Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Второй: осмотр у врача во время постановки на учёт. Тут следует заметить, что врачи в «Кайзере» – наемные работники, а не предприниматели, как в частных офисах. То есть я как пациент к врачу отношения не имею. Я не его личный клиент, а системы «Кайзер». Соответственно и заинтересованность врача во мне не предпринимательская. И это хорошо чувствуется.

Итак, сижу я на медицинской койке. Врач, худощавый мужчина лет сорока, слушает меня стетоскопом: «Вдохните, задержите дыхание». Процесс знакомый. Между делом он интересуется, чем я занимаюсь. Моя должность называется Software Engineer, о чем я ему и сообщаю. Врач смотрит на меня с недоумением и говорит: «Я всегда считал, что для такой работы надо иметь высшее образование». – «Так у меня два высших образования», – отвечаю. Тут он с еще большим удивлением меня рассматривает и произносит «хм!», что в переводе на русский должно означать нечто вроде «чудны дела твои, Господи!!!»

Что такого дебильного рассмотрел он у меня в лице, что я, по его мнению, даже на инженера не похож? Мне вот американцы говорят, что я вообще похож на Клинтона.

Мне поручили освоить RoboHelp – инструмент для создания хелпа. Он текстовый файл переводит в формат хелп-файла со ссылками, оглавлением и прочим. Коробочка с RoboHelpом имеется, в ней книжка. Читаю книжку – написано легонько, всё довольно просто, инструмент симпатичный. А я параллельно продолжаю выписывать незнакомые слова на карточки. И в этой самой документации натыкаюсь на слово, которого ни в одном словаре нет – thingamajig. Что делать?

Я в соседний кубик, к американцу-программисту, вежливо подкатываюсь на предмет разъяснений. Он смотрит в книжку и говорит: «А! Ну, это то же самое, что и doohickey». Легче мне ничуть не стало, вопрос был явно написан у меня на лице. Он на меня посмотрел и добавил: «То же самое, что whatchamacallit». Поняв, что и это не помогает, коллега объяснил развернуто, и я для себя перевел это слово как фиговина, или хреновина. Неформальность языка технического документа приводила в восторг!

В громадном открытом помещении, занимаемом компанией, вдоль стен располагаются офисы начальства. Остальные сотрудники сидят в небольших кубиках, выстроенных в три ряда. Сразу при входе в офис – ресепшн, то есть прилавок длиной метров в пять, и за ним секретарша – девочка лет 18, выросшая в лесистых окрестностях озера Тахо. То есть девочка наша, калифорнийская, но простая очень в общении, непосредственная.

Она, восседая в своём кресле, спрашивает меня как-то, чтобы я ей для прикола пару русских скабрезностей записал, эпатировать русских сотрудников. Совсем уж ругательных слов я ей давать не хотел, ограничился словом «козел». Написал английскими буквами, произнес вслух, она повторила. У девочки просто феноменальные способности – вообще без акцента за мной повторила, но интонационно слово не нагружено. Я ей еще раз слово произнес, но уже с интонацией навроде «придурок». Она повторяет безукоризненно. Тут дверь в офис открывается и заходит китаец из отдела маркетинга. Она, не задумываясь, к нему поворачивается и говорит с нужной интонацией: «Казе-е-е-елШ» Но китаец не подкачал. Практически не задумываясь, он ей с улыбочкой отвечает: «Same to you» («И тебе того же»).

Тем временем остро встал вопрос о нашем переезде из Сан-Франциско поближе к Стэнфорду: жена ещё не имела своей машины, да и опыта вождения у неё не было. Пару-тройку недель мне приходилось совершать сложные передвижения: утром вёз жену из Сан-Франциско в Стэнфорд, дорога занимала примерно час. Оттуда до Ньюарка, на мою работу, еще минут сорок. Вечером то же самое, но в обратном направлении.

Жить так невозможно, но квартиру искать можем только по выходным, что осложняется нашей полной неосведомленностью о местности – какое там есть жильё, школы. Спросить толком некого, ни знакомых тут, ни друзей. Берешь газету, смотришь объявления и так вот ищешь, наездами.

В Пало-Альто мы нашли пару комплексов с приемлемыми условиями. Школы там все замечательные. В Саннивейле нашли, что хотели, – квартира прекрасная, комплекс весь в ручьях, с рыбками и пальмами, – но нам отказали по недостаточности доходов, моей тысячи в месяц вдобавок к заработку жены не хватало.

Благодаря одному из объявлений мы познакомились с женщиной-риелтором, помогающей своим клиентам сдавать их квартиры в кондоминиумах. Она посадила нас в свой «мерседес» и стала возить по окрестностям. Нам очень понравилась одна квартира в Менло-Парк, но за забором этого комплекса уже начинались другие комплексы, они принадлежали к Ист-Пало-Альто. Кто этого не видел, пусть лучше остаётся в неведении. Ист-Пало-Альто в те годы называли «столицей убийств» по количеству новопреставленных на тысячу человек населения. Там сводили счеты друг с другом банды торговцев наркотиками. Ни ехать через этот город, ни, упаси Боже, выходить там из машины не рекомендовалось. Если заглох – запрись, сиди и жди полицию.

После этого впечатляющего места мы оказались в Маунтин-Вью, на улице Latham, где в итоге и поселились в шикарном кондо с тремя спальнями за 995 долларов в месяц. Ни про Лос-Альтос, ни про его легендарные школы мы тогда и не слыхивали, но риелтор нас заверила, что школа очень хорошая. И что наш дом относится именно к Лос-Альтос high school (9–12 классы), что нам и требовалось, поскольку дочь шла в девятый класс.

Наша новая квартира находилась в трехэтажном здании с подземным паркингом. Рядом – бассейн, сауна, джакузи, хорошая площадка для вечеринок и еще одна, у искусственного ручья, – для барбекю. Первую неделю мы ходили в бассейн каждый день. Вторую-третью неделю – через день. Потом стали настолько безразличны, что купались, только когда гости приходили.

Как-то раз начальник велел нам вычитать «Руководство пользователя». Продукт серьезный, руководство к нему тоже внушительное. У нас в компании есть Technical Writer, то есть профессиональный разработчик технической документации. Это не то же самое, как я когда-то в ЦКБ связи сам писал инструкции к своим разработкам. Нас к этому моменту уже пять тестировщиков, и каждому достается по пачке распечатанной документации. Мы должны желтым фломастером и ручкой сверху в распечатке помечать и править.

Память у меня, как я уже раньше говорил, зрительная. Если я слово видел, то орфографию практически безошибочно помню. Конечно, со стороны это выглядит странно: объясняющийся на ломаном «руинглише» человек приносит пачку правки, где половина – это орфографические ошибки. Наш вице-президент хохочет, как ребенок, листая страницу за страницей. Приходит Technical Writer. Тот ему пачку отдает и просит впредь быть повнимательнее. «А то (кивает в мою сторону) даже Майкл у тебя ошибки находит». Но я был горд, поскольку для меня самого это было неожиданным открытием: я могу за американцем-профессионалом находить орфографические ошибки!