Леонид Млечин - Вожди СССР

— Мама помогала Сталину, когда его сослали.

— Ты, конечно, не помнишь, как Иосиф в первый раз пришел к нам, — сказала Анна. — В черном пальто, в мягкой шляпе. Тогда он был очень худым. Бледное лицо, внимательные карие глаза под густыми, остро изломанными бровями. Он мне сразу понравился. А ты была еще слишком маленькая! Папа знал его еще в Тифлисе и Баку. Рассказывал, что Сосо несколько раз арестовывали и ссылали. А в Батуме его прозвали «Коба», что по-турецки означает «неустрашимый».

— Мне партийные клички не нравятся, — поморщилась Надя. — Такое хорошее имя — Иосиф. А помнишь, как зимой он нас прокатил? В феврале, на Масленицу? Кучеры — все финны. Они на своих низких саночках завлекали: «Садись, прокачу». И вдруг Сосо: «А ну, кто хочет прокатиться? Живо, одевайтесь, поедем сейчас же!» Мы с тобой шубы надели и вниз. Сосо подзывает кучера. Рассаживаемся в санках. Каждое слово вызывает смех. Сосо хохочет и над тем, как мы визжим при каждом взлете на сугроб, и над тем, что вот-вот мы вывалимся из санок.

— А тебя не было дома, когда он вновь появился у нас весной, сразу как вернулся из ссылки, — продолжала вспоминать Анна. — Я первая пришла домой. На вешалке незнакомое мужское черное драповое пальто. На столике длинный теплый полосатый шарф. Сталин! Иосиф! Вернулся! Я не видела его четыре года. Он в темном костюме, в синей косоворотке. Странными только показались валенки. Он не носил их раньше. А вот лицо изменилось. И не только потому, что осунулся и похудел. Так же выбрит, и такие же, как и раньше, усы. Но лицо стало старше — значительно старше! А глаза те же. Та же насмешливая улыбка. И трубка, без которой с тех пор я не могу его представить. «Как вы нас отыскали?» — «Отыскал. Пошел, конечно, на старый адрес, на Выборгскую. Там объяснили… И куда вас в этакую даль занесло? Ехал на паровике, ехал, ехал, думал — не доеду». — «Вы, наверное, голодны. Хотите поесть? Я сейчас приготовлю». Он ответил: «Не откажусь… От чаю не откажусь». Только я разожгла самовар и захотела приготовить сосиски, которые нашлись в шкафу, как ты появилась на кухне.

— Я даже не успела снять свою шапочку и пальто. А ты радостно говоришь: «Иосиф приехал, Сталин». Я — в столовую. Все собрались — отец, мама, Надя, Федя. Все смеются… Помнишь, как Сталин в лицах изображал встречи на провинциальных вокзалах, которые устраивались возвращающимся из ссылки товарищам? Показывал, как ораторы били себя в грудь: «Святая революция, долгожданная, родная, пришла наконец».

— Ага, очень смешно изображал их Иосиф. Он же любит давать клички людям. Если в хорошем настроении, то «Епифаны-Митрофаны» — «Ну как, Епифаны? Что слышно?» Если его поручение не выполнено: «Эх, Митрофаны вы, Митрофаны!» Иногда зло, иногда добродушно.

— Спать его уложили в столовой, где спал папа, на второй кушетке. Мы ушли в нашу комнату. А спать не хочется. Болтаем, шепчемся. Не можем удержаться и фыркаем в подушки. Мы знаем, что за стеной ложатся спать, но чем больше стараемся удержать смех, тем громче наши голоса. Стук в стенку. Это отец: «Да замолчите вы, наконец! Спать пора!» Иосиф за нас вступился: «Не трогай их, Сергей! Молодежь, пусть смеются».

— А ведь я знаю, что Иосиф был женат, — тихо произнесла Надя. — У него есть сын Яков.

— Так это было давно, — отозвалась Анна. — Его жена умерла лет десять назад. На похороны Иосифа отпустили из бакинской тюрьмы. А мальчика он с тех пор не видел.

