Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Все сіе происходило наканунѣ уже самого праздника Рожества Христова. Икакъ въ оной межеванью быть было еще не можно, то, между тѣмъ какъ люди ходили къ завтрени и къ обѣдни, занимался я все утро дома другими дѣлами. Я послалъ повѣреннаго своего вымѣривать ложечныя вершины, дабы намъ такъ нарѣзку сдѣлать, чтобъ было безобидно моимъ деревенскимъ сосѣдямъ и не могло произойтить дальняго спора. Повѣренный мой исправилъ коммиссію сію очень хорошо и сдѣлалъ мнѣ всему абрисъ. Дождавшись его и отправивъ мужиковъ въ степь разрывать въ снѣгу ямы, поѣхалъ я обѣдать къ Рахмановымъ и на-силу засталъ у нихъ обѣдъ. Рахмановы были мнѣ рады, однако можно было примѣтить, что были они сумрачны. Но дѣло шло своимъ чередомъ: передъ вечеромъ собрались, забрали все нужное и поѣхали всѣ ночевать ко мнѣ въ деревню. Тутъ постарался я всѣхъ ихъ угостить какъ-можно лучше, и, между тѣмъ, какъ приготовляли, какъ умѣлось, добрый и сытной ужинъ, ну-ка я ихъ поить чаемъ и, тѣхъ кто пилъ, пуншемъ и другими напитками, которыми позапасся я въ Козловѣ; а потомъ, ну, играть въ карты, шутить, балагурить, и весь вечеръ провели весело и съ удовольствіемъ. Наконецъ, по[т]чивалъ ихъ ужиномъ, и всѣ были имъ и угощеніемъ моимъ довольны, всѣ сдѣлались друзья и братья и полеглись наконецъ повалкою на полу спать.

Наконецъ наступило 26 число декабря, въ который день начало желаніе мое совершаться, и тянувшееся слишкомъ 20 лѣтъ дѣло приходить къ окончанію. Въ оной, не смотря на тогдашніе праздники, положено было учинить межеванью нашему начало, и въ сей день вырѣзать ближнія 100 десятинъ мнѣ въ чрезполосномъ нашемъ владѣніи и въ землѣ дачной. Господа тамошніе-мои деревенскіе сосѣди: Тараковской, Язвинцовъ, Бѣляевъ и Молчановы вздумали-было калякать и спорить. Но мы смѣялись только пустымъ ихъ разглагольствіямъ и поговоривши дѣло свое, пріѣхавъ на Лѣсное-Ложечное, благословясь начали. Тутъ особливаго примѣчанія достойно было то, что на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ надлежало поставить намъ первый межевой столбъ, получили мы извѣстіе такое, которое заставило меня от радости плакать. Привезены были письма къ Рахманову, которыми увѣдомляли, что, наконецъ, послѣ продолжительной, кровопролитной, самой трудной и многихъ милліоновъ намъ стоющей осады, городъ Очаковъ палъ и на Николинъ день взятъ былъ нашими войсками приступомъ. Порадовавшись тому и врубивши въ землю первый столбъ, пошли мы межевать по снѣгу далѣе. По особливому счастію, от бывшаго незадолго до того дождя и послѣдовавшаго за нимъ жестокаго мороза, вся поверхность тогдашнихъ глубокихъ снѣговъ такъ окрѣпла и сдѣлалась тверда, что намъ можно было ходить по ней, какъ по мостовой; и случилось сіе какъ нарочно въ пользу нашу, ибо безъ того не можно-бъ было никакъ межевать. Съ другой стороны, день случился красный и ясный. Итакъ, въ нѣсколько часовъ мы сію маленькую дачку и отхватали. Причемъ не могу и понынѣ безъ нѣкотораго душевнаго удовольствія вспомнить, какъ мы съ любезнымъ Николаемъ Степановичемъ, перелазивая чрезъ глубокое Лѣсное-Ложечное, утопали нѣсколько разъ въ снѣгу, какъ, подавая руки, таскали другъ друга изъ онаго и какъ тому хохотали и смѣялись. Взлѣзая въ теплыхъ сапогахъ и отягченъ будучи шубами по глубокому снѣгу на гору очень крутую, выбился я на полугорѣ совсѣмъ изъ силъ, и такъ, что принужденъ былъ на полугорѣ сѣсть и противъ солнца на снѣгу отдыхать, и не помню, чтобъ когда-нибудь я съ такимъ удовольствіемъ отдыхалъ какъ тогда тутъ. Сосѣди наши, видя, что ихъ не слушаютъ, съ досады уѣхали от насъ прочь, да и мы довольно поозябли. Я затѣял-было взять съ собою большой чугунный котелъ съ жаромъ для обогрѣванія рукъ, но — такая бѣда, что возить его съ собою было не можно, ибо настъ хотя людей на полѣ поднималъ, но лошади проваливались и ѣхать на нихъ цѣликомъ былъ сущій матъ.

