Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Зная, что г. Юницкой спитъ долго, располагался-было я выспаться от трудовъ по-утру хорошенько; но не то вышло. Лишь только начало разсвѣтать, какъ разбудилъ меня соловей, висящій въ клѣткѣ, въ той горницѣ, гдѣ я спалъ. Хозяинъ, будучи великимъ охотникомъ до птицъ всякаго рода, имѣлъ ихъ тутъ множество всякихъ. Сей проклятый соловей поднялъ преужасно звонкій и безпрерывный крикъ, столь пронзительный, что разбудилъ бы и мертваго. Мнѣ спать еще очень хотѣлось, а онъ, какъ за языкъ повѣшенный, то-и-дѣло оретъ и кричитъ. Что ты изволишь! Ни когда не былъ мнѣ такъ досаденъ соловей, какъ въ сіе утро. Не даетъ спать, да и только всего! И я истинно не знаю; что за удовольствіе держать его у себя въ комнатахъ? Сколь пріятно весною пѣніе его надворное, столь отяготительно оно въ комнатахъ. Отѣ громкаго его свиста жужжало даже въ ушахъ, а трескъ и крикъ его былъ такъ звонок, что не слышно было за нимъ, что говорятъ люди.

Одѣвшись и повидавшись съ хозяиномъ, поѣхалъ я съ Щедиловымъ къ директору. Хохолъ заставилъ меня еще с-часъ дожидаться своего вставанія, да и разгузынился-было еще, для чего я не скоро пріѣхалъ. Досадно было мнѣ то невѣдомо-какъ, и я уже зуб-за-зубъ схватился съ нимъ за то. Потомъ пошло у насъ дѣло. Онъ показываетъ мнѣ полученную изъ Петербурга бумагу, и она разрѣшила все наше сумнительство, но ввергнула въ новое недоумѣніе. Было то письмо от Василья Степановича Попова къ губернатору, въ которомъ прописывалось, что Императрицѣ угодно знать, сколько всей Богородицкой суммы въ сборѣ, сколько ей въ употребленіи, гдѣ достальная хранится, или роздана она въ долги, на комъ именно, и подъ какимъ закладомъ, и нѣт ли еще какихъ продуктовъ, и на-сколько именно цѣною? И какъ нужно было для сего знать, сколько у насъ какого хлѣба, то для сего и надобенъ былъ я. Господа хотѣли-было объ ономъ и о самыхъ деньгахъ сущую чуху написать, однако, я не совѣтовалъ и предлагалъ столь убѣдительныя причины, что они на то согласились. Итакъ, мы съ директоромъ ѣздили въ казенную полату. Тамъ всѣ о томъ только и думали и помышляли. Письмо Попова содержало въ себѣ для всѣхъ непроницаемую загадку. Деньги велѣно было всѣ собрать, чтобъ были всѣ налицо, и буде бы можно въ золотѣ и серебрѣ. А съ начала въ письмѣ было упомянуто, что доходы Богородицкой и Бобриковской волости входятъ въ вѣдомство московскаго директора экономіи. Многіе думали, что сіе написано было ошибочно, а другіе говорили совсѣмъ не то, а что та особа, которой назначены волости, будетъ, конечно, жить въ Москвѣ, и ей деньги будутъ доставляемы. Другіе полагали инако, но никто не зналъ истины, а всѣ единогласно говорили, что, по всему видимому, волостямъ нашимъ приближается конецъ. Меня заставили писать и сочинять примѣрную форму вѣдомости, и съ моей взяла образецъ и вся казенная полата. Но въ сей день ничего не было кончено.

Юницкой велѣлъ мнѣ пріѣзжать къ себѣ обѣдать. Но какъ обѣда сего было долго дожидаться, то съѣздилъ я изъ полаты къ другу своему Петру Ивановичу Запольскому, и мы съ нимъ о тогдашнихъ политическихъ дѣлахъ и обстоятельствахъ кое-что, съ часъ времени, покалякали. Отѣ него заѣзжалъ я еще въ аптеку, для запасенія себя нѣкоторыми матеріалами для лѣкарствъ, а оттуда проѣхалъ уже къ Юницкому. Его еще не было дома. Наконецъ, пріѣхалъ и онъ съ Темешовымъ, и мы обѣдали. А послѣ обѣда еще кое-что писали, а тамъ отпустилъ меня Юницкой до послѣдующаго дня на квартеру, а самъ поѣхалъ опять въ полату.

