Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

«Болѣ сего писать негдѣ: бумага вся. Итакъ, прости, Павлушка, и будь благо-полученѣ».

Чрезъ четыре дни послѣ отправленія сего письма, писалъ я опять къ нему от 19-го ноября слѣдующее:

№ 6.

«Нѣтъ! Вчерашняя почта насъ обманула. Съ коликою нетерпѣливостію мы оной дожидались, съ толикимъ прискорбіемъ принуждены были видѣть, что принес-ли къ намъ одни только большіе пакеты, а маленькаго письмеца-тю-ти! Мнѣ случи-лось тогда быть вмѣстѣ съ Петромъ Гарасимовичемъ въ моемъ кабинетѣ. Мы вспры-гались-было от радости, увидѣвъ идущаго солдата съ почты, котораго мы болѣе часа дожидались съ крайнимъ нетерпѣніемъ. Я бросилъ все, что ни дѣлалъ, а Петръ вы-скочилъ даже на крыльцо ему на встрѣчу. Но вдругъ оба мы осѣлись и сдѣлались какъ въ воду опущенными, когда маленькаго письма нѣтъ и не бывало. Къ вящей до-садѣ, и газеты не полны. Въ одномъ пакетѣ всѣ, а въ другомъ однѣ только русскія га-зеты, а нѣмецкихъ нѣтъ. Всѣ присланные листы «Магазина» перешарили разъ пять, — нѣтъ! «Что за диковинка, говорю; конечно, не пришла почта иностранная». А о тебѣ, Павлушка, думаемъ мы, что ты, конечно, въ Петербургъ въ воскресенье не пріѣхалъ, такъ какъ мы за вѣрное считали, а знать какая-нибудь сдѣлалась тебѣ въ дорогѣ остановка; или и пріѣхалъ въ воскресенье, но такъ поздно, что тебѣ никакъ не можно было успѣть написать и послать писемъ къ намъ съ понедѣльничною почтою, и ты отложилъ можетъ быть писать до четверговой. Худшаго, по крайней мѣрѣ, мы ничего не думаемъ. Итакъ, знать подождать еще недѣльку. Но въ сей разъ и такъ, и сякъ думаемъ, и полагаемъ на-двое. Но, ну! если и съ будущею почтою писемъ от те-бя не будетъ? Мы вѣдь уже и очень перетревожимся. И тогда шутка будетъ рядъ дѣлу! тогда не будемъ знать, что о тебѣ и думать. Какъ бы тебѣ было недосужно, въ какихъ бы ты обстоятельствахъ ни былъ, но все писать бы тебѣ успѣть было можно. А дорога сколь ни дурна, но почтѣ и письму приттить все будетъ можно.

«Но теперь надобно тебѣ разсказать о здѣшнихъ происшествіяхъ. У насъ въ сіи три дни произошло много кой-чего такова, о чемъ тебя увѣдомить можно. Что ка-сается до насъ, то мы, слава Богу, всѣ здоровы и благополучны и теперь всею семьею вмѣстѣ. Третьево дни ввечеру пріѣхала къ намъ Елизавета съ мужемъ: они пробыли у насъ весь вчерашній день и домой ѣдутъ сегодня съ свѣтомъ вдругъ. Итакъ, о себѣ мнѣ разсказывать нечего. Но, кромѣ сего, случилось нѣчто, чего ты себѣ никакъ во-образить и догадаться не можешь. Умеръ одинъ человѣкъ, котораго ты никакъ не угадаешь, хотя онъ весьма и весьма тебѣ знакомъ и о которомъ ты столько же поту-жишь, какъ тужили мы. Смерть похитила его въ наицвѣтущемъ его возрастѣ и лѣтахъ, и никто изъ смертныхъ не ожидалъ, чтобъ онъ могъ умереть такъ скоро. Нѣтъ нико-го, кто бъ объ немъ не тужилъ и не жалѣлъ, ибо онъ того былъ и достоинъ. Изо всей канцеляріи былъ онъ у меня лучшенькой, и ты удивишься, когда скажу, что это никто иной былъ, какъ нашъ Дмитрій Товаловъ. «Ахти! скажешь ты, не вправду ли?» Такъ-то закричалъ я, когда Платоновичъ пришелъ и сказывалъ мнѣ, что его уже нѣтъ на свѣтѣ. Веницеевы, Варсобины, Щедиловы уморили малаго ни за полушку! Первый невиннымъ образомъ подалъ къ тому первѣйшій поводъ, посылая его изъ Тулы сюда въ Богородицкъ на короткое время и за самыми пустяками; въ сихъ переѣздахъ онъ простудился; возвращаясь въ Тулу, говоритъ: «что-то мнѣ не по себѣ». Декоктъ бы нашъ тотчасъ ему помогъ, но ихъ догадало присовѣтовать ему кинуть кровь. Видано ли когда, чтобъ въ простудѣ кровь кидать!? Но и тутъ надобно сплестись несчаст-нымъ уже обстоятельствамъ: совѣтуютъ ему и уговариваютъ, чтобъ штабъ-лѣкарю кинуть. «И, нѣтъ! говоритъ онъ; у меня есть знакомый цирюльникѣ». Первый вѣрно бы ему не кинулъ. Сею кровью они и испортили все дѣло. Простуда осѣла внутрь, привалила къ горлу и, произведя жесточайшую жабу, въ одни сутки его задушила. Лѣчили и лѣкари, штабъ-лѣкари, но уже было поздно; къ тому-жъ, у нихъ от жабы нѣтъ и лѣкарствъ хорошихъ; наши травы от горла помогли-бъ лучше всѣхъ лѣкарствъ ихъ. Но какъ бы то ни было, но Митьки нѣтъ и какъ не бывало! Ужасть, какъ жаль! Третьяго дня здѣсь его погребали и была превеликая жалость!

