Елена Докич - Несломленная

Папа соглашается на этот план. По случаю приезда Пола он закатил пир и очень доволен, когда Пол хвалит его стряпню. Под конец вечера, когда Пол уже собирается вызывать такси, отец предлагает новую сделку: «Выпьешь со мной виски – она сыграет на Олимпиаде».

И вот так все и решается. Один стакан виски позволяет мне сыграть на Олимпиаде в Сиднее.

У меня не укладывается в голове, насколько это все абсурдно. Столько шума непонятно ради чего.

На следующий день – через неделю с лишним после интервью New Idea – Tennis Australia выпускает заявление, в котором я подтверждаю, что все-таки выступлю на Олимпиаде. По сути, я признаю, что мое недовольство статьей, вышедшей во время Australian Open, не стоит того, чтобы лишать себя возможности сыграть на Олимпиаде в родном городе.

«Я по-прежнему раздосадована публикацией мельбурнской Herald Sun , но не хочу делать объектом своего раздражения Олимпийские игры, – говорится в моем заявлении. – Ни Олимпиада, ни Австралия в этом не виноваты».

Точечные очаги плохой прессы удалось потушить. Пока что.

На мартовских хардовых турнирах в США я выигрываю два-три матча в Индиан-Уэллсе и Майами и потом еще несколько – во Флориде. На турнире Hilton Head в Южной Каролине я продолжаю набирать форму и, обыграв Николь Пратт, дохожу до четвертьфинала. Там же отец устраивает очередную бучу: выходит из себя, когда нам не достается турнирная машина. На глазах у всех игроков и тренеров он начинает скандалить.

– Вы специально не подали машину вовремя! – орет он на сотрудника турнирной развозки.

Сгорая от стыда, я перевожу. Извинения он игнорирует и в качестве протеста поворачивается ко мне и говорит:

– В гостиницу пойдем пешком.

По пути туда у меня на душе тяжело от очередной позорной сцены.

И все же, несмотря на его припадки, мне как-то удается выступать хорошо. Набранная форма позволяет мне обыграть сразу нескольких сильных соперниц в групповом плей-офф Кубка Федерации: Ким Кляйстерс, Анну Курникову и Сандрин Тестю. Все свои победы я одерживаю в тяжелых трехсетовых матчах. Лесли – по-прежнему наш капитан, и неделя в Москве становится для меня настоящим праздником. У нас в команде отличная атмосфера, и без отца у меня вообще все отлично. Но потом мне нужно ехать с ним в Сэддлбрук на двухнедельный сбор. Добро пожаловать в реальный мир.

Со сбора я еду на престижный турнир в Рим и выступаю там блестяще. Я обыгрываю четвертую ракетку мира Винус Уильямс и выхожу в четвертьфинал, где моей соперницей становится Моника Селеш. Моника побеждает в трех сетах, но я показываю солидную игру, даже несмотря на накопившуюся усталость. Папа бесится из-за моего проигрыша Монике, а ведь он ей поклоняется. Он не избивает меня, но злится страшно. На «Ролан Гаррос», не попав в посев, я прохожу один круг.

За несколько недель до Уимблдона я безнадежно проигрываю на турнире в голландском Хертогенбоше. На той неделе со мной работает Тони – как мой тренер-консультант. День у меня не задался, и я проигрываю Кристине Бранди, 48-й ракетке мира, вчистую – 0:6, 1:6. Отец в ярости от моего выступления. Как обычно, он проклинает меня последними словами и провозглашает бездарностью. Рочи при этом, конечно, не присутствует. Он видел матч и понимает, что у меня просто неудачный день, но это не конец света. После матча он подходит ко мне и говорит: «Не повезло». Он понимает, что сейчас не время для анализа.

Отца страшно злит такая спокойная реакция Тони, и он выходит из себя. Ни с того ни с сего он велит мне перевести ему:

– Мы закончили. Можешь возвращаться домой.

Я в ужасе от его слов. Это страшное неуважение по отношению к Тони. У меня желудок скручивает, я чувствую себя чудовищно. И я не хочу прекращать работать с Тони – он чудесный человек и как тренер оказал мне неоценимую помощь. Я вне себя от злости на отца за то, что он сделал и в какое неловкое положение меня поставил. Как мне после такого посмотреть Тони в глаза?

Тони необыкновенно хороший человек и воспринимает свое увольнение сравнительно спокойно. Наверное, он понимает, что мой отец не в себе. И все же с тех пор каждый раз, пересекаясь с Тони, я испытываю неловкость и стыд. Спустя годы я извинюсь перед ним, но и по сей день мне стыдно за то, что произошло в тот день.

Мы прилетаем в Хитроу и оттуда едем все в тот же «Трэвел Инн» в Патни. Уже тогда я вижу, что отец теряет над собой контроль. В гостинице нас встречают очень тепло – мы всеобщие любимцы. В этот раз мы снимаем две комнаты побольше вместо одной «семейной», в которой год назад ютились все вместе.

Я становлюсь все известнее и в этом году должна заработать от одного до двух миллионов долларов. Мое агентство заявляет прессе, что я буду рекламировать не только одежду Fila и ракетки Head, но и вообще все от мобильных телефонов до компьютерных игр по всей Европе и в Японии.

Мне нужно каким-то образом совмещать все это с учебой. Я запихиваю в себя школьную программу по вечерам после тяжелых часов, проведенных на корте. Я уже не круглая отличница, но учусь по-прежнему хорошо, несмотря на нехватку времени и усталость.

Отец получил то, что всегда хотел: я стала кормильцем всей семьи. Спасла нас всех. Да, мы все так же живем в рабочем Фэрфилде, но у нас есть машина и просторный дом. Я хорошо играю и зарабатываю больше, чем мы могли вообразить. И все равно папа несчастен. Просыпаясь по утрам, он часто первым делом наливает себе бокал белого вина. Обычно он закупается дешевым вином в магазине рядом с нашей гостиницей и теперь пьет уже целыми днями. Я переживаю, что он превращается в алкоголика.

На следующее утро мы сидим в помещении Всеанглийского клуба, и папа громко перебивает меня, пока я пытаюсь дать интервью мировому информационному агентству о своей уверенной победе над венгеркой Гретой Арн, вышедшей в основу из квалификации. Каждые десять секунд он останавливает меня и говорит, как мне отвечать. Он на взводе, что это мое единственное интервью, и вот я сижу там перед репортером-иностранцем и перевожу слова моего отца с сербского, выдавая их за свои.

– Я рада, что выиграла первый матч. Учитывая то, под каким давлением я нахожусь… я хорошо справилась, – говорю я и объясняю, что давление на меня оказывают «действия официальных лиц».

Интервью складывается ужасно: очевидно, что на вопросы отвечаю не я. Представители WTA останавливают этот цирк. Все, кто вращается в туре, постепенно осознают, что мой отец не в себе. Журналисты, игроки, сотрудники Ассоциации – это знает уже весь теннисный мир. Только мне от этого ничуть не легче, потому что это мне приходится терпеть его ежедневные физические и психологические издевательства, которые теперь еще усугубляются его алкоголизмом.