Николас Пиледжи - Казино. Любовь и власть в Лас-Вегасе. Риск, азарт, искушение

Психиатр советовал оставить Джери в Торранс на две недели. Видя ее состояние, я согласился. Я улетел обратно в Лас-Вегас тем же вечером, а через пару дней узнал, что ее уже выпустили из больницы и что ее отец с дочерью уговаривают ее обратиться за психиатрической помощью.

Я подал на развод. Он состоялся по обоюдному согласию».

Левша получил что хотел: опеку над детьми. Со своей стороны он согласился выплачивать по пять тысяч долларов в месяц под видом алиментов и разрешил ей видеться с детьми. Джери оставила себе миллион долларов в виде ювелирных украшений и мерседес, на котором она уехала.

«Любой другой на его месте оставил бы ситуацию в покое, – рассказывал Мюррей Эренберг. – Посудите, жена сошла с ума и ушла. Он получил развод. Получил опеку над детьми. Получил половину своих денег и все свои драгоценности. Джери оставила себе около ста тысяч долларов и свои украшения. Другой на его месте был бы рад так легко избавиться от нее, но только не Фрэнк.

Помня о том, как жестоко его обломали, он решил засудить полицию Лас-Вегаса за ложный арест, а затем подал в суд на копов, которые мешали ему выйти из машины у банка, требуя от них шесть миллионов долларов. Это же копы. У них нет ни гроша в кармане. На что он надеялся? Конечно, он проиграл. Единственное, чего он добился – это повторное обсуждение всей мыльной оперы на страницах газет».

В газетах стали появляться истории о Левше и Джери, Тони и Джери, Левше и Тони, а также истории от анонимных представителей правоохранительных органов, которые «боялись начала войны между Розенталем и Спилотро». ФБР намеренно подогревало эти слухи. Уильям К. Лэмби-младший, председатель Чикагской Комиссии по борьбе с преступностью, получил копии нескольких газетных вырезок о Розентале—Спилотро от источника в правоохранительных структурах Лас-Вегаса, который просил Лэмби распространить истории по Чикаго «исключительно для того, чтобы позлить Джо Аюппу».

В докладной записке, которую Лэмби передал Комиссии, говорилось о том, что у его источника из Вегаса были «готовые копии газетных вырезок, касающиеся стычки Спилотро—Розенталя… Он попросил меня, чтобы я связался с местными представителями прессы и передал им в печать статью, где следовало упомянуть о том, что федеральные службы давно знали о проблемах Спилотро и Розенталя благодаря давно установленной слежке за СПИЛОТРО. Эта информация должна была разозлить АЮППУ».

В Чикагских газетах появились заметки о Розентале и Спилотро, включая воскресную колонку Артура Петака и Хью Хуга в «Чикаго Сан-Таймс» . Однако к тому времени у Джо Аюппы появилась более веская причина разозлиться на Спилотро, чем любовные похождения Тони.

«Никто не догадывался, что это мы занимались взломами, но наша дурная слава приобрела слишком большие масштабы, – рассказывал Куллотта. – Когда я открыл свою гребаную пиццерию, Тони начал слишком докучать. Мне больше нравилось незаметно ускользать и встречаться с ним в разных парках. Тони был большим любителем ресторанов, и мое заведение сильно его привлекало. Он обожал эту индустрию и всегда мечтал заняться ресторанным бизнесом, особенно со своим корешем, сами понимаете.

И его было просто не остановить. Он говорил: “Слушай, если нужны бабки – просто скажи. Я вложу в этот ресторан сколько потребуется”.

Это был мой ресторан, но он вечно торчал в нем, предлагая свои рецепты. Он обожал этим заниматься. Между тем, он просто уничтожал мой гребаный бизнес. Короче, к нам частенько захаживали голливудские звезды. И копы стали останавливать их перед входом.

Так было с Уэйном Ньютоном. Он приехал в мой ресторан с кучей своих друзей. Копы повыскакивали из своих тачек и сказали Уэйну: “Вы понимаете, куда идете?” “Да, – ответил он. – Я иду в «Аппер Краст»”.

Они продолжали:“Это место ребят из синдиката”. Он ответил: “Я иду ужинать, а не разговаривать с ними”.

А все потому, что копы видели, что Тони вечно торчал в ресторане. Именно тогда все пошло наперекосяк. Раньше я мог спокойно передвигаться по городу. Они думали, я здесь никто и ничто. Обычный парень. Но тут они увидели, как Тони ходит в мой ресторан. Они сразу поставили меня в один ряд с ним. “А это еще кто такой?” Потом они пробили меня и узнали, что мы с Тони знакомы с самого детства.

Это был конец. Было слишком поздно. И я сказал себе: “Да пошло все к черту”. До того момента я вообще не высовывался. Я роскошно жил, но старался не привлекать внимания. Я находился под следствием по многим делам, но меня никогда не связывали с Тони или организованной преступностью. До того момента, как мы стали слишком часто светиться вместе.

Я был упрямцем. Я даже не стал вставать на учет по прибытии в город, хотя это было обязательно для бывших заключенных. Я никогда не отмечался у шерифа как уголовник. Но и копы не трогали меня, пока не стали постоянно замечать нас вместе с Тони.

Мне было насрать. К черту. К черту этот город толстосумов. Я постоянно посылал копов куда подальше. Не говорил, где живу. А потом они арестовали меня. И я получил выговор. И полез в драку с ними. Мне было насрать. Судья не стал заводить дело, но копы арестовывали меня постоянно. И я дрался с ними. Я никогда не говорил, где живу. Ясное дело, они знали, где я живу. Просто сам я им об этом не говорил.

Я хорошенько выкручивал им яйца.

Тони продолжал торчать у меня в ресторане, он приводил своего пацана, всю детскую бейсбольную команду, своих дружков. Знаете, я больше не возражал. Мне это начало нравиться. Однако копы тоже были в восторге.

Они вставали на парковке и наблюдали. Вот откуда все эти фотографии. Вы же видели фотографии из материалов слежки, где Тони выходит из ресторана? Это и был мой ресторан.

Все было тихо, пока однажды вечером копы не застрелили Синего Фрэнки. Мы с Тони сидели на террасе у входа в ресторан. Подъехал Синий Фрэнки. Он был метрдотелем в“ Асьенда”. Его отец, Синий Стиви, Стиви Блюштайн, работал представителем кулинарного профсоюза.

Фрэнки был славный малый. Я сказал ему: “Сними на хер с тачки номера Иллинойса”.

Тони сказал ему: “Фрэнки, не стоит кататься здесь на этих номерах”.

Он ответил: “Я сменю их”.

Затем он сказал: “У меня на хвосте висит парочка каких-то уродов”.

Мы сказали ему:“Возможно, это копы”. И рассказали о номерах Иллинойса. Для копов в Вегасе это означало Чикаго.

Он сказал:“Возможно. Но они слишком долго за мной тащатся”.

Он продолжил: “Пока я ехал к вам, за мной тащился бонневилль”.

На этом он поцеловал нас с Тони и уехал. Малой всегда уважал старших.

Мне кажется, он подумал, что его хотят грабануть. Тогда в городе орудовала пара головорезов, которая охотилась на метрдотелей, поскольку их карманы всегда были забиты двадцатидолларовыми чеками. Он не знал, что это копы, в противном случае он никогда бы не поступил так, как поступил. Он был не дурак. Малой всю жизнь провел среди гангстеров. Но копы его убили. Они были в гражданской тачке.