Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Пробуждение. Полдник. Душ – холодный и долгий, тонизирующий, я всегда принимаю такой перед отъездом на стадион, что в «Роме», что в сборной. Церемония одевания: сегодня, помимо всего прочего, мы должны выглядеть элегантно. Шум колесиков чемоданов на ступеньках, выход через конференц-зал. Липпи уже говорил в предыдущие дни, что установка будет только для того, чтобы обсудить последние штрихи. Особое внимание – Зидану, и именно поэтому я должен был позаботиться о Макелеле, чтобы освободить центрального полузащитника для опеки Зизу. Франция – команда, в которой было полно топ-игроков, но никто не сомневался в том, что центром ее притяжения был выдающийся игрок мадридского «Реала». Выдающийся, именно так, лучший из тех, с кем я когда-либо встречался на своей позиции, хотя на самом деле Зидан располагался где-то между мной и Пирло. У него не было в атаке таких способностей, как у меня, забивал он меньше, но видел игру как настоящий «дирижер». На поле он обращал на себя внимание своей уверенностью, которая передавалась его партнерам. Я говорил, что Зизу всегда очаровывал меня буйными чертами своего характера – карточками, своей реакцией (но, конечно, я не представлял, что этот вечер обернется еще одной, самой неприятной за всю его карьеру), – в общем, фактом того, что по венам у него не вода течет. Мне случалось переброситься с ним несколькими фразами после матчей «Ромы» и «Юве», и я улавливал в нем что-то похожее на меня: мы были заякорены на тех же ценностях, в каком-то смысле архаичных. Кандела, наш общий друг, это подтверждал.

Перед матчем мы с французами не пересекались. Подъезды для автобусов у нас были разные, раздевалки далеко друг от друга, разминались отдельно: сначала выходили они, потом вышли мы – а стадион уже был заполнен. Кубок был там, стоял на постаменте, я зачарованно разглядывал его, пока мимо не прошли Гаттузо и Вито Скала.

– Что ты на него вылупился? Хватит, сглазишь, – бросили они и побежали к той части трибуны, где сидели наши близкие. Только потом я узнал, что восьмимесячного Кристиана не хотели пускать на трибуну без билета. Вернувшись в раздевалку, мы почувствовали, что напряжение стало очевидным: загнанное вглубь до сих пор, чтобы не волноваться перед игрой, оно постепенно овладевало нами.

Так быть и должно: финал чемпионата мира – это событие, которое нельзя сравнить ни с чем. Впоследствии Липпи объяснял нашу победу сплоченностью, и я был согласен с ним на сто процентов: в некоторых случаях наибольшее вдохновение тебе дает партнер, который не играет. Готовность запасных болеть за тебя без задней мысли – это один из главных индикаторов здоровья команды, и часто бывает, что на скамейке кто-то «каркает» или хочет, чтобы команда выиграла, но чтобы тот, кто вышел на его позиции, сыграл плохо. В нашей раздевалке, напротив, одиннадцать основных утопали в объятиях и подбадриваниях от тех, кто оставался в резерве: я помню чистый, искренний взгляд Дель Пьеро, когда он сказал мне:

– Выйди и растерзай там всех, Франческо!

Звучит сигнал: пора. Идем по коридору, оказываемся в большом помещении, из него видно поле. Несколько крутых ступенек – и вот они мы. Французы появляются из противоположного коридора, мы легко и сердечно приветствуем друг друга, все всех знают, кому-то даже удается разрядить обстановку шуткой.

