Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Быстро, но осторожно, чтобы не раскачивать лодку, обменялись местами. Павел сел за руль. Рулевым в бурю должен быть самый опытный. Часто только от него зависит судьба судна. Лодка полетела с такой быстротой, на какую только способна тяжелая рыбацкая посудина. Вот она уже на середине Волги, вот пройденная полоса воды стала значительно шире оставшейся. Берег заметно приближался.

Но и ветер не ждал. Вода сначала покрылась легкой рябью, потом на ней заходили волны, сначала мелкие, потом все крупнее и крупнее; верхушки волн запенились, и скоро вся поверхность Волги, покрытая «беляками», напоминала кипящий котел. Разгулялася погодушка!

– Разуйтесь кто может, – предупредил Павел, – и лишнюю одежонку снимите. Если лодка перевернется, держитесь за борта, не за доски. От лодки оторветесь – пропадете.

Соня сидела на боковой скамейке недалеко от рулевого и наблюдала, как постепенно краснеет его лицо. Как и все, она разулась, да что толку? Легко сказать: «Держитесь за лодку!» – для этого все-таки нужно выплыть на поверхность, а она плавает как топор (именно это сравнение почему-то вертелось в голове). Папа умеет плавать, он, конечно, попробует спасти ее, но с его ли силами бороться с такой стихией! Он и один-то едва ли сумел бы выплыть, а вдвоем они оба непременно погибнут. Одна надежда на святителя Николая, помощника бедствующих на воде. Святителю отче Николае Милостивый, помоги!

И не одна только она молилась!

– Греби! – кричал Павел, и лицо его из просто красного становилось пунцовым.

Гребцы делали отчаянные усилия, но лодка шла все тише, сопротивление волн и ветра все увеличивалось. А уже недалеко осталось. Уже видна кучка людей, столпившихся на крутом берегу и наблюдавших за ними. Рассмотреть еще никого нельзя, только белые пятна лиц. Видно, а яснее не делается, расстояние не уменьшается. Лодка как бы замерла на одном месте.

– Не доплывем, – сказал кто-то из гребцов.

– Нужно поворачивать и на остров гнать парусом. Ну, Павел! Хорошо говорить – поворачивать, а как подставить волнам борт лодки? Вот когда жизнь семнадцати человек зависит от рулевого!

– Держись, – кричит Павел. – Хозяин, готовь парус! Ребята, навались! Ровнее! Правая греби, левая табань! Готово. Парус скорее!

Но лодочник совсем растерялся. Неизвестно откуда взявшийся узел застрял в блоке, снасть заело, парус поднялся только наполовину. Лодочник дергал веревку, но ничего не получалось.

– Ничего не выходит, видно, нам пропадать, – всхлипнул он.

– Двое кто-нибудь замени его, – изо всех сил крикнул Павел. – Один управляй парусом, да держи крепче, чтобы не вырвался. А другой попробуй еще, может, удастся поднять как следует. Таким растяпам только на лодке и плавать! – зло бросил он в сторону хозяина.

Повернутая по ветру, лодка понеслась с утроенной быстротой, разрезая волны. Но Павлу все было мало. «Сильнее греби! – командовал он. – Нам одно спасение, – волны перегонять. Сильнее! Ровнее греби, не дергай лодку! Раз! Раз!»

Вдруг, подчиняясь отчаянному рывку снизу, узел на блоке проскочил и парус поднялся доверху. Лодка чуть наклонилась и полетела еще быстрее, сделав ненужными усилия изнемогавших гребцов. Ветер еще усиливался, но теперь он только помогал обгонять волны. А не может ли он опрокинуть лодку? Конечно, может, если рулевой или тот, который управляет парусом, допустят неверное движение.

Сильный толчок. Лодка со всего размаха врезалась в песок, и сразу же крупная волна захлестнула ее, закачала, пронеслась от кормы до носа, до нитки промочив тех, на ком еще оставалось что-то сухое. Но люди уже выскакивали в напитанный водой песок, в мелкую у берега воду, втаскивали лодку подальше на берег песчаной отмели. Отмель большая, но она показалась из воды не позже, чем вчера: песок еще мокрый, и поднимается она над уровнем воды всего на пятнадцать – двадцать пять сантиметров. Немногие сообразили в эту минуту, что было бы, если бы отмель оставалась еще под водой, а их вот так ударило бы о крутой берег острова.

На отмели оставались часа полтора, пока хлынувший ливень прибил волны, и из-за острова вверх по Волге показалось черное пятнышко – та, другая лодка, которая плыла вокруг острова. Тогда вычерпали воду из лодки, поехали – продрогшие, измученные. Один Павел Яшагин оставался в приподнятом настроении и подшучивал над Соней.

– Я смотрю, а она все бледнеет, бледнеет, – говорил он.

Соня молчала. Ей не хотелось оправдываться. Что удивительного, если испугалась молоденькая девушка, когда боялись и все остальные. Она могла бы сказать, что, не понимая степени опасности, догадывалась о ней, глядя на его все краснеющее лицо. Но ничего не сказала. А он добавил: «Если бы перевернулись, я-то никак бы не выплыл, в сапогах».

На берегу их встретили словами: «А мы не чаяли, что вы живы останетесь, думали – все погибнете».

На лошадь, ожидавшую Яшагина и его товарищей, погрузили багаж, а сами пошли пешком. По грязной дороге подвода еле двигалась, и отец Сергий с Соней ушли вперед. Вот как получилось, что они оказались одни в темноте за селом и что отец Сергий не удивился внезапной слабости дочери.

А все-таки она была еще девчонка! Им пришлось-таки немного посидеть на ступеньках большого амбара, в каких-то пятидесяти метрах от дома, чтобы войти домой нормальным шагом. А не успел еще зашуметь самовар, поставленный, едва они пришли, как братья уже утащили Соню смотреть новую церковь… Все они, не исключая и Наташи, обошли церковь кругом, облазали остатки фундамента и проверили прочность новой колокольни на столбах. Правда, когда они вернулись, у Сони были красные глаза и она жаловалась, что их надуло ветром и что она не может глядеть на свет. Вероятно, она испытывала что-то вроде того, что чувствовали старые евреи, когда увидели бедный храм, построенный Зоровавелем, на месте пышных зданий Соломонова храма.

Сколько раз уже говорилось о том, как неравномерно распределяются события в человеческой жизни. То идет время тихо, однообразно, так что не только месяц с месяцем, а и год с годом можно спутать. А то вдруг события нагромождаются одно на другое, сталкиваются, как льдины в ледоход, попробуй-ка спокойно следить за их наскоком!

С неделю спустя после возвращения отца Сергия из Самары около полудня к нему пришел сторож Ларивон и сообщил:

– Батюшка, там какие-то два священника приехали, велели за тобой сходить.

– Почему же они заехали в сторожку, а не ко мне? – удивился отец Сергий. – И почему сюда не пришли?

– Не хотят. Приехали из Духовницкого и лошадей обратно отправили. Вперед мою Марью с Матрешей послали попечителей собирать, а потом меня сюда. Говорят – благочинный, а другой вроде брыковский – толстый, красный.