Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

Это было наше первое турне в качестве хедлайнеров. Началось оно в Германии, на Марктхалле в Гамбурге 29 сентября 1987 года. Быть хедлайнерами здорово, но существовало несколько проблем. Faster Pussycat были одной из лос-анджелесских групп, которых мы ненавидели и именно таких персонажей старались избегать. Еще в турне мы испытали культурное потрясение: Гамбург по-прежнему напоминал жертву Второй мировой войны – у него был довольно узкий взгляд на вещи. Это был темный, промышленный и какой-то кисловатый город, и такое ощущение, что лучше бы мы вообще к ним не приезжали. Из-за такой обстановки нам всегда еще больше хотелось показать себя во всей красе, а это не обязательно заканчивалось хорошо. Каждый раз при входе в ресторан все на нас поворачивались, и в зале становилось тихо. И когда такое происходило, нам еще больше хотелось заказать кучу напитков, пить, курить и барагозить с удвоенной силой.

Еще в этом турне мы впервые работали с Дугом Голдстейном, новым гастрольным менеджером, которого Алан нанял за нами присматривать. Помню, как-то мы поздно добрались до отеля – аж через день после Faster Pussycat, – а на следующее утро я пошел к Дугу в номер забрать наши суточные, чтобы пойти смотреть достопримечательности. По всей Германии, и особенно в Гамбурге, есть возмутительные графические порно-магазины, обычно очень удобно расположенные в центре, и туда-то мы и отправились. Я был ужасно взволнован – никогда в жизни не видел ничего более непристойного. Я был словно ребенок в кондитерской: доставал с полок эти безумные графические журналы – там были животные, беременные женщины и самые развратные вещи, какие только можно себе представить, – и показывал их остальным, мол, черт побери, вы это видели вообще?

Мы жили в том же отеле, что и Faster Pussycat, и, прежде чем отправиться гулять в тот день, столкнулись с ними в вестибюле. Я бы сказал, что мы вели себя вежливо, но не совсем по-дружески. Как бы то ни было, как только мы дали им понять, что собираемся посмотреть город, Марк Михалс, барабанщик Pussycat, напросился с нами.

Остальные ребята из его группы немного занервничали.

– Нет, нет, оставайся с нами, – сказал кто-то из них.

– Да все в порядке, я пойду погуляю, – ответил Марк.

– Правда, чувак, оставайся, мы тоже потом пойдем гулять, – сказал еще кто-то.

– Ага, круто, я пойду с ребятами, – сказал Марк.

Мы не настаивали, не говоря уже о том, что мы его вообще не звали. Помню, как кто-то из нас бросил: «Да ладно, оставайся со своими», – но он все равно целый день протаскался со мной, Иззи, Стивом и Даффом. Нашей первой остановкой был обед в европейском «Макдоналдсе». Я стал большим поклонником «Макриба» во время записи альбома Appetite , так что этот ресторан казался мне вершиной кулинарного искусства. Я обрадовался, когда увидел «Макриб» в гамбургском меню, и на вид он вполне походил на своего американского брата, но на самом деле отличался: вместо соуса барбекю там был какой-то неизвестный коричневый соус. Так прошел мой единственный прием пищи за весь день. Причина, по которой мы тогда были такие тощие, всего лишь в том, что мы вообще ничего не ели.

В общем, мы бродили по улицам целый день, а к вечеру отправились на улицу Репербан, где пять кварталов борделей в ряд и куда не пускают женщин – прямо как в квартале красных фонарей в Амстердаме – и можно найти любую девушку, какую только можешь себе представить. Мы оказались в раю. Мы никогда не видели ничего подобного, тогда у нас даже не было знакомых музыкантов, которые бы гастролировали больше нас, так что нам даже никто не рассказывал об этом месте. У меня там чуть крыша не поехала. Думаю, за первые пятнадцать минут Стивен потратил на проституток суточные за весь день. Мы шли рядом, а потом он вдруг исчез в подземном гараже, где проститутки всех мастей тусовались среди колонн в разноцветных индустриальных флуоресцентных огнях.

Было уже поздно, а этот Марк по-прежнему болтался с нами. Мы ушли с Репербана и пошли в какой-то бар, где когда-то играли The Beatles в самом начале своей карьеры. И снова при входе все на нас уставились, но нам было плевать. Мы пили «Джека», в каждую порцию которого нам клали строго по одному кубику льда, до самого закрытия бара. Потом мы отправились в отель, а Марк по-прежнему болтался с нами – к тому моменту мы уже даже перестали с ним разговаривать. День был долгий, так что я решил сразу же вырубиться у себя на кровати, а Марк отключился на соседней – которая была кроватью Даффа. Иззи всегда слыл великим подстрекателем: он мог разворошить осиное гнездо, не получив ни единого укуса, так что и эту возможность он не упустил.

– Слышь, Дафф, – сказал он. – Этот парень спит в твоей постели.

– Ага, вроде так, – ответил Дафф.

– И ему это сойдет с рук? – спросил Иззи. – Какого черта? Он не может так с тобой обращаться.

– И правда! Ни за что, чувак! – воскликнул Дафф.

– Да кто это вообще такой, черт побери? – спросил Иззи.

– Да, черт побери, кем это он себя возомнил? – спросил Дафф, уже довольно разгоряченный. – Да пошел он к черту!

Они попытались довольно грубо разбудить Марка, но тот уже спал мертвым сном.

– Я знаю, что нам делать, приятель, – сказал Иззи. – Давай обмотаем его скотчем и спустим в шахту лифта.

– Круто, давай! – воскликнул Дафф.

– Мы спустим его в шахту. Пусть поспит на крыше лифта.

Они довольно крепко его обмотали: руки, лодыжки и рот были полностью заклеены. Он был среднего роста, весил килограммов 65, так что они взяли его и потащили к лифту, но в этот момент он проснулся и стал визжать, как резаная свинья. Ребята быстро отказались от первоначального плана, засунули Марка в лифт и отправили на первый этаж. Там им уже занялся персонал отеля. Они оторвали скотч, и, как только он объяснил им, кто он такой, они обзвонили всю цепочку ответственных и связались с его группой, которым пришлось прийти за ним, потому что у него не было ни ключа от номера, ни удостоверения, ни денег – вообще ничего. Это был последний вечер, когда я с ним вообще разговаривал: все оставшееся турне я ему просто кивал. Если подумать, то от ребят мы тоже больше ничего не слышали.

На следующий вечер мы давали концерт – первый в нашем турне, – и хорошо, что ситуация не вызвала прецедента. Площадка находилась на воде, в таком темном промышленном зале с лавками и длинными столами по краям. Там все было выкрашено в черный цвет – на моей памяти это самый чернющий клуб, какой я только видел, и там воняло несвежим пивом. На стенах были автографы и граффити всех до единой хэви-метал-групп и трэш-групп, которые там побывали, а их было много.

Зрители оказались, без сомнения, самыми тухлыми за всю нашу жизнь: помню, они казались такими же холодными и несчастными, как погода в тот день. Помню, что до того момента, как мы вышли на сцену, и с той же секунды, как мы с нее ушли, в зале играла одна Metallica, и больше ничего. Было очевидно, что у любой американской группы, да и вообще любой группы, не похожей на Metallica, нет шансов. И я оказался прав. Мы отыграли концерт, и единственное, о чем я думал, уходя со сцены, – это то, что я чертовски не хочу повторять это завтра.