Арбитр Элисондо и его помощники появляются последними, мы все берем за руки детей, которые не отрывают от нас взглядов. Идем. Передо мной кое-кто, проходя рядом с кубком, не удерживается от искушения потрогать его – Матерацци, Каморанези, тот же Каннаваро и некоторые французы. Я не стал. Я подумал, что если потрогаю его сейчас, не смогу сделать этого потом; суеверие в чистом виде, но раз уж я так рассуждаю, то это – лекарство от любого негатива. Две колонны игроков шествуют мимо двух армий фотографов, команды выстроились, и, куда бы я ни посмотрел, вижу людей, которые держат кулаки, жмурят глаза, шлют воздушные поцелуи. Всеобщее вовлечение. Слушаем гимн, обняв друг друга за плечи, Каннаваро делает знак мне и Тони, чтобы мы подошли в центр поля – начинаем мы. Элисондо долго ждет, пока все до мелочей будет готово к началу матча, и только тогда дает свисток. Лука, который держит ногу на мяче уже с полминуты, катит его мне под правую: я останавливаю его, оглядываюсь, вижу Пирло в ожидании около центрального круга, пасую ему. Обычная последовательность действий. Даже в финале чемпионата мира.

Финальный матч никогда не бывает такой же игрой, как другие, а на самом деле я помню только отрывки. Не логичное развитие – слишком велико было напряжение, чтобы создать его, – а серию событий, которые быстро последовали друг за другом. Не прошло и шестидесяти секунд, как Анри после стыка с Каннаваро остался на газоне на минуту-другую. Фола не было, но французы начали возмущаться, что-то вроде «итальянские штучки», и арбитр постепенно принимает их сторону: дает желтую Дзамбротте, который сбил Виейра, но около их штрафной, а едва Малуда входит в нашу, арбитр видит контакт с Матерацци – на первый взгляд очевидный, но на повторе уже не такой явный. Пенальти, а еще и играть толком не начали. Не думаю, что я когда-либо в жизни так «каркал» при пенальти соперника, и на мгновение я обрадовался, потому что после «черпачка» Зидана – он бьет чуть сильнее, чем нужно, – мяч касается перекладины и опускается возле линии ворот. За ней или перед ней? После секундной нерешительности помощник арбитра показывает в сторону центра поля, Зидан празднует, повтор на большом экране не оставляет ни малейшего сомнения: мяч залетел за линию, и с запасом. Я вспоминаю статистику, которую читал за день до матча. С 1974 года, с финала между Германией и Нидерландами, не случалось, чтобы титул получала команда, пропустившая первой. Хорошенькое дело: мало нам Франции, так еще и история против нас. Возвращаюсь к центру поля, переваривая эти мысли.

ХОРОШЕНЬКОЕ ДЕЛО: МАЛО НАМ ФРАНЦИИ, ТАК ЕЩЕ И ИСТОРИЯ ПРОТИВ НАС.

Матч возобновляется без радикальных перестановок, прошло слишком мало времени, чтобы что-то менять. Если не брать в расчет мое прикрепление к Макелеле, в сухом остатке тактический план у нас тот же самый – оставаться спокойными, и это нелегко, потому что мячи перелетают через меня вместо того, чтобы оказываться у меня в ногах. Преимущество французов сдвинуло баланс, кто-то из наших там, позади, начинает торопиться и, едва завидев открытое пространство, направляет мяч туда, не думая о дальнейшем, что нам совсем не свойственно. К счастью, мы быстро сравниваем счет замечательным ударом Матерацци после углового Пирло. Я располагаюсь в своей обычной зоне при подаче угловых, то есть на линии штрафной, готовый пробить с лета, если мяч отскочит от защитников. Оттуда я первым замечаю изменившийся взгляд Марко, я кричу ему, но он меня даже не видит – перед тем как попасть в объятия ребят, он хочет посвятить гол своей матери. Поднимает руки и смотрит на небо, и становится ясно, что он, как и Гроссо в матче против Германии, даже отдаленно не помышлял о голе в финале чемпионата мира. Потом были объятия, крики и облегчение от быстрого сравнивания счета. Я тяну его за волосы от радости, Марко на это даже не реагирует. Начинаем сначала семидесятиминутную игру – по крайней мере, мы так думаем, возвращаясь на нашу половину поля.