Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

— Так сколько тебе было?

— Тридцать три.

— И что же у нее ни семьи, ни детей?

— Почему же это, все было, и дочь взрослая, замужем. И ребенок ее Тамарку бабушкой называл, а меня дедушкой. Я чуть не сдох от смеха. Меня — дедушкой. Ну а я его — внучком. Во прикол-то! И муж у нее был из этих, новых русских, то есть новых тувинских, спиртом он занимался. Короче, поднялся и тут же нашел молоденькую. И разошлись они. Живу себе, лежу на печи, телек смотрю, а мне все Люська по телефону долбит, прямо не знаю, что делать. Главное, Тамарка только на работу, и тут же Люська звонит. Подглядывала, что ли? Сейчас, говорит, приду, я ей: ни в коем случае. Ну, представь, мороз под сорок градусов, и с Тамаркой только что помирились, а эта все трезвонит. Я ведь дураком был, я же не знал, что у Тамарки телефон с определителем и памятью на сто номеров. В общем, попила кровь эта Люська. А тут мой дружок говорит: пойдем, прогуляемся. Пошли, а он там в городе работал. Так, всего понемногу, и квартиры, и покупки, и кидняк. Была у него такая фишка: надевал он шапку, опускал уши, очки такие огромные напяливал, подходил к ларьку и начинал дефицит разный набирать в пакеты — ну там «Парламента» блок, виски, жрачка — и в последний момент отправлял продавца в глубь магазина за чем-нибудь. Пока она шла, он ноги вставлял. Городок тысяч семьдесят. Я, как это увидел, говорю ему: ты что, с ума сошел, а он мне: так я же замаскировался. Однажды он мне говорит: пойдем уголь воровать. Тут думаю: все, еще уголь воровать мне не хватало. Стоп, говорю, без меня. И, так тихонько задний ход от него. Но углем все же пришлось заняться. Я за зиму у Тамарки две тонны сжег. Нет-нет, я этот уголь купил, подогнал грузовик и в сарай сгрузил. Вот, живу тихонько, ко мне ребята из Абакана начали приезжать, дела наладились. Машину купил, «Тойоту», правосторонний руль. Машине шесть лет, но состояние очень приличное. Во дворе поставил. А Тамарка время от времени меня к себе в кабак приглашала. Кабаки в этом Кызыле не ахти, а этот центровой. Всякие там депутаты ходят, элита местная. А программа там такая — стриптиз. Туваки, они все одинаковые, одинаково некрасивые, а тут в программе тувинка, и прямо блеск. А я возьми сдуру и спроси у Тамарки, как ее зовут, пьян был, расслабился. Кстати, знаешь этот анекдот, один спрашивает: как расслабляешься? А я и не напрягаюсь.

И, не дожидаясь моей реакции, он заржал, высоким захлебывающимся смехом.

— Потом пошли в еще один кабак. Пришли домой, я и умер. Лежу в тумане, и вдруг как будто меня что-то толкает в бок. Открываю глаза, а передо мной Тамарка в петле болтается. Еле успел. Она потом недели две в водолазке ходила, чтобы синяк на шее скрыть. Хрипела уже, представляешь? Я петлю эту сохранил. И когда у нас рамс случался, я ей ее показывал. Вся глупость — из-за этой стриптизерши. Главное, я ведь только спьяну имя хотел узнать.

— А что же уехал оттуда? Тепло стало?

— Нет, там вот что произошло. Приехали ко мне друзья из Абакана, и была там одна. Короче, пошла она ревизию делать. В Абакане у нее это прокатывало, а тут не прокатило. Повязали ее, а эта мышь серогорбая возьми да и скажи, где останавливалась. Меня в мусарню. И выясняется, что я в розыске. В розыск подали, когда я еще в командировке был, а когда откинулся, мусора, видимо, не пробили. А у Тамарки знакомый там. Короче, мусора мне говорят: тебе двадцать четыре часа и мотай из Тувы. Ну, меня упрашивать не надо, я и свинтил. Главное, через сутки меня взяли в Новосибирске. Прямо в такси. Проверка документов у всех — и привет. Тамарка и к матери моей приезжала, и дом хотела продавать, и вообще, но куда? Поздно уже, да и семь лет разница. Тоже знаешь, не шутка. «Тойоту» потихонечку разграбили. Когда это все случилось, она хотела дом продать и со мной ехать, решать мои проблемы, но куда?

