Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Новое несчастье произошло неожиданно. Было 25 ноября, канун Георгиева дня. В этот день впервые истопили печи в церкви. Около четырех часов вечера сторож Ларивон зашел к отцу Сергию за ключами от церкви и за разрешением звонить. Он ушел обычной своей медленной походкой и вскоре вернулся неловкой рысцой.

– Батюшка! – задыхаясь, проговорил он. – В темнице что-то дымно!

Отец Сергий, читавший перед иконами вечернее правило, торопливо снял епитрахиль.

– Беги! – уже на ходу сказал он.

У церкви мирно беседовали несколько человек, заблаговременно пришедших к вечерне. Ларивон мимоходом сказал и им: «В темнице дым» – и бросился к лестнице, с которой только что спустился.

На бегу он обдумал, сообразил, где мог начаться пожар. Не в темнице, как называли темное помещение между вторым и третьим ярусом колокольни. Нет, в нее дым нашел снизу. Вернее всего, загорелась крыша или обшивка стены, там, где к ней близко подходит печная труба.

Из окна второго яруса по легкой приставной лестнице Ларивон выбрался на крышу, отрыл запорошенный снегом люк, через который можно было добраться к опасному месту. Люк тесный, пришлось сбросить толстый стеганый пиджак, чтобы пролезть в чердачное помещение между потолком и крышей.

Так и есть! Дым валил именно отсюда, из отверстия в обшивке около трубы.

Если бы Ларивон, пролезая в узкий люк, не сбросил пиджака, он в первую минуту еще мог бы им плотнее забить отверстие, чтобы хоть ненадолго прекратить доступ воздуха к огню и дождаться, пока тем же неудобным путем, которым пробирался он сам, доставят два-три ведра воды. Пока огонь, заглушаемый дымом, едва тлел, этого было бы достаточно. Но он на минуту растерялся, а в это время густой черный дым, собравшийся под крышей, шапкой повалил из люка. Из отверстия в обшивке взметнулись языки пламени. Пламя затрещало, засверкало, охватывая сухой смолистый лес. Теперь уже тремя ведрами ничего не поделаешь, если бы даже они чудом очутились наверху. Ларивон одним прыжком выскочил из люка.

– Звони всполох! – отчаянно закричал он. Два колокола ударили враз, в полную силу. И внизу, у веревки часового колокола, и наверху у большого, уже стояли наготове люди, раскачав предварительно тяжелые языки, ожидая только этого крика. Перегоняя друг друга, беспорядочно и торопливо, полетели над селом тревожные звуки. Страшен такой звон. Он говорит о внезапно налетевшей беде, когда нужна помощь срочная, немедленная и когда не очень-то надеются, что она поспеет вовремя… Когда-то давно, на прибрежной полосе сел от Духовницкого до Софьина, полосе, в которую входила и Острая Лука, какой-то, теперь забытый, рачительный начальник заботился о необходимых мерах борьбы с пожарами. На площадях в центре каждого из этих сел были построены «стойки» – легкие пожарные вышки, а около них пожарные сараи, где хранились ручной насос и одна или две бочки. Рядом, в тесной конюшне, целое лето дежурили две очередные лошади, а нанятый обществом «стойщик» должен был находиться тут же в любую пору дня и ночи. Правда, не всегда так бывало. Все еще помнили, как несколько лет тому назад, в самый сенокос, сгорело шесть домов, а стойщик в это время ездил на дежурных лошадях за сеном. Его тогда грозили бросить в огонь, во всяком случае, избили бы, если бы он не спрятался. Но это был исключительный случай.

Тогда, когда строились «стойки» и приобретался пожарный инвентарь, были приняты и другие меры. Еще в двадцатых годах на воротных столбах многих домов были прибиты небольшие таблички с изображением ведра, топора, багра, вил, лопаты, а то и бочки для воды. С этими предметами хозяева домов должны были при первой тревоге спешить на пожар – все село представляло как бы регулярную пожарную дружину. Порядок этот давно уже полностью не соблюдался, на пожар бежали кто с чем вздумал, но все-таки добрая привычка укоренилась: в случае пожара большинство мужчин бежали тушить не с пустыми руками, а кто мог, приезжал с бочками. Да и нельзя было иначе, не на стойщика же надеяться, много ли он один сделает? Его дело – поднять тревогу и привезти насос.

Словом, летом, в самое опасное время, кое-какие противопожарные меры по возможности принимались. Зимой пожары тушили снегом, работая одними лопатами. А вот осенью… осенью было хуже всего. Снег еще только припорошил землю, лопатой его не подхватишь, озерца за огородами затянуло тонким ледком, заехать на него с бочкой нельзя, не выдержит, а въезжать по-летнему – прямо в воду – насмерть простудишь себя и лошадь. Может быть, и нашлись бы такие, которые и себя не пожалели бы, как-нибудь сумели бы достать воды, да какой толк? Так можно тушить крестьянские дома, а не церковь. Пожарный насос еще годился, когда нужно было помыть стены церкви изнутри, а на крышу струя воды не доставала. Да и вообще, примитивные сельские насосы не приспособлены для работы в мороз, вода в шланге замерзает. И во всем селе не было достаточно высокой лестницы, по которой можно было бы взобраться на крышу церкви. А скоро уже и вообще ничего нельзя было поделать. После у некоторых и появлялись какие-то соображения, может быть и ценные, но использовать их можно было только в самом начале пожара. Момент был упущен.

Отец Сергий всегда сам активно участвовал в тушении пожаров, работал и распоряжался другими. Тем яснее видел он, что церковь обречена, хотя горела еще только часть крыши. Он поспешно вошел в алтарь, в последний раз положил земной поклон перед престолом, приложился к нему. Потом снял покрывавший его большой шелковый платок и начал быстро складывать в него сосуды, дарохранительницу, маленькое Евангелие, в которое вложил антиминс; разоблачил престол и жертвенник и тоже свернул все в узел. Бегом отнес святыню домой, предупредил оставшихся там Юлию Гурьевну и Наташу, чтобы на всякий случай собирали вещи, взял топор и, прибежав снова в церковь, начал отдирать доски – разбирать по частям престол и жертвенник.

Не он один работал в храме. Все трое церковных две рей были открыты настежь, и в них торопливо сновали мужчины, женщины, подростки. Бегом выносили хоругви, подсвечники, облачения, вынутые из иконостаса и киотов иконы; несколько человек с усилием несли большое распятие; другие помогали отцу Сергию снимать Царские боковые врата, отрывали от иконостаса резные позолоченные украшения, выламывали половицы. Работали быстро, споро, стиснув зубы, едва сдерживая слезы. Если бы с такой быстротой, с такой энергией работать в другом месте, заливать огонь, растаскивать пылающие бревна!.. Пусть бы не удалось ничего вынести из церкви, или вызволить бы только самое необходимое, лишь бы отстоять стены! Но не выходит так. Огонь как будто не торопится, он точно уверен, что добыча от него не уйдет, но как быстро он распространяется! Церковь уже полна дыма, уже пробиваются в разных местах красные языки… А они, мужчины?.. Они выламывают доски из пола и выносят последнюю рухлядь из кладовой…