Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Такимъ образомъ остался я въ своемъ мѣстѣ дожидаться его возвращенія и того, что онъ сдѣлаетъ въ Петербургѣ. А между тѣмъ, при самомъ отъѣздѣ его, не преминулъ и спросить от него дозволеніе съѣздить на нѣсколько дней въ свою деревню, и онъ мнѣ сіе, хотя и противъ хотѣнія, своего и дозволилъ. Никогда я дозволенною ѣздою въ деревню такъ обрадованъ ни былъ, какъ въ сей разъ, истинно, равно какъ бы нашелъ какую находку.

Передъ отъѣздомъ г. Дурова провелъ я у него все утро, отдавалъ ему деньги и говорилъ съ нимъ о всякой всячинѣ. Въ послѣдніе дни предъ отъѣздомъ, онъ такъ всѣхъ канцелярскихъ моихъ измучилъ писаніемъ, что они его проклинали. Но онъ, неудовольствуясь всѣмъ тѣмъ, и безъ себя навалилъ на нихъ множество дѣлъ. Но у насъ у всѣхъ на умѣ было и половины того не сдѣлать и тѣмъ показать, что всѣ признавали приказанія его совсѣмъ не нужными.

Но симъ дозвольте мнѣ, мой другъ, сіе письмо къ вамъ кончить и повѣствованіе о послѣдующемъ за симъ предоставить письму будущему, а между тѣмъ, сказать вамъ, что я есмь навсегда вашъ, и прочая.

(Сентября 27 дня 1816 года. Въ Дворениновѣ).

Любезный пріятель! Продолжая пресѣченное мое повѣствованіе, скажу вамъ, что хотя при отъѣздѣ г. Дурова и получилъ я дозволеніе съѣздитъ въ отсутствіе его въ свою деревню; однако, мы ѣздою сею никакъ не спѣшили. Ибо какъ хотѣлось намъ пріѣхать туда въ такое время, когда яблоки въ садахъ созрѣютъ и поспѣютъ къ обиранію, и притомъ какъ и крестьяне от полевыхъ своихъ работъ поотдѣлаются и намъ можно будетъ оныхъ употребить на другія при себѣ нужныя по тогдашнимъ обстоятелъствамъ работы, то и можно было намъ пробыть недѣли двѣ, три въ Богородицкѣ прежде своего отъѣзда. Сіе время назначили мы на свое от всѣхъ прежнихъ трудовъ и безпокойствъ отдохновеніе и на свиданія съ родными нашими въ ихъ жилищахъ, куда мы и не преминули вскорѣ за симъ отправиться и прогостить у нихъ по нѣскольку дней. Между тѣмъ, канцелярскіе служители, кои занимались исправленіемъ тѣхъ писменныхъ дѣлъ, которыя предписаны намъ были от начальника.

Къ супругѣ его я хотя и хаживалъ, но не всякій день, а когда мнѣ было досужно, или какая-нибудь надобность того требовала. Къ ней въ сіе время старалась всячески подольститься жена нашего городничаго княгиня Назарова и успѣла свести съ нею короткое дружество и, пользуясь онымъ, по скверному характеру своему, старалась всячески смутить ее съ моими домашними и уменьшить чрезъ то ея къ нашимъ доброхотство, а сіе и произвело то слѣдствіе, что съ сего времени стала она обходиться съ нами гораздо холоднѣе противъ прежняго.

Что касается до меня, то я съ возвратившимся между тѣмъ изъ деревни сыномъ моимъ началъ заниматься всѣми прежними, нашими дѣлами и любимѣйшими занятіями. Мы принялись опять за собесѣдованіе съ лучшими нашими пріятелями, гулянья съ ними и родными своими по садамъ, увеселенія себя музыкою, лѣченія больныхъ нашею машиною, а временемъ и за сочиненія кое-какія; и наша тогдашняя жизнь была тогда точно также мирная, спокойная и преисполненная многими удовольствіями, каковою была прежде до пріѣзда къ намъ г. Дурова. Одно только насъ озабочивало очень, что въ домѣ нашемъ между людьми завелись многія болѣзни, наводившія даже на самихъ насъ нѣкоторое опасеніе, по счастію, имѣли мы въ лѣкарѣ нашемъ искреннаго у себя друга и, при помощи и стараніи его, и сіе зло скоро было прекращено и уничтожено. Другая непріятность, чувствуемая нами около сего времени, была та, что наилучшій нашъ другъ и пріятнѣйшій собесѣдник, отецъ Ѳедотъ, занемогъ кровохарканіемъ, и мы опасались, чтобъ болѣзнь сія не послужила ему въ пагубу.

Между сими происшествіями начался у насъ августъ мѣсяцъ и прошла вся первая половина онаго, и вмѣстѣ съ нею и Госпожинки всѣ. Праздникъ Успенія Богородицы провели мы еще въ Богородицкѣ довольно весело. Но вскорѣ послѣ сего начали мы собираться ѣхать въ свою деревню. И какъ ѣзда сія сопряжена была съ нѣкоторыми особливостями, то и опишу я ее нѣсколько подробнѣе.

