Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Что касается до моихъ упражненій, то состояли они болѣе въ продолженіе писанія моей исторіи и сочиненій на-опытъ «Писемъ о красотѣ натуры», также въ крашеніи бумагъ разными колерами, въ чемъ сотовариществовалъ мнѣ и сынъ мой въ свободные свои дни от болѣзни.

Но симъ и кончу я сіе письмо, достигшее до обыкновенной своей величины, и сказавъ вамъ, что я есмь вашъ и прочее.

(Марта 7 дня 1811 года).

Любезный пріятель! Въ половинѣ мѣсяца мая настало у насъ, по обыкновенію, наилучшее, веселѣйшее и пріятнѣйшее во всемъ году время, которымъ и старались мы сколько можно было воспользоваться и потому не пропускали ни одного способнаго къ надворному гулянію дня, въ который бы не только съ бывающими у насъ гостьми, но и одни съ дѣтьми своими и семействомъ ни посѣщали мы садовъ своихъ и во время гулянія по онымъ ни увеселяли себя музыкою, а особливо своею, которою всего чаще забавлялись мы въ своемъ собственномъ садикѣ, въ которомъ подѣланы были у меня около сего времени многія перемѣны, и почти цѣлая половина онаго превращена изъ прежняго аглинского въ ново-манерный прекрасно-натуральный садикъ, имѣвшій въ себѣ не только множество тѣнистыхъ лѣсныхъ кулигъ, но между ими нѣсколько наипрекраснѣйшихъ полянок и площадок, украшенныхъ цвѣтками и снабженныхъ, гдѣ спокойными деревянными сидѣлками, гдѣ — дерновыми лежанками и отдыхальницами, имѣющихъ другъ съ другомъ сообщеніе чрезъ изгибистые кривые, сквозь густыя и лѣсныя кулиги, проходы и дорожки. На сих-то лавочкахъ и разнообразныхъ отдыхальницахъ сиживали мы, либо многіе вмѣстѣ, либо одни съ моимъ выздоровѣвшимъ уже тогда сыномъ по нѣскольку иногда часовъ сряду и занимались то увеселеніями себя обновившимися красотами натуры, то разговорами о разныхъ матеріяхъ, то чтеніемъ хорошихъ и пріятныхъ книгъ. Въ каковомъ чтеніи оба мы наводили отмѣнное для себя удовольствіе. Иногда занималъ насъ собою издаваемый уже тогда въ Москвѣ «Политическій Журналѣ», переводимый съ гамбургскаго Ширахова и спознакомившій у насъ толь многихъ людей съ политикою. Въ чтеніи сего журнала, а особливо при тогдашнихъ важныхъ и необыкновенныхъ въ свѣтѣ происшествіяхъ, находили мы съ сыномъ великое удовольствіе, и онъ нерѣдко подавалъ намъ поводъ ко многимъ политическимъ между собою разговорамъ.

Таковому пріятному и веселому препровожденію времени въ теченіе сего мѣсяца поспѣшествовало много и то, что въ самое сіе время жили у насъ въ Богородицкѣ многія дворянскія фамиліи, пріѣжжія для лѣченія себя у прославившаго повсюду искусствомъ своимъ нашего лѣкаря. И какъ нѣкоторые изъ нихъ были намъ люди издавна знакомые и дружественные (a и прочіе за первый долгъ себѣ считали съ нами познакомиться, и сдружиться), то сіе весьма часто и подавало намъ поводъ ко взаимнымъ другъ съ другомъ свиданіямъ и угощеніямъ. Почему мы нерѣдко и съ ними хаживали гулять по садамъ нашимъ, при каковыхъ случаяхъ никогда почти не упускалъ я, чтобъ не повеселить ихъ либо своею, либо наемною музыкою и пѣвчими. Словомъ, время сіе было для насъ отмѣнно весело, и тѣмъ паче, что все было у насъ въ сіе время тихо и смирно, и я не тревоженъ былъ ни чѣмъ со стороны своего начальства.

Поводомъ къ тому было то, что около сего времени сдѣлалось уже съ достовѣрностію извѣстно, что директоромъ въ Тулу, слѣдовательно, и къ намъ опредѣленъ былъ не г. Свѣчинъ, а самый тотъ г. Юницкой, о которомъ говорили уже столь много и разнаго прежде. И какъ пріѣзда онаго изъ Петербурга начинали уже въ Тулѣ ежедневно дожидаться, то и временный мой командиръ г. Веницеевъ пересталъ уже тревожить и безпокоить меня своими умничаньями и затѣями, которыя иногда причиняли мнѣ даже самыя досады.