«Вотъ тебѣ первое происшествіе, а теперь разскажу другое и не столь печаль-ное. Вчера была у насъ маленькая пирушка. Кромѣ своей семьи, обѣдали у насъ еще Н. С. Арсеньевъ, Пургасовъ и попы. Во время стола играла наша духовая музыка, вы-учившая еще штучки двѣ-три новыхъ довольно изрядныхъ. Причиною праздника се-го были крестины. Елизавета съ Пургасовымъ крестили одну маленькую дѣвчоночку, родившуюся на сихъ дняхъ на свѣтъ, и эта дѣвчоночка ни кто иной была, какъ внучка Трифонова, а Васильева дочь. Скажи ему, Павлушка, что жена его родила и что зо-вутъ ея Екатериною.

«Вотъ тебѣ и другое, а теперь, в-третьихъ, надобно тебѣ сказать, что слухъ о П. Н. Свѣчинѣ, къ безмѣрному удивленію всѣхъ, подверждается. Уже извѣстно, что от намѣстника дѣйствительно онъ представленъ въ директоры, и намѣстникъ самъ къ нему о томъ пишетъ. Чудное, по истинѣ, дѣло! Но какъ подумаю съ другой стороны, то какому-то олушку и быть теперь директоромъ: разумный человѣкъ и руками, и но-гами отпятится от сей должности. Итакъ, ежели онъ будетъ, то Веиицееву можетъ быть и дѣйствительно не достанется нами помудровать. Уже и нынѣ сталъ онъ по-смирнѣе, однако, замучилъ всѣхъ моихъ канцелярскихъ, и теперь еще всѣ до единаго живутъ въ Тулѣ, и болѣе за пустяками, нежели за дѣломъ. Я самъ жду всякій часъ пи-семъ от Щедилова, который хотѣлъ меня увѣдомить, когда мнѣ пріѣхать, чтобъ не жить по-пустому. Нынѣ начинаютъ ждать скоро намѣстника, ибо слухъ есть, что Бендеры уже взяты.

«Наконецъ, надобно тебѣ сказать и четвертое и нѣчто о себѣ. Ахъ, Павлушка, волосковъ моихъ какъ не бывало, всѣ почти от болѣзни вылѣзли, да что-то и не рос-тутъ болѣе; приходитъ по неволѣ носить парикъ; не знаю, гдѣ и достать. Приходится нарочнаго въ Москву посылать [1] Однако до сѣго не дошло, но волосы мои опять выросли, и я поныне еще с ними. ; ты и не узнаешь, пріѣхавши меня въ немъ; но я радъ уже тому, что болѣзнь моя нѣсколько проходитъ, хоть не смѣю еще сказать, что ми-новала. Тульская ѣзда меня много заботитъ.

«Впрочемъ, скажу тебѣ еще о себѣ, что я въ обѣ прошедшія недѣли упражнял-ся наиболѣе все въ писаніи; но въ какомъ? Въ описаніи моей жизни. Вчера по-утру имѣлъ я удовольствіе окончить вторую часть и съ нею всю исторію моего мало-лѣтства. Въ двѣ недѣли далъ я ей все ея существованіе. Не знаю, каковъ тебѣ сей мой трудъ покажется. А Настасья говоритъ, что книги сіи очень любопытны. Матушка и она читаютъ ихъ прилежно, и я долженъ былъ только успѣвать и подпекать имъ власно какъ блинки. А что буду на сей недѣли дѣлать, того ни я и ни кто не знаетъ въ цѣломъ свѣтѣ.