Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Таких продуктов в страховой индустрии очень много. Чем более разорительны они для клиента, тем более прибыльны для страховой компании и тем большие комиссионные за их продажу получает агент. То есть «Супер Пэк» в основном привлекателен для Абрама как для агента, и именно тем, что за него выплачиваются необычайно высокие комиссионные. Но продукт этот нужно не предложить и не продать, а именно втюхать! И непременно человеку, далекому от понимания сути происходящего. Сделать это может либо отъявленный негодяй, либо совершенно некомпетентный человек, который сам не понимает, что творит.

Может показаться странным, но основным потребителем финансовых продуктов, предлагаемых индустрией страхования жизни, являются люди бедные. Они намного острее чувствуют себя незащищенными, чем богатые или просто зажиточные люди.

Кроме того, уровень достатка в США сильно зависит от уровня образования. Бедных легче обмануть, они в образовательном плане не очень подготовлены к принятию осмысленных финансовых решений. Именно поэтому виды деятельности, способные полностью разорить семью, такие, как страхование и операции с недвижимостью, государство лицензирует, чтобы защитить население от преступников и явных проходимцев.

Я понимал, что серьезно подняться в новом бизнесе без того, чтобы кто-то тебя в него ввел, невозможно. Во всяком случае я чувствовал себя не в силах самостоятельно поднять такую махину.

Абрам обещал брать нас с собой на встречи с потенциальными клиентами, и там мы на практике всему научимся. Мне такой подход понравился: практично, по-деловому. Но в августе 2002 года у нас уже были лицензии, а ни одной встречи с клиентами у Абрама то ли не было, то ли он нас с собой не приглашал. Скорее всего не было ничего.

К этому времени Абрам дал мне прочесть материал, который он про меня написал. Это оказалась настолько бездарная писанина, что просто брать в руки такую ерунду не хотелось. О публикации в «Новом русском слове» речь уже не шла. Напечатать статью он решил в местной «Новой жизни», где я сам раз в месяц публиковал статьи, на страницу каждая. От публикации я отказался.

К этому времени я, кажется, более-менее понял первоначальный маркетинговый план Хромого Абрама: ко мне он подкатил под предлогом написания статьи, но истинной целью было втюхать свой финансовый продукт. А дальше дело повернулось так, что ему представилась перспектива использовать мои довольно обширные знакомства, чтобы втюхать это добро большому количеству людей. Он, надо полагать, уже сильно раскатал губы.

Получив лицензию, я стал изучать виды страхования и публиковать обзорные статьи с популярным изложением сути тех или иных финансовых или страховых продуктов. Кроме того, в школьном офисе мы регулярно, раз в пару недель, проводили образовательные семинары на эту тематику. Собиралось на них человек по 25–30. Абрам рвался у нас выступить, но этого я допустить не мог, поскольку объяснить он ничего не умел, а только пальцы растопыривал и щеки надувал.

Абрам начал злиться. Стал разговаривать со мной по телефону раздраженно. Он думал, что я не пускаю его на семинары потому, что считаю себя сильно грамотным. Нет, я это делал исключительно потому, что он не мог связно объяснить что-либо в интересах собравшейся аудитории, а не в своих собственных интересах, понимаемых им как «втюхать что-то лохам».

Назревал неизбежный разрыв с Абрамом. Я не был уверен, как правильнее с ним расстаться, и стал просто его избегать. Объяснять ему, что он трепло полуграмотное, я не видел смысла.

Тут, кстати, еще одна вещь произошла. В процессе учебы на курсах и сдачи экзамена на лицензию я стал использовать в сети много ресурсов, в частности, сайт калифорнийского Department of Insurance. А там на каждого страхового агента заведена персональная страничка с указанием всех его регалий и информацией о полученных лицензиях. Выяснилось, что Абрам всё врал, будто он 10 лет в этом бизнесе. Свою лицензию он получил в ноябре 2000 года, то есть всего за год до того, как мы познакомились.

Убедившись, что это просто дешевая балаболка, я перестал реагировать на любые попытки Абрама выйти на связь со мной. Он разозлился и прислал мне «мылом», в качестве прощального плевка, какой-то очередной бред, тем все и закончилось.

До сих пор ход нашего повествования был для меня легким, непринужденным, необремененным глобальными рассуждениями. Я не знал, о чем буду рассказывать завтра или послезавтра. Да это было и неважно. В любом порядке расскажи, от этого ничего принципиально не изменится. Я понемногу собирал в один файл то, что приносило сознание, чтобы не забыть. Потом, раз в два-три дня, сортировал накопленное, приводя воспоминания в логически более стройную конструкцию. Садясь за клавиатуру, я процентов на 85–90 следовал этой последовательности, хотя иногда логика изложения уводила меня в сторону, и о чём-то я рассказывал в другом порядке.

Еще пару дней назад я не был уверен, насколько серьёзно хочу углубляться в те семь лет моей жизни, которые связаны со страхованием. Я могу об этом хороший трехтомник написать, настолько много всего произошло за эти годы. А могу просто парой страничек ограничиться, поскольку это всё в прошлом. Могу и вовсе ничего не писать. Все три возможности были подвешены в воздухе, а ответа у меня не было. Количество моментов, заслуживающих внимания при рассказе о страховании, на тот момент у меня было ограничено полутора десятками.

И вот, по мере того, как я начинаю мысленно возвращаться к событиям 2002–2009 годов, относящимся к моей работе в качестве страхового агента и брокера; по мере того, как мое сознание, спустя несколько лет, снова обращается к осмыслению понятого и пережитого; по мере того, как я ощущаю полное отсутствие тех тормозов, которые не позволили бы мне, как действующему брокеру, высказать вслух то, что теперь я могу сказать легко и непринужденно, – мне становится всё более страшно замахиваться на тему такого масштаба.

Потому что страхование – это фактически если не сама жизнь, то её полное и завершенное отражение. Нет в жизни людей ничего, что не имело бы проекции на страхование.

Никогда еще в своей жизни я не пытался ни устным, ни письменным словом охарактеризовать то, что теперь мне предстоит охарактеризовать. Наверное, потому, что прежде моё сознание не было настолько свободным, настолько независимым, чтобы я мог высказаться предельно честно. Так, чтобы я сам себе поверил, самого себя не уличил в фальши, недосказанности, двойных стандартах и страхе быть неправильно понятым кем бы то ни было.

Мне действительно необходимо некоторое время, чтобы понять, куда меня влечет поток сознания. И привыкнуть к тому, что я не стою у него на пути с самоцензурой. Какое непривычное чувство! Скоро вы поймёте почему. Очень скоро…