Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Нищета не делает человека красивее ни внешне, ни внутренне. Поскольку в то время беженская эмиграция была совершенно нищей первое время, плюс мало кто владел английским, мало кто имел конвертируемую профессию, да ещё и экономика находилась в рецессии, то новички, живущие в нищете, вызывали гораздо меньше удивления, чем живущие в достатке.

Это затянувшееся вступление предваряет мой рассказ о Руфине, какой я её увидел тогда, в апреле-мае 1994 года. И объясняет, почему никакого отталкивающего впечатления на меня её нищета не произвела, – я видел много людей в таком состоянии в наши первые два года эмиграции, особенно когда работал в Корейском центре. Более того, я на собственной шкуре узнал, что людям требуется немножко жизненной удачи, чтобы выпрямиться во весь рост и стать сильными, красивыми, щедрыми, привлекающими к себе хороших людей.

Нищета материальная – ничто по сравнению с подорванной верой в себя, в свои возможности. Без денег ты не натянешь на себя крутое платье от модной фирмы. Без веры в себя ты и выглядишь, как стоящий одной ногой на погосте, и чувствуешь себя так же. И все вокруг, только взглянув на тебя мельком, начинают это не столько даже понимать, сколько физически ощущать на подсознательном уровне. Даже вслух говорить ничего не надо. Достаточно невербального общения – твоего взгляда, вялого рукопожатия, убитого выражения лица.

Мы практически закончили вводную часть 20-летней истории нашей жизни в иммиграции. В этой вводной части, занявшей почти 4 года, новые иммигранты без копейки за душой, без ходовой профессии, практически без знания английского языка проделывают путь к финансовой самостоятельности в новой стране. В принципе первичная адаптация закончена, и тема, казалось бы, исчерпана. Но поскольку рассказ ведется ретроспективно, то, зная, что будет дальше, я могу сказать, что он ещё и не начинался. Мы пока только загрунтовали холст и написали на нём грубыми мазками фон.

Многие спрашивают, где я беру время, чтобы все это описывать при такой занятости. Время найти несложно, при желании. Сложно заставить себя заново прожить то, о чем не хочется ни говорить, ни вспоминать, о чём невозможно в полную мощь (то есть без утайки) рассказать в силу самых разных обстоятельств. А мы вступаем именно в эту часть повествования. Я соберусь немного с духом и продолжу.

Борландовская группа OBEX была переведена из Парижа в недавно отстроенный кампус в Scotts Valley. Это несколько миль не доезжая до Сант-Круз и около 40 миль в один конец от нашего кондо в Маунтин-Вью. Группа интернациональная по составу, из 12 человек – трое англичан во главе с менеджером Саймоном, турчанка, израильтянин, бельгиец, француз, несколько человек из других стран. Уже на месте они наняли пару-тройку новых сотрудников, в том числе и меня.

То было время, когда велась борьба за будущие сотни миллионов пользователей электронной почты. У Борланда существовал секретный договор со Спринтом на совместную разработку, и нашу бригаду создавали под этот проект. Что к чему, объясняли только после выхода на работу, зашторив окна, чтобы не подглядел никто в окно через подзорную трубу, – я не преувеличиваю.

Борланд по тем временам был легендарной компанией, третьей в мире по продажам софта. Она быстро росла, делая удачные и не очень покупки. За пару лет до того, как я пришел в Борланд, их акции утроились за год, но в дальнейшем они только падали. Основатель компании не справлялся с темпами роста, и его отстранили от руководства через некоторое время. Всего в компании работало свыше тысячи человек.

На тот момент у Борланда, кроме компиляторов языков программирования, имелись такие убойные продукты, как SideKick (personal information manager), Paradox, dBase, InterBase. При мне вышла первая версия Delphi. Еще был офисный пакет, конкурировавший с Майкрософтовским. Об этих пакетах пару слов отдельно скажу.

Тогда Майкрософт только приступил к выпуску прикладного программного обеспечения. Еще пару лет назад их знали только как компанию, выпускающую Дос и Windows. На рынке прикладного обеспечения были свои лидеры. Майкрософт начинал активно выходить на новый для себя рынок, который потом полностью под себя подмял. В офисный набор входили текстовый редактор, таблицы, презентации, база данных. Соответственно у Майкрософта это Word, Excel, PowerPoint, Access. У Лотуса был свой набор: AmiPro, Lotus 1-2-3, Freelance Graphics, Approach. И Борланд кооперировался с компанией WordPerfect (WordPerfect, Quattro Pro, Word Perfect Presentation, Paradox). Борьба на этом рынке шла не шуточная, и победителя не знал никто.

Борландовский кампус представлял собой комплекс зданий у подножия гор. На собрания мы частенько выходили на полянку. Пройдемся по горной тропке минут десять, покарабкаемся, а там полянка. И на полянке митингуем. Как-то пошли вот так, взяли с собой ящик пива, а открывалку забыли. Детский сад! Я заколебался ключом крышки им открывать, но советская закалка пригодилась. И был у тропки этой дуб-великан, наверное, обхватов в пять толщиной. А в нем у самой земли дупло-не дупло, но отверстие, и можно прямо в него зайти, внутри оно по размеру с небольшую каморку. Я сначала заходить не хотел, все носом вынюхивал, ожидая, что до нас там уже побывали люди с естественными потребностями. Именно так и случилось бы, расти этот дуб у тропы где-нибудь в известных нам местах. Но там внутри ничего не оказалось, – просто чистый песочек.

Были на кампусе круглосуточно работающий бассейн, теннисные корты, пара столовок, магазин сувениров. Как-то раз в два часа ночи я видел, как в бассейне трое плыли по дорожкам. Многие, создавалось ощущение, вообще домой не ходили.

Тамошний молодняк любил автомобили «Мазда Миата», маленькие такие, с открытым верхом. Половина парковки была ими заставлена. Молодых сотрудников лет 25–28 вокруг невероятно много. Они и дурачились иногда совершенно по-детски: держали на работе здоровенные пластмассовые базуки и стреляли друг по другу мягкими каучуковыми мячами очень ярких и сочных расцветок. Иной раз так распалятся, что в туалет, пригнув голову, скачешь короткими перебежками. Не со страху, конечно, а чтобы не мешать им резвиться. Европейцы, блин!

Самое смешное, что проект со Спринтом закрылся через пару недель после моего прихода в компанию. Но поступила команда ждать следующего, и в компании не только никого не увольняли, а продолжали нанимать сотрудников, не объясняя, на какой проект.

Саймон, наш менеджер, помня мой прошлый опыт с автоматизацией, имел на меня какие-то виды в этом плане, но какие – не говорил, а просто подкидывал мне задачки: сделай это, сделай то. Я работал на MS Test (усеченный Visual Basic с набором библиотек для тестирования). Когда мы почти закончили, я наконец понял, что он хотел создать. Сегодня мы бы это назвали automated testing framework. Тогда мы говорили test harness – такая утилита с удобным интерфейсом для создания, запуска, и анализа автоматизированных тестов. Мне пришлось ожесточенно чесать репу, потому что раньше такого делать не приходилось.