Возвратясь къ Пастухову, я въ тотъ день никуда болѣе не ѣздилъ, а далъ и себѣ, и лошадямъ своимъ отдохновеніе. А на другой день поѣхали мы опять къ директору. Ни то доволенъ онъ былъ моимъ присовѣтованіемъ, ни то иное что; но въ сей день было у насъ съ нимъ ни лой, ни масло, и онъ раздобрился даже до того, что велѣлъ пріѣзжать опять обѣдать, и не только мнѣ, но и Щедилову; но домой не прежде насъ отпустилъ, какъ по отправленіи курьера петербургскаго, который тутъ жилъ и дожидался. Итакъ, онъ поѣхалъ въ полату, а я въ ряды покупать что мнѣ было надобно. И, по исправленіи всѣхъ нуждъ своихъ, заѣхалъ въ полату, гдѣ между тѣмъ, готовили отправленіе, и лгали, и воровали всячески, чтобъ скрыть Давыдовскія шалости и проказы. Тутъ Верещагинъ, увидѣвъ меня, приступилъ съ неотступною просьбою, чтобъ мнѣ обѣдать въ сей день у него, и выпросилъ даже на то дозволеніе у Юницкаго. Итакъ, я обѣдалъ уже у него, а къ Юницкому заѣзжалъ уже послѣ обѣда. И будучи, наконецъ, от него отпущенъ, пошелъ съ Щедиловымъ уже пѣшкомъ до квартеры, гдѣ выкормивъ лошадей, и хотя поздно, но отправились въ тотъ же день въ обратный путь, и успѣли еще пріѣхать ночевать въ Дѣдиловъ. Тутъ нашли уже всѣхъ спящихъ, и ужинъ былъ у насъ и въ сей день весьма легкій. Кусокъ жареной, холодной говядины составилъ все наше кушанье, но, по крайней мѣрѣ, спать намъ было хорошо, и мы довольны были, что туда поспѣли. Упу переѣхали мы опять по тому же мосту, но мостили его уже сами, и дорога была уже суха. По-утру же встали мы такъ рано, что успѣли поспѣть еще къ чаю въ Ламки, гдѣ нашелъ я всѣхъ своихъ, и съ ними уже возвратился въ Богородицкъ.

Симъ образомъ кончилъ я и сіе мое путешествіе благополучно. Привезенныя съ собою вѣсти о письмѣ Попова и сужденія многихъ о предстоящей важной перемѣнѣ съ нашими волостьми не весьма были пріятны моимъ роднымъ и подавали поводъ всѣмъ намъ ко многимъ разговорамъ, опасеніямъ и къ самому ожиданію того, что съ нашими волостьми воспослѣдовать имѣетъ.

Вскорѣ послѣ сего наступилъ май мѣсяцъ. Оба мы съ сыномъ съ нетерпѣливостью дожидались сего наилучшаго и пріятнѣйшаго мѣсяца въ году. Но начало онаго въ сей годъ было такъ холодно, что и похожаго не было на весну почему принуждены мы были вооружаться терпѣніемъ, а между тѣмъ, заниматься своими прежними комнатными упражненіями и сводить знакомство съ нѣкоторыми пріѣзжими къ намъ въ городъ дворянскими, намъ до того незнакомыми, фамиліями, жившими тутъ довольно долгое время для пользованія больныхъ своихъ от нашего лѣкаря. Къ числу сихъ пріѣзжихъ фамилій принадлежали въ особливости фамиліи господъ Емельяновыхъ и Рѣдкиныхъ, съ которыми въ короткое время такъ мы спознакомились и сдружились, что они очень часто бывали у насъ, а мы у нихъ, и они во всѣхъ нашихъ великихъ увеселеніяхъ брали соучастіе, и мы знакомствомъ, ласками и дружествомъ ихъ были весьма довольны.

Между тѣмъ 3 числа мая имѣлъ я удовольствіе получить опять толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества, съ 45 частью «Трудовѣ» онаго. Я не сомнѣвался, что находилось при оной какое- нибудь письмо, но удивился, не нашедъ никакова. Сіе случилось еще въ первый разъ, что, при присылкѣ книги, ничего ко мнѣ было не писано, и я не понималъ, что бъ это значило? Не досуг ли было г. Нартову; отлучка ли его была тому причиною, или то, что я послѣднимъ моимъ письмомъ такъ его смутилъ, что онъ не зналъ, что мнѣ на оное отвѣтствовать? Словомъ, я не зналъ, что думать; но, наконецъ, полагалъ болѣе то, что причиною сему молчанію было то, что о присылкѣ въ скоромъ времени сей книги г. Нартовъ писалъ ко мнѣ въ предслѣдовавшемъ письмѣ, слѣдовательно, повторять о томъ не было нужды. Но какъ бы то ни было, но книга прислана одна и содержала въ себѣ множество піесъ, и между прочими мою о подниманіи ключей. Нельзя сказать, чтобъ я при усмотрѣніи сочиненія своего напечатаннымъ чувствовалъ какое-либо особливое удовольствіе. Я такъ уже къ сему привыкъ, что меня сіе ни мало уже не трогало, и я смотрѣлъ на оное, напечатанное съ самаго начала, весьма хладнокровно.