Въ сей разъ расположился я ѣхать туда съ женою и со всѣми дѣтьми моими, при мнѣ живущими, кромѣ одной только старушки моей тещи, оставшейся жить безъ насъ въ Богородицкѣ. Мы забрали съ собою колико можно болѣе людей, которые могли помогать, намъ въ деревнѣ кое-что сдѣлать. А какъ вмѣстѣ съ нами отправлялись от насъ и наши родныя Тверскіе, то есть племянницы мои Надежда и Анна Андреевны Травины, прогостившія у насъ въ сей разъ довольно времени и нѣсколько недѣль, то весь обозъ нашъ составился изъ многихъ повозок и, кромѣ двухъ каретъ, поѣхала съ нами четыре кибитки и одна еще телѣга.

Выѣздъ нашъ воспослѣдовалъ въ 10 день августа, передъ вечеромъ, и былъ какъ-то отмѣнно неудаченъ. Мы при самомъ началѣ ѣзды своей, имѣли уже ту первую непріятность, что при самомъ выѣздѣ со двора лошади, подъ одною кибиткою сдурились, начали бить и завезли ее въ ряды березъ, растущихъ въ аллеѣ подлѣ дороги, изъ которыхъ мы съ трудомъ могли ихъ и повозку высвободить. Начало таковое было мнѣ непріятно: знак былъ не очень хорошій! А и дѣйствительно съ самаго того времени пошли бѣды по бѣдамъ. Поѣхала другая кибитка. Сію помчали лошади также и изломали сторожокъ. Это была другая остановка. Покуда первую, изъ березок выпрастывали, а сію оправляли, должны мы были стоять и досадовать. Наконецъ, поѣхали и, своротивъ съ большой дороги для заѣзда въ Ламки къ старшему зятю моему, доѣхали до одной деревеньки на дорогѣ благополучно. Но тутъ надлежало намъ переѣхать по мосточку черезъ одну глубокую и круто-берегую рѣчку и подъ колясочкою сына моего, при спускѣ на мостъ съ горки, не могли какъ-то удержать, опрокинули ее въ воду, перебили- было людей, перемочили-было все, перемокли-было сами, принуждено было людямъ самимъ лѣзть въ воду и по-горло гваздаться въ оной. Что было дѣлать! Принуждены были остановись до тѣхъ поръ тутъ стоять, покуда колясочку вытащили и все исправили. По счастію, никто не убился и ничего не изломалось. Это была третья бѣда. Въ самыхъ Ламкахъ, куда мы вскорѣ за симъ пріѣхали, нашли мы, противъ чаянія множество пріѣхавшихъ издалека и ночующихъ тутъ гостей и суматоху от того превеликую. Хозяинъ сдѣлалъ имъ, богатый ужинъ и угощеніе было страшное, поелику гости сіи были для него важные. Въ наступившій послѣ сего день, позавтракавъ по-утру немного, поѣхали мы далѣе въ свой путь къ Тулѣ и остановились кормить лошадей въ Ламкахъ. Тутъ долго не могли мы найтить себѣ пріюта. Избёнки были пакостныя, вездѣ холодно, вездѣ дуло; ибо, вмѣсто прежней теплой, ясной и хорошей погоды, сдѣлалось вдругъ ненастье и очень холодный вѣтръ. Это можно было почесть четвертою, а долгое ненайденіе сколько-нибудь спокойнѣйшей квартеры — пятою непріятностью. Тутъ, во время обѣда, случилось нашей дѣвкѣ сѣсть на кадку съ краскою жолтою, и вдругъ провалилась въ нее и обмочилась и перемазалась вся. Это можно было почесть шестымъ дурнымъ приключеніемъ, заставившимъ насъ и смѣяться, и досадовать. А едва мы изъ селенія сего выѣхали, какъ переломилась ось подъ кибиткою поварскою. Сіе сдѣлало намъ новую и седьмую уже досаду и не малую остановку. Надобно было покупать и поддѣлывать новую ось, и затѣмъ болѣе часа стоять на одномъ мѣстѣ. Наконецъ, преодолѣвши и сіе зло, поѣхали мы далѣе. Но что-жъ? Не успѣли пріѣхать на Упскую гать, какъ одна изъ припряжныхъ подъ каретою нашею лошадей вдругъ затреслась и упавши въ тот-же мигъ околѣла. Это была осьмая и чувствительная досада и опять остановка. За симъ, какъ стали подъѣзжать къ Тулѣ, у одного подъ кибиткою колеса чека какъ-то выскочила, и колесо, соскочивъ съ оной, кибитку опрокинуло и чуть-было людей не передавило. Это была девятая досада и остановка. При подъѣзжаніи къ Тулѣ, лошадь стала бить у насъ въ каретѣ и всѣхъ другихъ лошадей вздурила. Это такъ насъ перепужало, что мы безъ памяти изъ кареты повыскакали и прочь бѣжать принуждены были. Это было десятое досадное происшествіе. При помянутомъ выскакиваніи изъ кареты и бѣгствѣ, жена моя зашибла какъ-то больно палецъ. Это было одиннадцатое, а сынъ мой простудилъ у себя щеку, что было двѣнадцатымъ досаднымъ и непріятнымъ происшествіемъ. Въ Тулѣ остановились мы въ домѣ Загрязскаго, который нанятъ былъ зятемъ моимъ Шишковымъ для его пріѣзда жить въ Тулѣ, по его должности предводительской. И какъ мы пріѣхали уже поздно, то принуждены были долго сидѣть въ потьмахъ, покуда принесли намъ свѣчи и отыскали и снабдили насъ стульями, на которыхъ сидѣть бы намъ можно было. Все непріятность! Въ вечеру сварили намъ ужинъ и такой супъ, который ѣсть было не можно, что составило тринадцатую досаду и непріятность. Но симъ день сей и окончился.