Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Дополнительные таймы стали «зидановскими». В первом из них он наносит удивительный удар головой, который не отразил бы ни один вратарь в мире, кроме Буффона, и когда я вспоминаю этот эпизод, у меня до сих пор подрагивают колени; во втором Зизу бьет головой Матерацци, что влечет за собой удаление француза. Последнее действие в его футбольной карьере. На скамейке никто ничего не понимает, потому что мы в те секунды забрали мяч и все, повернув головы, следили за атакой. Дель Пьеро идет к воротам, но фолит. Французы возобновляют игру, Вильтор получает мяч в центре поля, и тут все замечают, что Матерацци лежит на газоне. Игра останавливается, Элисондо подбегает к упавшему – там уже толпятся и белые, и голубые футболки. Ситуация накаляется. Я понимаю, что там произошло что-то серьезное, глядя на Буффона, который, вероятно, наблюдал все случившееся и теперь мечется между главным арбитром и его помощником, делая в адрес последнего жесты, указывая на глаза, как бы говоря, что тот не мог не видеть случившееся. Гаттузо тоже очень решительно призывает Элисондо посмотреть на монитор неподалеку, и вот арбитр показывает Зидану красную карточку, а возмущенные французы умолкают, когда на табло показывают кадры удара Зидана. Общий выдох изумления прокатывается по стадиону, потому что все думали, что был просто толчок, максимум – удар локтем, но не такое безумие.

Зидан уходит с поля мимо нас, и никто не рискует заговорить с ним. Скажем прямо: именно в этот миг я был доволен, что Франция потеряла своего однозначно лучшего игрока, звезду, который за десять минут до конца дополнительного времени все еще вселял в нас страх. Но одно дело – утешаться тем, что важнейшая игра становится менее сложной, а другое – забыть, кто этот уходящий человек, какая горечь заключается в этом его пути к своей последней раздевалке, мимо кубка, который он не завоевал, и насколько это несправедливо, что такой великий футболист завершает фантастическую карьеру таким унизительным удалением. Оставалось еще десять минут, но игра уже практически не идет – удаление Зидана так глубоко впечатлило всех, что остаток матча становится просто ожиданием серии пенальти.

И вот она наконец настала. В этот раз Липпи не требовал добить соперника, как это было в полуфинале. Причина была понятна: Германия была хуже нас, и пенальти могли бы принести ей незаслуженный успех. С Францией же мы играли на равных, и форсирование событий могло бы привести к риску пропустить. Но в этой драматичной ситуации мы чувствуем себя относительно спокойно: в сборной в отличие от клубов пенальтистов больше, и поскольку эмоционально ситуация не сравнима ни с чем, привычка исполнять их – это весомый фактор. Буффон не мог устоять на месте, потому что он, лучший вратарь в мире, знал, что отражение пенальти – не самое сильное его качество. Я беру на себя обязанность успокоить его, напоминаю ему, что он – Буффон и что любой пенальтист, подходящий к «точке», придет в ужас от одной мысли о том, кто перед ним стоит. Кажется, я перестарался, потому что Джиджи, смеясь, отвечает:

– Да ладно, это ты малость загнул…

Но я хотя бы вызвал у него улыбку, что и было моей целью. У Липпи была четкая стратегия: сначала бьют «уверенные» пенальтисты, чтобы создать хороший задел. Первыми бьем мы, отлично, это все равно что в теннисе начинать пятый сет на своей подаче.

Пирло идет к «точке», внешне спокойный. Я отправляюсь в центральный круг, не могу больше оставаться на скамейке. Стою позади тех, кто будет бить, ничего не могу сказать. Напряжение слишком велико, никто не в состоянии произнести ни полслова. Андреа бьет по центру, Бартез бросается в угол. Гол. Пирло целует обручальное кольцо на руке и возвращается в центральный круг с тем же безучастным выражением на лице. Оно никогда не менялось. Андреа потрясающе сыграл на чемпионате мира, был стержнем команды, дирижером голубого оркестра. На поле мы с ним всегда понимали друг друга инстинктивно, потому что класс понимает класс, и мне было приятно, когда он, забив в ворота Ганы (это была полностью его заслуга, моим делом было только отдать передачу), сказал мне, что чувствовал себя курьером Federal Express. Он ничуть не изменился, забивая пенальти в финале чемпионата мира, вернулся в центральный круг, коротко кивнув в ответ на поздравления всех. Мы вновь смотрим на ворота, и Вильтор, все тот же Вильтор, сравнивает счет.

Матерацци идет к точке быстро, как будто хочет сократить агонию. Пятнадцать минут назад те трибуны, что были заполнены французами, и вся скамейка во главе с Доменеком обрушивали на него оскорбления, думая, что он симулировал или как минимум провоцировал Зидана. Табло явило всем справедливость, но поток антипатии не иссяк. Для того чтобы выдержать такое, нужен очень сильный характер, и недостатка в силе характера у Марко не было. Кажется, что конструкции стадиона дрожат от свиста, а он сильно бьет в угол, мимо рук Бартеза. Фантастика. Матерацци возвращается в центр поля, помахивая рукой около уха, – это жест для французов, которые продолжают проклинать его на все лады. С этого чемпионата мира я полюбил его; да, в клубных матчах он продолжал лупить меня как ни в чем не бывало, но он мне приятнее как личность, чем как игрок, и когда я узнал его лучше, я не смог не полюбить его.

Очередь Трезеге, многолетнего партнера Буффона по «Ювентусу». То обстоятельство, что голкипер и пенальтист прекрасно знают друг друга, может отразиться определяющим образом на психологическом равновесии дуэли. Француз пытается исполнить очень сложный удар, сильный и под крестовину, но попадает в перекладину. Всплеск адреналина от ошибки соперника дает тройную силу по сравнению с мячом, который забивает партнер, потому что в этом случае чувствуешь, что победа становится ближе. Сейчас все полностью зависит от нашего третьего бьющего, и я, не помня, кого им назначил Липпи, с опаской смотрю на наших, стоящих в нескольких метрах впереди меня. Сердце падает, когда вперед выходит Даниэле.

Выбор логичный, в «Роме» он второй пенальтист после меня, и его правая нога – одновременно и мощная, и точная. Но даже при всей моей уверенности в нем меня впечатляет, что Де Росси рискнул и согласился бить. И когда я вижу, как мяч вонзается в верхний угол ворот (этот удар лучше, чем удар Трезеге), в душе я праздную этот пенальти как никакой другой. Я долго был образцом и кумиром для Даниэле, и для меня естественно чувствовать себя его старшим братом. Это один из тех эпизодов – возможно, самый известный, – в котором я им гордился. Я принимаю его в объятия, а тем временем к точке подходит Абидаль, и не ошибается. Французы все еще в игре. Чуть отодвинутые, но все еще в игре. Дель Пьеро хлопает в ладони и идет. Его очередь.