Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Все сіе было для меня такъ неожидаемо, и просьба сія удивительна и поразительна, что я никакъ не въ состояніи изобразить то состояніе, въ какомъ находилась въ сей пунктъ времени вся душа моя. Тысячи разныхъ мыслей возбудились въ ней въ одинъ мигъ, и одна другой интереснѣе. Съ одной стороны вообразилась мнѣ упоминаемая имъ деревенька его Грибановка и ея извѣстное мнѣ въ натурѣ положеніе, и я вѣдалъ, что была она для всѣхъ нашихъ Болотовскихъ владѣльцевъ какъ чирей на глазу, потому что хватало-отецъ ихъ поселилъ ее тутъ на краю нашихъ дачъ нартомъ (sic) и усиліемъ, и единственно только по ненасытной алчности своей къ захватыванію себѣ во владѣніе наилучшихъ угодій и болѣе земли и для прегражденія намъ простирать наши распашки далѣе въ степь; и какъ тогда оставалась она дѣйствительно вовсе безъ земли, то и радовался-было я, что самое сіе принудитъ Рахмановыхъ снесть ее на другое и отдаленнѣйшее от сего мѣсто и насъ от ней избавитъ (что впослѣдствіи времени и принуждены были они наконецъ сдѣлать); съ другой стороны усматривалъ я тогда и то, что Рахманова смущала и озабочивала одна только сія его деревенька и частичка Нащокинскаго звена, прикосновенная къ оной, и что въ разсужденіи всей прочей и главной своей потери, находился онъ все-таки еще во мракѣ и невѣдѣніи, и потому что онъ и самъ въ натурѣ всего положенія тамошнихъ мѣстъ и протяженія всего Нащокинскаго звена никогда не вѣдалъ и не имѣлъ объ немъ ни малѣйшаго понятія, и по самому тому въ мнѣніи своемъ ошибался, что все меня и радовало чрезвычайно; а съ третьей стороны-легко я могъ предвидѣть и заключить, что упоминаемая имъ подача въ кантору общаго о семъ обмѣнѣ от насъ доношенія свяжетъ его по-рукамъ и по ногамъ и совсѣмъ преградитъ ему путь къ подписыванію аппеляціи, которой я всего паче страшился, то какъ мнѣ ни не хотѣлось соглашаться уступать ему противъ деревни помянутой земли, но, по всѣмъ вышеупомянутымъ обстоятельствамъ и имѣя тысячу резоновъ во всемъ ему, а особливо въ критическое тогдашнее время, угождать и тѣмъ его усыплять, — рѣшился тотчасъ на все предлагаемое имъ согласиться, и въ отвѣтъ ему сказалъ: «очень хорошо, братецъ, я съ удовольствіемъ соглашаюсь оказать вамъ сію услугу, и тѣмъ удостовѣрить васъ въ томъ, что я никакъ не хочу имѣть съ вами по сосѣдству вражды и несогласія, а намѣренъ всегда жить съ вами мирно и согласно, и того же прошу и желаю от васъ; словомъ, чтобъ доказать вамъ и болѣе мое доброе къ вамъ расположеніе, то, вѣдая какъ нуженъ вамъ и вашъ Митрофановъ пчельник, уступаю и оный вамъ на обмѣнѣ».

Рахмановъ мой вспрыгался почти от радости, сіе услышавъ, и приносилъ мнѣ множество за то благодареній, сталъ тотчасъ спѣшить исполненіемъ сего дѣла и говорить о томъ, какъ бы намъ написать сіе доношеніе. Но какъ надлежало напередъ попросить о томъ судей, а тогда и назначить сей обмѣнъ чертами на планѣ и соображаясь уже съ онымъ писать доношеніе, то и отложили то до свиданія въ канторѣ.

Симъ возобновилась тогда моя надежда, и я съ удовольствіемъ поѣхалъ от него на квартеру; но, ѣдучи мимо директора, заѣзжаю къ нему и, прочитавъ у него газеты, ѣду къ барону; у него нахожу толпу народа и превеликое собраніе и показываю ему выдуманныя мною разнаго рода печати изъ смѣшанныхъ сургучей, и тѣмъ его удивляю; потомъ, уклонясь въ уголок, прочитываю гамбургскія получаемыя имъ газеты, а обѣдать ѣду къ городничихѣ, гдѣ и провелъ все достальное время того дня; а къ вечеру, возвратясь на квартеру, располагаю примѣрно, какъ бы лучше написать намъ помянутое доношеніе и пишу о томъ прожектъ.

