Ганс Рот - Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

С другой стороны беззвучно несутся на лыжах одетые в белые маскхалаты русские. Пулеметы тявкают, ручные гранаты наизготовку, все бойцы в огневых точках наготове. Группа наших ведет огонь из-за стволов деревьев – никакой снег не спасет тебя от пули, снег – плохая защита. И как это часто случалось в последнее время, начинается яростная рукопашная схватка, один против другого, держать оружие в руках опасно – руки прилипают, стоит лишь коснуться промороженного металла.

Пулеметный огонь сбивает снег с ветвей деревьев, и из лесу выползают неприятельские танки. Мы уже давно слышали рев их двигателей и молим Бога, чтобы они прошли мимо. Так и происходит – враг, не замечая нас, проходит. У нас вырывается вздох облегчения. Внезапно в гуще деревьев вспыхивает пламя – подбит русский танк. Шум боя стихает, артиллерия и пулеметы умолкают. Мы смотрим на подожженный танк, и первая наша мысль: черт, а ведь там тепло, зверски тепло!..

Бой переместился на соседний участок. Мы просто загипнотизированы огнем, сразу же вспомнилась жарко натопленная плита, глубокое уютное кресло или теплое мягкое ложе и сон в тепле, раздетым и без укусов измучивших нас вшей, когда не надо рядом с собой класть оружие, чтобы в случае опасности дотянуться до него.

26 декабря

Линия фронта истончилась. Ночью получаем приказ дистанцироваться от противника. В южном направлении большевикам удалось внедриться довольно глубоко в нашу линию обороны, создав для нашего правого фланга серьезную угрозу. Накануне вечером красные овладели Дмитриевкой.

Предполагается отвести нашу боевую группу в Троицкое. Одно отделение – наше – остается в качестве боевого охранения. Враг пытается преследовать нас. Весь день не стихает пулеметная пальба. Отделение, сидя в окопах, обороняется от наседающего противника.

Лишь на следующую ночь отделение соединяется с батальоном, по компасу находим путь в этой заснеженной пустыне, после чего занимаем новую позицию вблизи Троицкого – саперы, взорвав кое-где промороженный грунт, обеспечили нас окопами.

27 декабря

Небо в серых тучах, ветер ледяными иголками бьет в лицо. Высоко на деревьях каркают вороны. Сейчас мы в лучшем положении – по крайней мере, можно согреться хоть в ветхих, но все же хатах. Сидим, уставившись в огонь печи. Каждый погружен в свои мысли. У меня в душе непокой – чувствую, как во мне вскипает жуткая жестокость. Когда мои товарищи слепо цепляются за мои пророчества – плохие ли, хорошие ли, – я не должен показывать, что при этом чувствую. Треск дерева тоже возвращает нас к приятным думам. Вспоминается дом.

28 декабря

После интенсивной артиллерийской подготовки утром русские снова атаковали нас. И как атаковали! Эта схватка была безнадежна! На нас надвигалась еще одна масса солдат при поддержке танков, и им удалось едва ли не окружить Троицкое. А к полудню удалось. Подразделение J/JR 214, спешившее к нам на подмогу, почти полностью было разгромлено красными, от него осталось лишь 14 человек, все же пробившихся к нам. (Позже мы обнаружили груду страшно изуродованных трупов.) Несчастные ребята! Их совсем недавно перебросили сюда с Запада, из Биаррица.

Обстановка становится все более и более серьезной. Телеграфируем в Обоянь: «Группа Петерсдорфа окружена, пришлите помощь!» В 19.10 приходит ответ: «Выйти из окружения, следовать на Обоянь!»

Господи, уж лучше пулю в висок, чем получить такой ответ. Неужели все так плохо? Неужели Обоянь тоже под угрозой? Неужели и соседние батальоны отходят? Вот такие вопросы задавали мы друг другу.

Обстрел вроде утих. Похоже, они там запили. Надо же отпраздновать такую победу – ветер доносит их пьяные восторженные вопли.

Вскоре после полуночи нам ценой больших потерь все же удается выйти из окружения. В 6.00 остатки группы Петерсдорфа прибывают в Обоянь.

Детали этого перехода словами не описать – почти бегом при 35-градусном морозе по снегу чуть ли не до пояса, спасаясь от превосходящего тебя по численности чуть ли не в 10 раз противника! [32] В описываемый период численность действующей Красной армии не превышала численности противостоящих войск немцев и их союзников. Только здоровому человеку, да и то не каждому, такое под силу. Что же касается раненых – легко или тяжело, – те так и пропали в снегу. Теперь нам известно, что большинство из них предпочли пустить себе пулю в лоб, но не попадать к врагу.

29 декабря

В Обояни объявлена готовность к обороне. Утром редкое природное явление: солнце восходит трижды. Странно смотреть на это, скорее всего, феномен обусловлен оптическими причинами – дело в мельчайших кристаллах льда в воздухе. Но времени у нас любоваться на это нет: нелегкое это дело – взрывами делать для себя траншеи в окаменевшем мерзлом грунте.

Русские – дело другое. Времени у них полно, поэтому стоят и глазеют на зимнее небо. Многие бросаются на промерзшую землю, причитают и плачут: мол, знак свыше! На город обрушится погибель и разруха! И без них это знаем – через два дня здесь будет решаться: жить нам или умереть. Несколько тысяч русских при сильнейшей танковой поддержке берут город в кольцо почти без сопротивления.

Божье проклятие – дыра в линии обороны шириной в 40 километров! Вот так-то!

30 декабря

Гейнц Штихель вернулся из Германии. Рассказывает массу любопытных историй и вместе с тем поведал нам о страшном голоде на Украине. Они два дня пробыли в Киеве. Там дела обстоят хуже всего. Ежедневно сотнями люди умирают от голода. Везде расставлены противотанковые орудия, чтобы в случае чего пресечь беспорядки. Одна-единственная мерзлая картофелина стоит на черном рынке 45 пфеннигов, а булка хлеба – 25 рейхсмарок! Население города в массовом порядке устремляется из города километров на тридцать и дальше, где подкарауливают запряженные лошадьми сани. Едва заметив лошадь, ее тут же буквально разрубают на куски, а потом поедают. Многие ломиками и топорами пытаются выкопать неубранную картошку. Бог ты мой, наш германский тыл – молись, что у тебя есть карточки на мясо!

В полдень, словно ниоткуда, над нами появляются русские бомбардировщики и, наверное, с час кружат над городом, сбрасывая смертоносный груз. Много домов сожжено. А после бомбардировки сбрасывают тысячи листовок, адресованных местному населению. Текст: «Товарищи! Уходите из Обояни, мы сотрем город с лица земли!»

Ну-ну, за нас-то решать ни к чему. Мы пока здесь.

И все же большая часть населения уходит из города, прихватив лишь ручную кладь. Для нас это не трагедия – в конце концов, есть где разместить своих людей.

Вечером до нас доходит очень дурная весть: большой эшелон войскового подвоза с медикаментами и провиантом атакован и уничтожен в 25 километрах от Яковлева. Это на самом деле тяжелый удар. Участок железной дороги Белгород – Харьков – «дорога жизни» длиной 300 километров. Через нее идет снабжение линии фронта. И если враг вывел ее из строя, это означает следующее: ни боеприпасов, ни сил подкрепления, ни провианта. Ночью поступают приказы сформировать разведгруппы и направить их в район Яковлева.