Дачка обмежевалась тутъ мнѣ очень хорошая, и я, любуясь ею и ея выгодными угодьями, замышлялъ уже поселить на ней подлѣ Ложечнаго со-временемъ особую деревеньку. Кончивши дѣло, возвратились мы домой, гдѣ дожидались уже насъ присланные от господъ Тараковскаго и Язвинцова звать насъ къ нимъ въ гости, куда, напившись чаю, Рахмановы тотчасъ и поѣхали, а мы съ межевщикомъ за ними, и были сперва у Язвинцова, Авраама Родіоновича, а потомъ у Тараковскаго, гдѣ у нихъ были съ межевщикомъ тайные противъ меня переговоры, ибо они всѣмъ снисхожденіемъ моимъ были недовольны. Но какъ дѣло было уже сдѣлано, то я мало уже тѣмъ безпокоился. Наконецъ, всѣ возвратились ко мнѣ и, отъужинавъ, опять у меня ночевали.

Въ послѣдующій день положено было начинать разрѣзывать Нащокинскую дачу и отмежевывать мнѣ изъ ней проданныя мнѣ 1,250 десятинъ. Итакъ, по-утру всѣ мы поѣхали въ лежащую подлѣ ней, прежде упоминаемую мною, Рахмановскую деревеньку Грибановку, и собравшись начали свое дѣло. Въ самое то время поднялась превеликая кура и мятель. Господи! какъ я испужался, ее увидѣвъ, ибо думалъ, что межевать намъ никакъ будетъ не можно. Однако, кое-какъ мы, не смотря на всё, пошли, а Рахмановы, за мятелью, остались тутъ въ своей деревенькѣ. Но, правду сказать, имъ и непріятно было иттить и смотрѣть, какъ отмежевывали мнѣ бывшую во владѣніи ихъ землю! Шли-шли, пришли къ вершинѣ. Тутъ болѣе часа не могли отъискать въ сугробахъ ямы, принуждены были посылать промѣривать, а сами от стужи и замети согрѣваться за стогомъ сѣна. Потомъ, поставивъ столбъ, пошли далѣе и, отрѣзавъ промѣнную землю, дошли до земли Караваенской. Тутъ также не нашли ни столба, ни ямы и принуждены были остановиться и отложить дальнѣйшее межеванье до утрева. Отѣ сего мѣста до Грибановки было уже нѣсколько верстъ. И какъ, на лошадяхъ ѣхать не было никакой возможности, то везли насъ съ межевщикомъ уже люди на себѣ, посадивъ насъ на дровни, чему мы надсѣлись хохотавши. Насъ привезли уже ночью въ Грибановку, а оттуда въ мою деревню и того еще позднѣе, но тутъ ѣхали мы уже всѣ на лошадяхъ, по дорогѣ. Тамъ нашли мы у себя гостя, г. Семенова, были еще и господа Курдюковскіе, дворяне, но безъ насъ; а при насъ пріѣхалъ еще г. Баульской, старинный мой знакомецъ. И какъ былъ онъ человѣкъ весьма умѣющій шутить, то проговорили, прошутили и просмѣялись мы весь вечеръ, и было намъ очень не скучно, а, наконецъ, поужинавъ и ночевали.

По-утру, на другой день, продолжаемо было межеванье. Начали от Грибановки и пошли въ другую сторону и обошли много, и почти всю мою покупную дачу. Съ нами во все утро ходилъ г. Бѣляевъ, Иванъ Аксентьевичъ, и обѣдалъ съ нами на степи, гдѣ сугробъ долженъ былъ нами служить столомъ, а епанча вмѣсто скатерти. Что-жъ касается до ѣствъ и напитковъ, то было ихъ довольно: всѣмъ тѣмъ мы не позабыли запастись съ избыткомъ. По счастію, погода въ сей день была умѣренная, но туманъ превеликой. Мы обмеркли на степи, растеряли-было людей и не знали что дѣлать. Часа два стояли мы ночью на степи, дожидались посланныхъ людей промѣривать одну линію и не могли никакъ дождаться. По счастію, отъискали насъ наши повозки. Мы рады были, добившись оныхъ; и какъ до двора ѣхать было около 12 верстъ, то пріѣхали мы уже очень поздно. Тутъ пріѣхалъ къ намъ г. Бѣляевъ и былъ еще Салтыковъ съ Тараковскимъ молодымъ. Мы просидѣли и проговорили долго и поужинавъ распрощались съ ними и ночевали съ межевщикомъ уже одни, ибо Рахмановы поѣхали ночевать домой, чтобъ готовить для межевщика квартиру въ своей Коширкѣ.