Какъ непосредственно за симъ наступилъ наконецъ и послѣдній уже и самый важный аппеляціонный день, то ожидалъ я его со страхомъ и трепетомъ, а видѣнный мною въ сію ночь страшный сонъ, будто бы хотѣлъ меня какой-то человѣкъ зарѣзать ножемъ, приводилъ меня еще въ пущее смятеніе, и я предварительно ожидалъ уже въ сей день чего-нибудь важнаго, или по крайней мѣрѣ, неожидаемаго. А сіе и начало тотчасъ совершаться: не успѣло хорошенько ободнять, какъ гляжу, скачетъ ко мнѣ самъ директоръ. Странно сіе было и необыкновенно. Господи! говорю я самъ себѣ, за чѣмъ это? Но какъ онъ въ самое то время въ двери, то вскочивъ воскликнулъ я: «А, батюшка Петръ Ивановичъ, добро пожаловать». И прошу его садиться, но онъ, вмѣсто того, говоритъ мнѣ: «я къ вамъ съ просьбою, Андрей Тимоѳеичъ, у Николая Алексѣича Нордштейна жена очень занемогла, сдѣлай, батюшка, милость поѣдемъ къ нему со мною; вы у насъ и докторъ, и лѣкарь, и лучше всѣхъ ихъ! посмотрите, ради Бога, и помогите, если чѣмъ можно». — «Извольте, извольте», сказалъ я, усмѣхнувшись. Ивановъ мой радъ, и тотчасъ подхватя и посадивъ меня съ собою въ сани, и полетѣлъ къ Нордштейну. Домъ сего именитаго межевщика былъ мнѣ хотя незнакомый, но съ самимъ Нордштейномъ я имѣлъ уже случай познакомиться довольно. Болѣзнь жены его была въ самомъ дѣлѣ весьма странная; но я, заключая, что произошла она от простуды, напоилъ ее гораздо своимъ простуднымъ декоктомъ, и оный, какъ я послѣ услышалъ, произвелъ чудное дѣйствіе, и г. Нордштейнъбылъ мною очень доволенъ. Отѣ него поѣхалъ я въ кантору. Тамъ увидѣлъ, что Пашковымъ довѣреннымъ уже подписана была аппеляция а при мнѣ подписалъ и Грушецкой или Хрипунова человѣкъ. Я трепеталъ всею душею, боялся, чтобъ не подписалъ и Рахмановъ, котораго аппеляція была для меня всѣхъ страшнѣе. Онъ былъ тутъ же, но о томъ всего меньше помышлялъ, а звалъ меня въ чертежную разсматривать планъ и согласиться какъ бы намъ на ономъ примѣрно назначать, гдѣ бы мнѣ ему, а ему мнѣ въ замѣнъ отдать и сколько земли. Я радуюсь, что онъ занимается мыслями о семъ, но вкупѣ трепещу духомъ, чтобъ не открылись ему при семъ случаѣ глаза и не узналъ бы онъ и всей важности незнаемаго имъ дѣла. Но изобразить невозможно, какъ удивился я, когда, по назначеніи карандашемъ того мѣста, которое ему хотѣлось получить от меня противъ деревни своей Рахмановки, дошло дѣло до того, чтобъ назначивать ему то мѣсто, гдѣ бы прирѣзать мнѣ къ нарѣзкѣ моей толикое жъ число десятинъ въ замѣнъ изъ распашныхъ его собственныхъ земель, и когда онъ самъ назначиваетъ такое мѣсто, подлѣ Нащокинскаго и мнѣ достающагося звена, что я ажно ахнулъ, примѣтя изъ того явно, что онъ и по то еще время все еще былъ во мракѣ и невѣдѣніи о всей великой потерѣ земли изъ своего владѣнія и все еще былъ въ томъ мнѣніи, что у него ничего не отходитъ, и что межа владѣнія его назначена по Тарховскому дальнему ходу и былъ, къ непостижимому удивленію моему, такъ слѣпъ, что не замѣтилъ, что назначена она не по дальнему, а ближнему его ходу. Вот-примѣръ, доказывающій, какъ худо молодымъ людямъ быть вовсе по планамъ незнающими и заниматься болѣе однѣми картами, а о снисканіи другихъ полезнѣйшихъ свѣдѣній всего меньше стараться. Но какъ бы то ни было, но легко можно заключить, что я не замедлилъ согласиться на его указаніе, гдѣ тотчасъ карандашемъ и назначена было мнѣ все слѣдуемое въ замѣнъ количество земли, чѣмъ мы тогда сіе дѣло и основали, и осталось только получить согласіе на то судей и писать полюбовную сказку и подавать ее при доношеніи. Со всѣмъ тѣмъ, помянутое недоразумѣніе Рахманова, все еще приводило меня въ превеликое смущеніе, и какъ день сей далеко еще не прошолъ, то боялся я, невѣдомо какъ, чтобъ онъ какимъ нибудь образомъ въ достальное время не узналъ, или кто нибудь не образумилъ бы его въ этомъ важномъ дѣлѣ, а потому и положилъ стараться послѣдовать за нимъ вездѣ, и досадовалъ, что далъ слово пріѣхать обѣдать къ городничихѣ. Но какъ узналъ, что Рахмановъ будетъ у барона, то послѣ обѣда тотчасъ и самъ полетѣлъ туда же и, нашедъ его тамъ, во весь день не отставалъ от него ни пяди, а занимался съ нимъ разговорами о постороннемъ. Ввечеру баронъ нашъ очень занемогъ, и тогда и тутъ долженъ я былъ отправлять должность лѣкаря и лѣчить его чѣмъ зналъ. Наконецъ, всѣ мы поѣхали от него къ директору, тутъ сидѣли вечеръ, балагурили и ужинали, въ продолженіе котораго раза три доходила рѣчь до нашего дѣла, и чуть-было чуть не открылась вся сокровенность. Самъ Богъ уже вступясь тому воспрепятствовалъ. Итакъ, мы, условившись съ Рахмановымъ на утріе ѣхать къ барону поранѣе просить о скорѣйшемъ отправленіи межевщика, на томъ и разстались и по квартерамъ своимъ разъѣхались. Я, возвратясь въ свою, не вѣрилъ почти, что сей важный день прошолъ благополучно, благодарилъ невѣдомо сколько разъ Господа, и только и твердилъ: «ну, слава Богу, день прошолъ, аппеляціонный срокъ кончился, и главная опасность теперь вся миновалась».