Камера смотрит по телевизору биатлон:

— Ну, давай, Светочка, солнышко, молодец какая! Давай, давай, жми норвежку!

Промах.

— Да ты что! Мышь серогорбая, сучка подзаборная, промахнулась!

Попадание.

— Нет, смотри, молодец. Красавелла.

7 января. Хотел было написать «7 декабря», да спохватился — уже январь. Стремительно несется поезд моей жизни. Я сижу, а он несется. Сижу и думаю, точнее, обдумываю, две-три грустные мысли. Все время прихожу к печальным выводам. Но размышления размышлениями, а действия действиями. А действие такое: сижу и жду, когда все это закончится.

— По глупости попался. Я больше тридцати минут не работаю и сам ни к кому не подхожу. Есть рядом фуцин, делаю «покупку» и быстро красиво отхожу. Работаю в основном в метро и в автобусе. Ну, там трамвай или троллейбус, без разницы. А тут деньги потребовались. Я ведь не борщу, только по мелочи. Отработал и все. Зараз можно взять от пятихатки до двухсот долларов. Бывает и больше, но, опять же, в основном по мелочи. А тут потребовались деньги на свадьбу. Мой знакомый со своей девушкой у меня жил, их родители выгнали. Короче, очень хотел свадьбу сыграть, а денег у них не было, да и жить негде. Вот я и решил помочь. Стал утюжить линию, а там петровские мусора крутились, ну и сфотографировали меня. То есть лохушка ничего не заметила, они ее остановили, мол, девушка, у вас ничего не пропало? И готово дело, приехал.

— А тот раз я со своей квартирной хозяйкой был. Навязалась, марамойка, ко мне в подельницы.

— На факте взяли?

— Нет, меня нет. Ее. Я покупку сделал, и ей лопатник сунул. А она вместо того, чтобы его сбросить, этого не сделала. Ну, взяли и взяли — иди одна по первой части. Дадут-то меньше при любом раскладе. Она меня вложила. Ей дали два с половиной года, мне три. А так если бы шла одна по первой части, получила бы один год, ну, полтора от силы. Потом, когда освободился, я позвонил ей, она уже умерла. А дочка где-то чирик выхватила.

Тяжело представить себе ситуацию, чтобы человек, живущий в двадцать первом веке, в течение трех месяцев не смотрел бы телевизор. Могут даже не поверить. Однако если жизнь занесла вас в тюрьму, да еще в камеру к иностранцам, у которых за душой нет ничего, кроме потребностей, желаний и невероятного количества амбиций, то и в двадцаь первом веке в Москве это возможно. Из тех двадцати человек, среди которых я оказался, каждый желал телевизора, хотел его, вожделел — но где же взять? Вспоминая старый ковбойский анекдот: откуда же там пластилину взяться?

По закону, администрация предоставлять телевизор не обязана. Это хорошо, если вы попали в камеру и там он уже есть. А если его там нет? А если тюрьма, как назло, пересыльная? То есть своего рода вокзал, ты на чемоданах с горящим билетом в руке, а поезда же все нет и нет. Конечно, если твои родные или близкие принесут телевизор, да еще по документам подарят изолятору, да еще если ты оплатишь электроэнергию, пожираемую этим телевизором, но не по тарифу для милиционеров, а в таком объеме, как будто это не телевизор, а троллейбусный парк, при этом деньги должны обязательно лежать на твоем личном счете, и если, учитывая это все, ты еще месяц подождешь, пока работники тюрьмы все оформят и убедятся, что телевизор не нашпигован автоматами Калашникова, и в нем нет ничего незаконного типа героина, — тогда, пожалуйста, получай аппаратуру. Вот этим всем мне и пришлось заниматься.