Леонид Млечин - Вожди СССР

Неспешно расхаживая по комнате, Сталин возмущенно внушал своим помощникам:

— Старики мешают новым кадрам продвигаться. В основном это эмигранты, которые полжизни прожили вне России. Эти люди на самом деле партии не знали. От партии стояли далеко. Их следовало бы назвать чужестранцами в партии… В партии нет порядка. А Владимир Ильич болен. Все вожди тянут в свою сторону. Превратились в удельных князей, у каждого свое хозяйство, и к нему не подступись. Надо заставить всех грести в одну сторону.

Сталина в стране практически не знали. В революционные месяцы и в годы Гражданской войны он был мало заметен. Но в качестве государственного чиновника оказался на месте. Видных большевиков вообще было немного, и в основном государственная работа у них не получалась. А Сталин принимал одну должность за другой и справлялся. Ему хватало для этого характера, воли и настойчивости.

В кабинет генерального секретаря ЦК вошел председатель Государственного политического управления (так после Гражданской войны называли ведомство госбезопасности) Феликс Эдмундович Дзержинский. Сталин обратился к нему:

— Товарищ Дзержинский, вот мой помощник Григорий Каннер подал заявление — просит отпустить его на учебу. Что вы об этом думаете?

— Это очень хорошо, — немедленно ответил Дзержинский, — у меня как раз есть свободная камера на Лубянке. Пусть садится. И учится.

У Ленина секретарями работали женщины. У Сталина — только мужчины. Но после слов Дзержинского и у них — словно мороз по коже. На Каннера старались не смотреть.

На заседании оргбюро ЦК под председательством Сталина обсуждался список должностей в системе госбезопасности, включенных в номенклатуру ЦК: назначать на эти должности можно было только с санкции партийного руководства.

Дзержинский возмутился: он руководит госбезопасностью, он кандидат в члены политбюро — и ему не доверяют? Не он будет решать, кто ему нужен на той или иной должности, а аппарат ЦК станет проверять чекистов и говорить, годны они или не годны?

Но Сталин твердо стоял на своем:

— Нет, Феликс, ты не прав. Речь идет о системе партийного контроля, о системе партийного руководства. Нужно, чтобы партия назначала руководящих людей. И ты должен быть благодарен ЦК, а не спорить.

К Сталину в кабинет запросто могли войти только члены политбюро и секретари ЦК партии. Остальным, в том числе работникам его аппарата, следовало заранее договориться по телефону — испросить аудиенцию, осведомиться, в какое время можно зайти.

«Сто раз подумаешь, прежде чем позвонить ему, — вспоминал служивший в его секретариате Алексей Павлович Балашов, — но я не помню случая, чтобы он отказал. Говорил — заходите сейчас или через полчаса. В приемной Товстухе докладываешь, что тебя вызвали. Мы же все подчинялись Товстухе и Мехлису. Надо еще подумать, а как они посмотрят на то, что ты действуешь через их голову».

Иван Павлович Товстуха в 1911 году был сослан в Иркутскую губернию, в 1912 году бежал за границу, в 1913-м присоединился к большевикам. Вернулся на родину после февральской революции. Работал у Сталина в Наркомате по делам национальностей, в 1922 году стал его помощником в ЦК.

«Истинный тип коммуниста-большевика из каторжан или голодных эмигрантов, — таким Товстуху увидел невзлюбивший новую власть профессор Московского университета, — желчный, раздражительный, угрюмый, злой, худой, быть может, чахоточный, несомненно ненавидящий и презирающий всех не-большевиков».

Льва Захаровича Мехлиса Сталин приметил еще в Гражданскую войну, после войны взял его в Наркомат рабочекрестьянской инспекции, став генсеком, забрал в ЦК. Мех-лиса, глубоко преданного вождю, ждала завидная карьера…

Утром первый или второй помощник докладывал Сталину наиболее важные документы, телеграммы и письма. Записывал распоряжения вождя и распределял работу между сотрудниками аппарата.

Сталин не любил, когда помощники задавали ему вопрос: «Что делать?». Неизменно отвечал: «А вы как думаете?» Все это хорошо знали и уж второй раз не попадались. Если идешь к генсеку, то неси готовое решение. Он мог и не согласиться, предложить свое, но не смотрел на помощника исподлобья.

Алексей Балашов ночью дежурил в приемной генсека. Важные сообщения, в том числе и из-за границы, поступали круглосуточно. Утром надо было доложить обо всем Сталину. Проснувшись, генсек звонил дежурному, и тот сообщал всю информацию, пришедшую за ночь, делал краткий обзор поступивших газет.

После полуночи неожиданно появились рабочие. Управляющий делами ЦК Иван Ксенофонтович Ксенофонтов прислал их сделать мелкий ремонт в кабинете Сталина. Балашов рабочих не пустил, отправил назад. Через некоторое время позвонил взбешенный Ксенофонтов:

— Ты что себе позволяешь, почему не выполняешь мои распоряжения? Молод еще!

Балашов уверенно ответил, что Сталин ему о ремонте не говорил, а без его распоряжения он никого в кабинет не пустит.

— Я тебя уволю! — пообещал Ксенофонтов.

— Доложу о вашем решении товарищу Сталину, — хладнокровно ответил Балашов.

Утром, когда пришел генсек, Балашов оставил ему докладную записку относительно ночного происшествия и ушел домой отсыпаться. К вечеру вернулся на работу и узнал от коллег, что приходил Ксенофонтов, но Сталин посчитал правым своего секретаря.

В небольшой проходной комнате между приемной и кабинетом находился личный телефонный коммутатор Сталина. Там посменно дежурили две девушки-телефонистки. Напрямую связаться со Сталиным можно было только по вертушке, аппарату правительственной связи, остальных соединяли телефонистки. Такие же коммутаторы стояли и у других членов политбюро, наркомов, командующих военными округами.

Сталин у зеркала репетировал свою речь на предстоящем траурном заседании съезда Советов:

— Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним твою заповедь… Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь… Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянемся тебе, товарищ Ленин…

Лев Борисович Каменев и Григорий Евсеевич Зиновьев были друзьями и соратниками Владимира Ильича. О Зиновьеве говорили, что он следует за Лениным как нитка за иголкой. Каменева, которого товарищи считали излишне мягким и интеллигентным, вождь ценил как дельного администратора и мастера компромиссов, поэтому сделал заместителем в правительстве и поручал в свое отсутствие вести заседания политбюро и Совнаркома.