Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Жена принесла со своей работы какие-то файлы со скриптами, написанными тамошним гением автоматизации – программистом. Я разбирал их строчка за строчкой, и вся эта коллекция чужого кода пару месяцев не складывалась у меня ни во что осмысленное. Но был вечер, и было утро, – я понял, наконец, что к чему! На разборе этих скриптов мой уровень понимания автоматизации вырос в космических пропорциях. Обо мне пошли слухи, ко мне приходили советоваться люди из других отделов, когда у них что-то не фурычило, и я всегда был в состоянии диагностировать проблему в течение пары минут. Попёрла автоматизация! Я приходил на работу, и вдруг, мяукнуть не успеешь, как выясняется, что рабочий день уже закончен и надо домой. Там сверхурочные не работали. Ощущение полного рабочего дня сводилось к нескольким минутам. Вот это дожил, докатился!!!

В компании работало много народу из близлежащего городка Санта-Круз. Это университетский городок на берегу океана. Там много артистического народа, художников, большая лесбийская община. Красивое место – надо видеть. Был там один мужик в службе технической поддержки, на вид лет под 50, странный. Например, когда он меня видел, то радостно и дружелюбно кричал: «Хайль Гитлер». Ну, псих, натурально. Как-то раз заходит он в кафешку и со своим обычным, то есть весёлым, как у бешеной собаки, настроем кричит с ходу: «Кто загадку отгадает?» На него народ косится вполоборота. Мужик выдаёт загадку, стоя прямо возле столика, где три лесбиянки мирно чаевничают: «Чем отличается женщина от собаки?» Лесбиянки оживляются не в самом благоприятном для продолжения ключе, но мужик остановиться уже не может: «Собаку если в дом пустить, то она замолчит». Не видел я его больше с тех пор, короче.

Еще в Борланде проводились акции под названием Bug Hunt. Это когда перед выходом новой версии продукта вся компания один день его тестирует, как может. Кто найдет что по мелочи, получит купон в кафетерий на пять долларов. А кто докопается до чего серьёзного – бонус до 500 долларов. Всех участников потом награждают коробкой с новым продуктом. Я так «Парадокс» тестировал и был удостоен коробки с порядковым номером 49.

Вообще ничего лучше, ярче, чище и достойнее, чем Борланд тех времен, я не встречал ни до, ни после. Это было настоящее профессиональное братство.

Ещё в бытность мою преподавателем Корейского центра, я познакомился с одной парочкой: молодые ребята из Владивостока, жизнерадостные, дружелюбные, ориентированные исключительно на собственный бизнес, а не работу по найму. А в то время существовала такая сеть магазинов – «Прайс-Клаб», потом они слились с Costco, да ничем абсолютно они от Costco и не отличались. Ближайший к Са-Франциско прайс-клабовский магазин находился рядом с международным аэропортом. Но получить у них членство было не просто. Они просто так с улицы не брали. А у знакомых ребят был зарегистрированный бизнес и членство в «Прай-Клаб» от бизнеса. Как-то раз ребята мне и говорят: «Хочешь, мы тебе от нашего бизнеса карточку сделаем? Ты будешь по нашему аккаунту покупки совершать».

Конечно, хочу! Кто же откажется? В магазине тогда чеки принимали, а карточка была нужна, чтобы просто войти-выйти.

Потом ребятишки эти что-то начудили в Америке и смылись обратно в Россию. Взяли в кредит дорогую машину, погрузили ее на баржу и исчезли. Это мне общий знакомый рассказал. Но тогда я ещё не понял, как мне это знакомство аукнется. И вот однажды подхожу я в «Прайс-Клаб» к кассе с полной телегой. Они берут мою карточку и кого-то по телефону вызывают. Приходит мужичок и начинает выяснять, знаем ли мы, где эти ребята, когда последний раз их видели. А заодно сообщает, что чек в оплату у нас не примут и если мы хотим купить то, что в тележке, то должны заплатить наличными, ибо доверия к этому бизнесу больше нет. Ребята, оказывается, и в «Прайс-Клаб» тоже проделали такой же маневр, как с автомобилем: взяли в кредит и исчезли.

А наличных при себе у нас столько и нет. Я им пытался объяснить, что это мой личный чек и что со мной-то проблем никогда не было. Они все очень извинялись, но сказали, что ничего не могут поделать: политика компании такая. Я им эту карточку и оставил – обиделся. Открыл членство уже на себя лично в Costco, тогда это было уже совсем просто.

С 1992–1993 года, когда мы с Золотаревым работали в одной компании, прошло уже года полтора, и я стал убеждаться, что Золотарёв был прав: учить тестировщиков в Са-Франциско невозможно – не наездишься. И сверхурочные постоянно в рабочие планы вмешиваются, и дорожное движение на дорогах вечером такое, что не доехать до Сан-Франциско раньше 9 вечера.

В целом Золотарёв очень благосклонно относился к моей идее обучать тестированию, но понимал это по-своему. Вот пример нашего с ним типичного диалога той поры:

Я: Надо учить тестированию, смотри, какой спрос!

Золотарёв: Да, хорошая идея, я как раз хочу собрать группу и учить их тестированию.

Я: А чему именно?

Золотарёв: Программированию на «Си».

Я: А как же тестирование?

Золотарёв: Так это же и есть тестирование. Вот представь, приглашают человека на собеседование. Он говорит, что хочет работать тестировщиком. Ему сразу зададут вопрос: «А ты «Си» знаешь?

Мама рассказывала, что во время войны, в эвакуации (а дело было в Барнауле) она в студенческом джазе играла на ударных. Парней тогда мало было, только покалеченные войной и «белобилетники». И играл у них на скрипочке один еврейский мальчик-одессит. Какую мелодию ни заиграют, а его скрипочка всё ведет в сторону «Раскинулось море широко…» Вот так и тут, как ни поверни, – всё начиналось и заканчивалось «Си», а в моих учебных планах его вообще не было в помине.

Тем временем Руфина присутствовала на моих занятиях по машинописи, которые я вёл по договоренности с Золотаревым для его студентов. Перед занятиями я объяснял ей, что будет происходить на уроке, а после мы разбирали по свежим следам методические вопросы. Руфина очень переживала, что студенты растащат по домам мои упражнения. Ей казалось, что если они размножат учебные материалы, то никто к ней учиться уже не пойдет. Будто упражнение само может человека чему-то научить! Я не был уверен, что Руфина понимает что-то в моей методике преподавания машинописи. Она фокусировалась на другом, и проведение занятий не входило в её приоритеты.

Руфину одолевали мысли о собственном бизнесе. И не вообще о бизнесе, а о школе. Более глубоких деталей в её представлении не было. Школа как место, где чему-то учат. Вот в Баку у нее была школа, и очень успешная! Версия «своей школы в Баку» менялась от рассказа к рассказу. Иногда это была собственная компьютерная школа. Иногда – совместная с партнерами по бизнесу. Иногда это была школа крутых ребят, к которым Руфина то ли имела отношение, то ли нет. Эта часть её прошлого оставалась неопределенной. Но неоспоримый факт состоял в том, что Руфина была одержима идеей создания школы, без подробностей. Поэтому всё до кучи пригодится, в частности, машинопись – дело нужное.