Но, къ особливому прискорбію моему, все сіе пріятное и веселое время продолжилось очень не долго. Нашъ любезный май мѣсяцъ не успѣлъ еще весь пройтить, какъ новая буря встревожила опять все спокойствіе души моей. Вдругъ занемогли опять старшая изъ незамужнихъ дочь моя Настасья: ее подхватила опять жестокая лихорадка. А не успѣли мы еще ее огоревать, какъ вслѣдъ за нею занемогъ опять и сынъ мой, сей сотоварищъ мой во всѣхъ моихъ дѣлахъ и наипріятнѣйшій собесѣдникъ. Не могу изобразить, сколь прискорбенъ былъ духу моему сей противный случай и какъ проклиналъ я сіи досадные рецидивы прежней ихъ болѣзни! Къ вящему смущенію всѣхъ насъ, его родныхъ, сія новая его болѣзнь была такого состоянія, что мы, судя по скорому ея усиленію, невѣдомо-какъ страшились, чтобъ не схлебнуть ему горячки, и чтобъ жизнь его не подверглась такой же опасности, въ какой находились многіе иные въ сіе время, ибо горячки какъ-то во всемъ городѣ тогда свирѣпствовали. Нѣсколько дней провели мы объ немъ въ великомъ недоумѣніи и неизвѣстности и рады были уже и тому наконецъ, что открылась опять прежняя лихорадка, и по-прежнему чрезъ день его посѣщавшая. Было сіе уже въ третій разъ, что занемогъ онъ вновь сею проклятою и досадною болѣзнію. И въ сей разъ была она такъ упорна, что мы принуждены были возъимѣть прибѣжище свое къ даванію ему самой хины. Но и сіе, впрочемъ, наилучшимъ и достовѣрнѣйшимъ почитаемое, лѣкарство помогало ему какъ- то очень худо.

Итакъ, сколь много ни занимался я въ сіе время въ садахъ обыкновенными вешними работами, но знатнымъ количествомъ времени принужденъ былъ жертвовать и любезному нашему больному, и не только въ самые его мучительные дни, но и въ тѣ, когда онъ от нея имѣлъ свободу и могъ еще сколько-нибудь заниматься какими-нибудь от скуки упражненіями, а особливо рисованіемъ, увеселявшимъ его всѣхъ прочихъ больше. Во всѣ такіе дни, сотовариществовалъ я ему, сколько мнѣ было можно и, сидючи съ нимъ, либо читалъ ему что-нибудь занимательное, либо разговаривалъ съ нимъ о матеріяхъ разныхъ, а особливо о продолжавшейся у насъ въ сей годъ войнѣ со Шведами и въ самое сіе время пылающей во всей своей, жестокости, и не столько на сухомъ пути, сколько на морѣ.

Въ самое сіе время, вдругъ и противъ всякаго моего чаянія и ожиданія, получилъ я опять толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества съ двумя письмами и сѣмянами сибирской гречихи, также книжкою о каменной бумагѣ и реестромъ членамъ всего собранія. Все сіе хотя и произвело во мнѣ нѣкоторое удовольствіе, но съ другой стороны равно какъ упрекало меня въ моей медленности и нерадѣніи въ разсужденіи обѣщаннаго присыланія къ нимъ моихъ сочиненій. Я видѣлъ тогда ясно, что всѣмъ тѣмъ Общество заставляло меня почти неволею писать и трудиться и всячески меня задобрить старалось. Но какъ разстройка мыслей моихъ и незнаніе о чемъ писать продолжалось и по сіе время, то сіе было мнѣ тѣмъ еще непріятнѣе.

Оба сіи письма получилъ я іюня 9 числа, и признаюсь, что обоими ими былъ я и доволенъ, и нѣтъ. Ибо они доказали мнѣ тогда ясно, что я въ томъ прежнемъ мнѣніи моемъ ни мало не обманулся, что отъ представленія песковъ моихъ въ Общество не произойдетъ для меня никакой существительной пользы, а буду я имѣть только ту досаду, что они меня замучутъ своими требованіями о присылкахъ къ нимъ вещей разныхъ, — не разсуждая ни мало о томъ, что пересылка таковая всегда для меня была не только крайне затруднительна, но и убыточна, ибо за всякую изъ нихъ, равно какъ и за письмы и посылаемыя сочиненія, долженъ я былъ платить деньги и за все то довольствоваться одними только пустыми благодареніями, — а по всему тому я почти уже и раскаивался въ томъ, что дозволилъ сыну моему представить пески свои въ Общество. Но какъ сіе было уже невозвратно и дѣло было сдѣлано и я вошелъ уже опять въ сношенія и переписку съ Обществомъ и отстать от того было уже дурно, то усматривалъ я, что тогда самая необходимость принуждала меня отвѣтствовать Обществу въ непродолжительномъ времени. Я желалъ тогда невѣдомо-какъ, чтобъ было у меня какое- нибудь сочиненіе, готовое для отсылки въ Общество, и совѣстился, что до сего времени писать не собрался. Однако, какъ таковаго сочиненія готоваго не было и пособить тому было нечѣмъ, а тогда за недосугами сочинять было уже некогда, — то рѣшился я послать только извинительное письмо къ Нартову, но и то не прежде, какъ по возвращеніи своемъ уже изъ Тулы, въ которую я тогда ѣхать собирался.