— Столько лет совершенно один, без близкого человека рядом. — Грустный голос Нади прозвучал совсем тихо.

Анна удивленно взглянула на младшую сестру. Она все поняла и вдруг сказала:

— У вас большая разница в возрасте. Двадцать два года!

— Мама тоже была совсем юной, когда вышла за папу, — с вызовом ответила Надежда. — Папа на двадцать три года старше мамы.

Анна поняла, что Надя размышляла на эту тему. Значит, все серьезно. Она посмотрела на младшую сестру так, словно впервые ее увидела:

— Так ты об этом думаешь…

— Ладно, надо папу кормить и убираться, — сказала Надя, как отрезала.

Она любила, чтобы в доме был образцовый порядок. Принялась за уборку. На шум выглянул заспанный Сталин. Увидел Надю с щеткой в руках.

— Что это тут творится? Что за кутерьма? А, это вы! Ну, сразу видно — настоящая хозяйка за дело взялась!

— А что! Разве плохо? — встала в оборонительную позу Надя.

— Нет! Очень хорошо! — добродушно сказал Сталин. — Наводите порядок, наводите… Покажите им всем…

Он не мог скрыть своей симпатии к младшей Аллилуевой.

— За вами уж два раза из Смольного присылали, — сообщила Надя.

— Что-нибудь рассказывали? — поинтересовался Сталин. — Как там дела, не говорили?

— Нет, просто просили передать, что товарищи вас ждут.

— Думаете, пора? — задумчиво переспросил Сталин. — Не люблю торопиться. Надо уметь ждать.

Он зашел на кухню, Анна налила ему чаю и вдруг сказала:

— Имейте в виду: Надя — в папу, а он по характеру горд, строптив и непокорен.

Сталин не успел ответить. Вошел Сергей Яковлевич. Поинтересовался у Сталина:

— Хотел спросить, а что Чхеидзе, где он?

— Сложил полномочия вместе со всем президиумом Петроградского совета. Пост председателя Петросовета перешел к Троцкому. А Чхеидзе уехал в Грузию. У него нет будущего, — презрительно ответил Сталин.

— А ведь одно время его воспринимали как президента будущей Российской республики, — не без иронии вспомнил Сергей Аллилуев. — Он уже и вел себя соответственно.

— Мне рассказывали, как назначенный министром иностранных дел Милюков позвал товарищей по кадетской партии в свои министерские апартаменты! — со злой усмешкой произнес Сталин. — Хвастался. Шелк, золото, лакеи. И кто он теперь? Никто! Дилетанты! Ночью поделили должности и думали, что вечно будут на вершине. Не понимают, что борьба за власть не прекращается ни на минуту. И желающие отнять должность толпятся у тебя за спиной.

Сталин закончил завтрак и потянулся за трубкой.

— Я хотел спросить, — неуверенно начал Аллилуев. — Конечно, с февраля численность нашей партии выросла в десять раз. Но нас все равно только лишь двести сорок тысяч. Не маловато ли для реального влияния на огромную страну? За нас рабочие и солдаты, но страна-то крестьянская. Дойдет дело до выборов в Учредительное собрание, крестьяне за эсеров проголосуют, это их партия.

— Ты правильно отметил, Сергей, — ответил Сталин. — За нас рабочие и солдаты. Это главное. У них реальная сила. С ними мы выкинем Временное правительство, всех этих болтунов. Возьмем власть. И уже никому ее не отдадим.

Он посмотрел на часы:

— Наверное, мне пора.

Вновь обратился к Аллилуеву:

— Судьба страны, Сергей, решается не на выборах. И не на митингах. Мы шестой съезд партии провели в полулегальной обстановке. Протокола даже не вели — на случай если полиция нагрянет. Без Ленина, без Зиновьева. Записных ораторов не было. Главный доклад мне поручили. И все нужные решения приняли. Пугали нас: как без Ленина? Справились. Партия под нашим руководством только крепче стала.