Елена Докич - Несломленная

Я не хочу возвращаться в Сербию. Я предана Австралии. Это мой дом. Несмотря на то что я родилась и провела детство на Балканах, сейчас я уже чувствую себя австралийкой. Я с большим уважением отношусь к своему происхождению и культуре, в которой выросла; это большая часть меня и всегда ею останется. Но представлять я всем сердцем хочу Австралию.

Папа сообщает, что идет в югославское консульство в Сиднее, чтобы получить для нас всех паспорта. Он говорит, что для него стало слишком опасно жить в Австралии, что Австралия от нас отворачивается. Он провозглашает, что в его испорченном имидже виноваты журналисты, Tennis Australia – все подряд. Швыряние рыбой, объявление чиновников «нацистами», WTA – «фашистами», Барта Макгуайра – «гангстером» – действительно, разве что-то из этого могло принести ему дурную славу?

– Они выставляют меня монстром, – утверждает он.

Про себя я думаю: « Ты вообще в курсе, что нам дала Австралия? Да, нам пришлось очень трудно, и нас далеко не всегда принимали, но и помощь была огромная» .

Но он не в состоянии понять, что свою скандальную репутацию и всю негативную прессу он навлек на себя сам.

Он организует фотосъемку в Сербии и сообщает местным журналистам, что благодаря ему я получаю новый паспорт. Мы с мамой из Азии с моего последнего турнира сезона по его указанию летим в Белград. Они с Саво пока остаются в Сэддлбруке.

Во время перелета из Азии я размышляю, доведет ли он начатое до конца. Скорее всего, это просто такой маневр, трюк с новым паспортом, чтобы Tennis Australia не расслаблялась. Я надеюсь, что он не заставит нас переезжать. Надеюсь, что не заставит меня выступать за Югославию.

В аэропорту Белграда все сразу очень странно. В Сербии я страшно знаменита – не могу пройтись по улице без того, чтобы не оказаться в кольце поклонников, жаждущих автографа. Не могу сказать, что такая слава становится для меня шоком, – я знаю, что за последние годы в Сербии обо мне много писали. Оказалось, что перспектива моего возвращения домой еще подогрела интерес. Все очень добры и обращаются со мной очень уважительно. Получение паспорта оказывается настоящей торжественной церемонией – ее проводит министр внутренних дел Зоран Живкович. Я жму ему руку и улыбаюсь на камеры, после чего даю интервью нескольким журналистам. Естественно, все это представление тщательно организовано отцом в пику Австралии.

– Я приехала за югославским паспортом, – говорю я репортерам. – Я благодарна Австралии, она очень мне помогла. Но я всегда хотела вернуться. Я хотела сделать это раньше, это было мое самое заветное желание. Теперь оно наконец исполнилось. Я сербка, и поэтому я хотела этот паспорт.

Это несусветные враки.

По папиному указанию я заявляю, что мы хотим купить дом в Белграде, чтобы было удобнее ездить на турниры в Европе.

– Австралия очень далеко, – начинаю я объяснять, но сразу понимаю, что это слабый аргумент. Сербия тоже далеко не идеальный перевалочный пункт. Есть варианты гораздо удобнее.

Когда меня спрашивают про разрыв отношений с Австралией, я отрицаю то, что больше не буду ее представлять. Но про себя я уже в этом не уверена и допускаю, что отец действительно решил вернуться на родину, потому что выносить внимание прессы он больше не в состоянии. Все-таки приехать в Сербию и фотографироваться с паспортом – это большой шаг. Мне все труднее поверить, что это пустая угроза. Возможно, мы и правда переедем и сменим флаг. Эта перспектива меня пугает.

О том, чтобы по возвращении в Сербию связаться со школьными друзьями и тренерами, речи не идет. После переезда в Австралию отец запретил маме поддерживать какие-либо старые контакты, даже с сестрами. Папе всегда нужно все контролировать. Мамины сестры очень за нее переживают, потому что знают, что отец поднимает на нее руку. Поэтому-то ему во что бы то ни стало нужно было лишить ее возможности с ними общаться.

Практически сразу после пресс-конференции мы улетаем из Белграда к папе и Саво во Флориду. Саво теперь ходит в школу там, а папа недавно купил в Сэддлбруке нарядный дом на четыре спальни. Со мной он не советовался, но это тихое место пришлось очень кстати после назойливого внимания последних недель. Я наслаждаюсь уединением и приступаю к предсезонке. Этот сезон я закончила 26-й ракеткой мира и полна решимости продолжить свое восхождение в рейтинге. 2001 год я начинаю в Азии и сразу играю хорошо: обыгрываю Елену Дементьеву в полуфинале турнира в Гонконге и Анну Курникову – в финале.

Лето 2001 года: за три дня до начала Australian Open выходит сетка. Я возвращаюсь в отель «Парк Хайатт» к своей семье и говорю, с кем мне играть в первом круге: это Линдсей Дэвенпорт – вторая сеяная и вторая ракетка мира. Папе срывает крышу. С вытаращенными глазами он начинает причитать. Мама, Саво и я сидим молча, пока он мечется по комнате с криками и воплями.

– Все, играть за Австралию ты больше не будешь, – орет он. – С этим покончено. Мы уезжаем.

Сетка подстроена. Левая сетка. Это подстава.

Сердце у меня падает в пятки.

– Может, все же не стоит, – говорю я, осторожно подбирая слова. – Может, лучше еще подумать об этом…

От его взгляда я мгновенно прикусываю язык. Он принял решение, и я знаю, что, если стану докапываться, мне может влететь.

Как я и подозревала, та поездка в Белград была спланированной акцией. Возможно, у него всегда был этот запасной план – «ретироваться» домой. Меня тяготит, что мне даже не с кем об этом поговорить. Нет ни одного друга, на которого я могла бы положиться. Никого, кому я могла бы довериться, позвонить, поплакаться. Моя жизнь вот-вот снова превратится в ад, а я чувствую себя одинокой как никогда.

После того как мне выпало играть с Линдсей, отец считает себя вправе возмущаться публично – изобличать заговор «фашистов» из WTA против нас с ним. Он звонит Tennis Australia и сообщает им, что теперь я буду играть под флагом Югославии. В последнюю пятницу перед началом Australian Open он звонит Мэттью Беннсу из сиднейской Sunday Herald . Папа решает, что ему можно доверять, и хочет сообщить новость ему одному. Когда Мэтью берет трубку, отец громко говорит на заднем фоне, а я перевожу.

– Папа хочет встретиться с вами – мы хотим сделать важное заявление, – говорю я. – Приезжайте в Мельбурн.

Мэттью приходит на мою тренировку в «Мельбурн-Парке» в субботу утром. Никого из журналистов вокруг нет, так что он получает эксклюзив. Снова папа говорит, а я перевожу.

– Я теперь представляю Югославию, а не Австралию, – говорю я Мэттью. – Мы приняли это решение после долгого обсуждения.

Словами отца я рассказываю Мэттью, как результат жеребьевки стал последней каплей, и как после этого мы всей семьей сидели в нашем номере в Мельбурне до пяти утра: «Я убежден, что сетка подстроена. Страна должна защищать своего игрока… Елена вчера вечером впервые в жизни плакала. Я никогда раньше не видел ее плачущей из-за тенниса, а вчера она говорила, что поверить не может, что такой жребий ей выпал в Австралии.