Александр Королев - Илья Муромец

И только когда уже сложился основной цикл былин об Илье, в народе обратили внимание на то, что популярный богатырь — всегда старый, равнодушный, в отличие от Добрыни и Алеши, к женской красоте. Вот и возник вопрос о том, чем Илья занимался в молодости. «Приурочение к Илье Муромцу сказочного мотива о чудесном исцелении сидня явилось в результате естественного желания дать начало биографии любимейшего народного богатыря и вместе с тем окружить легендой происхождение его необычайной, неодолимой силы. Таким образом, сюжет этот — один из позднейших в цикле об Илье Муромце». {283} Позднее происхождение выдает и присутствие в былине сказочных мотивов — приобретения чудесного коня и питья, дающего сверхъестественную силу. {284}

Когда сложился сюжет об исцелении Ильи, можно только предполагать. В. Ф. Миллер, отмечая, что история об исцелении богатыря неизвестна древнейшим записям былин об Илье, относящимся к XVII и началу XVIII века, полагал, что этот сюжет «пристал к имени национального богатыря довольно поздно, быть может, не ранее XVII столетия». {285} Исследователи отметили возможное влияние на него церковной легенды об исцелении отрока-сидня Димитрия Телегина старцем Иосифо-Волоцкого монастыря Боголепом, сохранившейся в составе особой редакции Жития святого Иосифа Волоцкого (1439–1515), составленной во второй половине XVI века и дошедшей до нас в рукописи XVII века. Несчастный Димитрий родился лишенным способности ходить от рождения. Мать его умерла, а отец, небогатый служилый человек, отправляясь с царем из войну, поручил свою престарелую мать и несчастного сына заботам старца Иосифо-Волоцкого монастыря Боголепа. Димитрий приходился Боголепу внуком по матери. Как-то Боголеп послал своим бедным родственникам «благословенный хлеб», оставшийся после братской трапезы. Бабушка дала внуку, «ползающу на седале своем», кусок монастырского хлеба. Вкусив его, Димитрий «в той же час возкочив на развращеных и кривых своих ногах, потече на пятах», а затем и побежал к бабушке, поразив ее чудом, совершенным «угодником Божьим, чудным отцом нашим Иосифом». Можно заметить, что «при небольшой замене предмета, через посредство которого был исцелен отрок-сидень, именно питья — хлебом, сходство чуда с былинным исцелением Ильи довольно большое… помимо сходства самого сидня Димитрия с сиднем Ильей, прихода старца, исцеления через принятие питья и пищи, характерно: отсутствие родителей при приходе старца в обоих случаях и изумление их (в былине — отца и матери, в чуде — бабки) при виде сидня исцеленным». {286}

Нельзя не вспомнить и третью, позднюю редакцию вышеупомянутого Жития преподобного Авраамия Ростовского, сохранившуюся лишь в извлечении, помещенном в валаамском уставе среди известий о подвижниках знаменитой обители и составленном в конце XVII — начале XVIII века. В ней содержится рассказ о том, «как язычник Иверк, до 18 лет лежавший в расслаблении, слушает христиан — гостей из Новгорода, зашедших в дом его отца, внимает их беседе об истинном Боге и чудесах его, задумывается, проникается сомнением в богах своего отца, призывает на помощь новгородского Бога, получает мгновенное облегчение и в радости тайком уходит в Новгород, оттуда на Валаам, крестится под именем Аверкия и, наконец, делается иноком Авраамием». {287} Если вспомнить то, какую роль сыграло Житие Авраамия в процессе создания былины о столкновении Ильи Муромца с Идолищем, наличие в одной из редакций жития истории об исцелении главного героя, «сидня», лежавшего в расслаблении, покажется особенно интересным. Влияние церковной легенды проявляется и в том, что в роли целителей часто выступают апостолы и святые — вероятно, «вследствие бытования сюжета в среде калик — исполнителей духовных стихов», от которых эти мотивы перешли в былины. {288}

С сюжетом об исцелении в основном связан и мотив крестьянства Ильи, также сложившийся в позднее время. {289} Сделав из молодого Ильи сидня, предание заодно усадило его на печь в крестьянской избе, где, как известно, частенько проводят время главные герои сказок. Сидение на печи, целительный напиток, выбор волшебного коня, прощание с родителями — во всем этом чувствуется сказка, а не былина. В былинах действие практически никогда не происходит в крестьянской избе, зато это место действия обычно для сказок. Отсюда понятно, «почему народ в данном случае предпочитает прозу. Эпический стих былины выработался на высоких героических сюжетах. Здесь же мы имеем бытовую картинку из будничной жизни крестьянской семьи». {290} В. Я. Пропп предположил дальнейшее развитие былинного персонажа в следующем виде: крестьянин Илья должен жить в селе, а не в городе, в результате Муром заменили Карачаровом, «причем одно название не вытеснило другое, а они слились». {291} Возможно, всё было сложнее, сыграли роль и другие факторы, под воздействием которых выбор сказителей пал именно на Карачарово, а не какое-то другое село в окрестностях Мурома. О них речь пойдет ниже. Пока же отметим, что вторичность Карачарова по отношению к Мурому не вызывает сомнений.

Уже к XVI веку относятся какие-то намеки на предания о богатырях, бытовавшие в Муроме. По крайней мере, в «Сотной на Муромский посад» 1574 года упоминаются не только храм Ильи Святого и Большая Ильинская улица (в каком русском городе нет Ильинского храма и ведущей к нему улицы?), но и какая-то Богатырева гора «против Оки реки», и еще Скокова гора. {292} Если предположить, что в этих топонимах отразилась «память» о «скоках» богатырского коня Ильи Муромца, то получится, что первоначальной родиной Ильи местные предания называли Муром. Но особо подчеркну: из упоминания во второй половине XVI века на территории Мурома Богатырской и Скоковой гор вовсе не следует, что скакавший по горам богатырь прозывался Ильей Муромцем. Точнее, муромцем он вполне мог быть — дело-то происходило в этом городе. Но вот как его звали и какое отношение к популярному былинному персонажу он имел — вопрос до конца не разрешенный. Если речь идет о каких-то местных преданиях, которые жители Мурома передавали друг другу, то вряд ли они называли своего героя «Муромцем» — это его никак не характеризовало, ведь они все были муромцами. Прозвище «Муромец» выдает восприятие Ильи за пределами его эпической родины — это определение, которое дается извне. Кстати, Илья — единственный русский богатырь, былинное прозвище которого выражает географическое название. Ростовец Алеша определяется как «Попович», а рязанец Добрыня — как «Никитич». И уже достаточно давно ученые обратили внимание на свидетельства, согласно которым в то время, когда составлялась вышеупомянутая опись Мурома, былинный Илья «Муромцем» еще не назывался.