищет отправной точки для рождения новой плодотворной идеи, и падает взгляд на куртку. Причем на его же куртку, Санину то есть. И не столько на саму куртку, сколько на пятно на ней.

А с пятном история такая. Под синькой Саня с кем-то подрался, с кем именно, он не помнил, но после этого на куртке осталось довольно приличное пятно крови, и маманя это пятно у него спалила. Видит Саня пятно, вспоминает, что маманя в курсе, что была драка, и раз — возникает идея! Такое дело, говорит мне Саня, есть мысль, как развести маманю. Как же, спрашиваю. А идея такая: маманя знает, что была драка, но не знает, с кем. И вешает Саня после этих слов мхатовскую паузу. И дальше что? — недоумеваю я. Как из этого деньги можно выжать? А находим человека, вещает Саня, тот приходит к мамане и говорит, что тот, чья кровь на моей куртке, лежит в тяжелом состоянии, в больнице, и я, ну то есть маманя, должна срочно выделить деньги на лечение этого умирающего братана. Короче, брат у него почти мертвый и нужно лаве, чтобы его оживить.

Дальше события развивались так: нашли брата того самого «мертвого братана», объяснили ему тему и направили к мамане. Маманя тут же собралась ехать в больницу. Брат «мертвого братана» ударился в панику. Ехать-то некуда. Еле отбились. В итоге сто гривен, как одна копеечка, у нас образовались. Правда, сверх обещанного пришлось брату «мертвого братана» заплатить еще две пачки сигарет. Но это нормально, он же с маманей пять часов работал, аж взмок. И при этом надо понимать, что такой дар убеждения у человека — это редкость. Маманя так прониклась, что без звука выдала деньги. Он потом рассказывал, что настолько сам поверил во всю историю, что они с маманей даже всплакнули. И когда у мамани началась истерика, он ее в чувство приводил.

Кололи мы эту сотню два дня. Хорошо было, товар попался качественный. Потом я Санька потерял, у него седьмой передоз приключился. А у меня другая тема возникла — металл. У нас в городе металла уже не осталось, брать нечего. Сняли все, вплоть до крышек от канализационных люков и колец, на которых они стоят. Власти, правда, подсуетились и заменили их на деревянные. Но иной раз нет-нет, да и кто-нибудь туда проваливался, когда нет света.

А вот на электростанции, там металл еще есть, и мы иногда его оттуда скусывали. Иной раз даже те провода, что под напряжением. Хороший заработок. Однажды даже на восемь часов весь город без света оставили, но при этом очень хорошие лавешки подняли. Правда, вся моя доля ушла на этих пидоров-врачей, у сестры выкидыш случился. Поскольку она на сохранении лежала в клинике, а там из-за отсутствия света чего-то не сработало и ребенка ее сохранить не удалось. Короче, им бы лишь деньги тянуть с людей. А денег-то уже нет, и металла нет. И работы давно уже нет. Все развалилось.

Раньше много чего было, и трубы делали, и ботинки шили, и шахта работала, и запчасти к самосвалам делали. А сейчас все, пустыня. Все разъехались, а кто не разъехался, носится по городу со всякой ерундой: белье, кофемолки, мясорубки — лишь бы продать. Ломбарды этой чепухой все забиты. Но мне они уже не интересны, так как после знакомства с Саней, точнее, с его мамой, а точнее, после приезда ментов и скандала с маминым плащом, который Саня заложил в ломбард, и еще с теми пятью якобы золотыми цепочками, что Саня впарил маме, а они оказались не золотыми, но мама купилась и потащила в ломбард, а там ее плащ висит, как родной, уже на продажу. Короче, меня и еще одного бедолагу к ломбарду не подпускают. А если Санька видят в радиусе ста метров от ломбарда, то вообще ни у кого ничего не берут.

Ничего, вот Санька подлечат, если он не крякнет, я освобожусь — еще что-нибудь замутим. Парень-то он башковитый, подвижный и всегда полон идей.

— Нет, с подельниками я не работаю. Один мне сказал: сделал дело, вали «поддела». Правильно сказал, а я этого не люблю и не хочу, так что работаю один. Технических приспособлений тоже не люблю. «Мальцами» не работаю, не умею, а в основном работаю через балкон. Второй, максимум третий этаж. Первый — решетки и сигнализация. А четвертый уже опасно, можно упасть. Мне вторых этажей хватает. Зайдешь по-быстрому, возьмешь — и назад. Быстро, чисто и нехлопотно. Первый раз я на холодильнике спалился. Зашел, туда-сюда и давай набирать: взял мелочь, смотрю, тихо. Потом вещи покрупнее, потом телек, видак — короче, залез в холодильник, а он ломится от продуктов, ну, думаю, надо перекусить. Сел, тарелку набрал, а там коньяк хороший был, такая богатая этикетка. Выпил, закусил, еще выпил-закусил, чувствую, пора. Спустил я этот чертов холодильник, но пока спускал, спалился. Взяли меня на факте, а в кустах еще полквартиры заныкано. Сгубил меня этот холодильник, будь он неладен, еб его мать. А в этот раз по-другому было. Залез, дверь балкона отжал, вошел, шмонаю тихонько. Тут в дверь звонок. Смотрю в глазок, а там менты. Вот, думаю, черт, сигнализацию просмотрел. А она, оказывается, на балконной двери была. Я на балкон, а мусор мне снизу фонариком светит. Я постоял, типа не при делах, назад смотрю в глазок — ничего. Открываю дверь — меня и приняли. С тех пор я холодильники не люблю.

5 декабря. Опять адвокат поманил средой, но я уже не верю.

— Рай, рай! Мы попали в рай, как яблочко. Что еще надо? Спи сколько хочешь, кормят огурцами и салатами, прямо как в больнице, рай, прямо попали в рай.

6 декабря. У мордвина-мокша с лица не сходило выражение, что он чувствует по отношению к себе явный обман, но не может понять, в чем суть этого обмана и кто именно его обманывает.

7 декабря. Короткие дни и длинные, длинные ночи. Время шуршит, сыплется, тянется, ползет, стекает, дробится. Люди и их беды с их уже полученными сроками входят, и через две недели время их растворяет. Суждено ли мне с кем-нибудь встретиться? Неизвестно. Подавляющее большинство сыплется, как песок в щель между плитами моей жизни и исчезнет, канув в тягучее время.