Рения Шпигель - В тени Холокоста. Дневник Рении

Ах, вообще не хочется писать. Мне надо обдумать кое-какие ужасно приятные мечты. Но надо писать для облегчения и осветления души, чтобы все стало ясно. Правда, я сейчас не описываю подробности, не могу. (Зигмунт, в конце концов, ты хотел, чтобы я выросла.) То, что я пишу, – честно, это правда, остро прочувствовано, но… (все-таки есть «но»), мне кажется, я что-то утратила, совсем капельку веры в тебя. Раньше я доверяла тебе свои мысли, мысли, которые даже сама еще не думала, а сегодня я этого делать не хочу, не могу… Нет, ты не виноват, мой дорогой Дневник, это не ты, а я и… нет, только я. Теперь я об этом забуду. Хочу забыть, хочу тебя словесно обнять и сказать: «Спасибо, мой дорогой друг, за то, что ты позволил Зигу заглянуть мне в душу».

Сегодня мы пришли к взаимопониманию. Я знаю, мы уже давно понимаем друг друга, но эти слова не сложились вместе. Еще я знаю, что ищу работу, и знаю, зачем эта работа мне нужна. Ведь я это я, и я знаю, почему я что-то делаю. Но подумай, Зигу это тоже знает! Это возмутительно – и в то же время прекрасно. А откуда он это знает? Как я сказала, он меня знает очень хорошо. Ах! Ты знаешь, что на деле это было впервые?! Значит, сбылось. Ты знаешь, что приехала кузина Зигмунта, она живет у них, и мне придется с ней встретиться?

Я оставила под конец самое приятное и дорогое. Знаешь, сегодня мы с З. говорили о детях. О моих, вернее, о наших детях. Когда он сказал это, я очень расстроилась из-за того, что он об этом прочитал здесь (снова ты проболтался), но это была правда. Зигуш был такой нежный, когда спросил: «Мальчик или девочка?» Я чуть с ума не сошла от счастья. Значит, в нашей тайне есть третий. Это так дорого. Не могу даже… До сих пор у меня странное чувство. Норка все понимает, но я знаю, что она этого не хочет так сильно, как я, она находит, что это немного удивительно, потому что она современная женщина. Я тоже, мне не тысяча лет, но если плата за современность – отказ от мечты, я лучше вернусь на столетия назад. Просто чтобы погладить по голове своего любимого ребенка. И Зигуш это понимает. Зигуш замечательный, хороший муж, самый лучший. Я все еще немного стесняюсь об этом писать, но это скоро случится, очень скоро.

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Что тебе рассказать. Ах, кое-что было. Уже почти май. Но этот май не благоухающий, не зеленый и не свежий. Я обхохоталась, когда подумала, что эта плохая погода – моих рук дело. Правда, она вполне осенняя. Я чувствую это дьявольское искушение. Поэтому не скажу ни да, ни нет. Но мысль о том, что это могло произойти, потому что я так этого хотела, меня радует, забавляет и восхищает! Да, мне ни к чему эта мокрая погода, но она мне и не мешает. А у очень многих она вызывает досаду. Ах, иногда в такой день, как сегодня, мне хочется быть злым демоном. Да, потому что З. сегодня сказал, что в маленький мирок входят все люди, а мир – это я и Нора. Он это сказал с такой иронией. Да, потому что это так. Ага! «Но я что-то ощущаю». Что? Что-то неприятное должно было случиться с З. Тяжелое. Мне кажется, он чувствует себя, как женщина, которая себя выдала. Я тоже себя выдала духовно, то есть я выдала тебя, и теперь мне ни за что не стыдно (может быть, поэтому я перестала краснеть), но время от времени вспыхивает, напоминая мне, что это произошло, что это было. Но у меня навсегда что-то останется, потому что у меня мысли еще более тайные, чем самый большой секрет, секрет + – ∞. То, что мне З. сегодня показал о Гениальных людях, было очень мудро – то, что есть люди гордые, но при этом чуткие, слабые и чувствительные, и именно это делает их великодушными. Он и правда попал в самую точку. Но при этом я все равно вздохнула с облегчением, когда З. мне сказал, что больше никогда не будет тебя читать.

Так приятно водить пером по странице. Хочется записать всё. Вот почему у меня получается такая мешанина. Но я все равно немножко волнуюсь, что З. мог заставить меня поверить, что я в чем-то другая. Не возникнет у меня мания, как у Клима Самгина? [89] Главный герой романа Максима Горького «Жизнь Клима Самгина». Его перевод на польский язык, сделанный Каролиной Бейлин, был опубликован в 1929–1930 гг. Нет! Я постараюсь быть нормальной (если уже не стала, и «обычной» тоже). Ах, прости! Возможно, все девочки ведут дневники, над всем размышляют, всё анализируют? Откуда мне знать, что это не так? Мой Бог, в конце концов, они все думают. О чем они думают? Возможно, мечтают совсем как я?

Знаешь, мать З. сказала, что он неважно выглядит, когда возвращается от меня, потому что не получает эротического выплеска. Мне это очень нравится. Знаешь, почему? Потому что это серьезно и по-взрослому. Это не детские игры, это не про рисование сердечек и любование луной. Могу сказать, что «во мне проснулся зверь»! И снова я теряюсь в себе или надоедаю себе своими собственными мыслями, тем, что я говорю. Я либо преувеличиваю или недооцениваю.

Нет, сегодня я пишу вполне трезво. Ужасно и холодно. Не чувствую запаха желтых нарциссов или сирени. Не сейчас – сейчас ничего. Но я знаю, что как только я лягу в постель, этот аромат придет. Нет, не сегодня. Сегодня я буду мечтать, воображать. Нет, это заходит слишком далеко (во всяком случае, сегодня, как мне кажется).

Естественно, что так невероятно приятно лежать рядом с З. Сегодня мы лежали на диване. Вообще любая близость упоительна, и я постоянно чувствую потребность в такой близости. Да, да…

В любом случая, я ищу работу, пока у меня ее нет. Не знаю, где буду работать. Не хочу, чтобы в Замке. Но как подумаю, что З. читал дневник, иногда не могу в это поверить. Но все же… я обычно сонная, но знаю, что с радостью избавилась бы от всех своих комплексов и стеснительности, и анализирования, и (о нет, не от моих мечтаний, простите, нет, ангелы мои!), и я бы глубоко выдохнула, как будто с трудом сняв неудобную одежду или обувь.

На самом деле З. не так уж и серьезно относится к вопросу о детях, с чего бы? Я не встречала никого, кто хотел бы раздумывать об этом. Еще недавно я думала, что он серьезен. Но он даже не вспомнил об этом. Я знаю, что если бы он об этом говорил, я была бы тронута и рада. Ах, я такая дура. Действительно ненормальная. Это надо признать. Пока, Зигуш, пока, Дневник, пока, мама…

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Я себя чувствую божественно в голубых башмаках. Их для меня сделал Зигуш! Какое наслаждение! Я умиляюсь, когда подумаю, что он их делал с мыслями обо мне. И я так радуюсь, что перехватывает дыхание. Вообще, мне все нравится, и потом эта суматоха с деревянными подошвами, и вся суета…

Сейчас же напишу письмо Булуш, а завтра приглашу Норушку на весь день. Тра-ля-ля. Вальс и любовь и… Май!

Ты знаешь, что сегодня уже май? За окном не похоже, но все равно ощущается, и можно целовать сладкие губы. Ах, как мы сегодня ласкали друг друга! Как восхитительно! Просто не могу писать, потому что взлетаю от восторга.