Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Примерно в середине 1896 года я отбыл домой на пароходе «Понгола», направлявшемся в Калькутту.

Пассажиров на борту судна оказалось очень мало. Среди них были два английских чиновника, с которыми я близко познакомился. С одним из них мы ежедневно посвящали час свободного времени игре в шахматы. Корабельный врач снабдил меня «Самоучителем тамильского языка», и я принялся за его изучение. Опыт работы в Натале показал, что мне необходимо выучить урду для общения с мусульманами и тамильский язык для общения с мадрасскими индийцами.

По просьбе английского друга, тоже желавшего изучить урду, я нашел среди палубных пассажиров человека, который говорил на этом языке, и за время плавания мы успели добиться неплохих результатов в наших занятиях. Чиновник обладал гораздо более развитой памятью, чем я. Однажды увидев слово, он уже не забывал его, а вот мне часто было трудно даже просто разбирать буквы урду. Я удвоил усилия, но так и не смог обогнать чиновника.

Зато с тамильским языком я справился гораздо лучше. Преподавателя найти не удалось, но самоучитель был написан очень хорошо, и я не чувствовал необходимости в посторонней помощи.

Я надеялся продолжить изучение языков уже после прибытия в Индию, но это оказалось невозможным. После 1893 года читать учебную литературу мне пришлось в основном в тюрьме. Успехов в тамильском языке я добился в южноафриканских застенках, в урду — в Йерваде. Однако говорить по-тамильски я так и не смог, а то малое, что мне удалось выучить благодаря чтению, постепенно забывается из-за отсутствия практики.

Я до сих пор помню, как трудно мне приходилось без знания тамильского языка или телугу. В памяти сохранилась та забота, которой окружили меня дравиды в Южной Африке, — это стало для меня одним из самых приятных воспоминаний. Сейчас, стоит мне встретить друга из числа тамилов или телугу, я невольно вспоминаю прошлое, ту веру, упорство и самопожертвование, которые демонстрировали их соотечественники в Южной Африке. А ведь они были поголовно неграмотными — как женщины, так и мужчины. Такой уж была борьба в Южной Африке, в ней сражались главным образом неграмотные солдаты. Она велась ради бедняков, и бедняки же в ней участвовали. Однако незнание их языков никогда не мешало мне завоевывать сердца этих простых и добрых людей. Они все же говорили на ломаном хиндустани или на таком же ломаном английском, а потому мы без труда работали вместе. Но мне всегда хотелось отплатить им за преданность, выучив тамильский язык и телугу. В тамильском, как я уже отметил, мне удалось добиться некоторых успехов, а вот в телугу, за который я взялся уже в Индии, мне не удалось продвинуться дальше алфавита. Боюсь, что теперь уже никогда не выучу этих языков, а потому мне остается только надеяться на способность дравидов выучить хиндустани. Ведь в Южной Африке те из них, кто не говорил по-английски, могли объясняться на хинди или хиндустани, пусть даже и плохо. И только владеющие английским языком не желают ничему учиться, словно его знание становится препятствием на пути приобщения к другим языкам.

Но я отвлекся от главной темы. Позвольте теперь закончить рассказ о моем морском путешествии. Мне необходимо будет представить читателю капитана «Понголы». Мы стали друзьями. Добряк капитан принадлежал к секте плимутских братьев, поэтому мы гораздо чаще вели беседы на религиозные темы, чем на мирские. Он четко разграничивал вопросы веры и морали. Библейское учение он считал детской забавой. Красота христианства заключалась для него в простоте. Пусть все люди — мужчины, женщины, дети, часто повторял он, уверуют в Иисуса и его самопожертвование, и тогда наверняка им будут прощены любые прегрешения. Он напомнил мне о плимутском брате из Претории. Религия, накладывавшая любые моральные ограничения, ему не подходила. Мое вегетарианство стало темой нашей дискуссии. Почему я не должен есть мяса вообще, а в нашем случае — говядины? Разве Бог не создал всех существ низшего порядка для удовлетворения потребностей человека точно так же, как создал, например, царство растений? Подобные вопросы неизбежно приводили нас к серьезным религиозным спорам.

Убедить друг друга в чем-либо нам не удавалось. Я утверждал, что религия и мораль — синонимы. Но капитан нисколько не сомневался в правильности совершенно противоположной точки зрения.

Наконец приятное путешествие, продолжавшееся двадцать четыре дня, подошло к концу, и, налюбовавшись красотами реки Хугли, я сошел в Калькутте и тем же вечером отправился поездом в Бомбей.

На пути в Бомбей поезд остановился на сорок пять минут в Аллахабаде. Я решил с пользой употребить время и посмотреть этот город. Мне было также нужно купить в аптеке лекарство. Аптекарь попался полусонный, ему потребовалась целая вечность, чтобы найти нужный мне препарат, и в итоге я вернулся на вокзал, когда мой поезд уже тронулся. Начальник станции любезно задержал состав на минуту, но, когда я так и не появился, распорядился выгрузить на платформу мой багаж.

Я спросил комнату в гостинице Келльнера и сразу же приступил к намеченной работе. Я много слышал об издававшейся в Аллахабаде газете «Пайонир», которая, как я понял, враждебна интересам индийцев. Насколько помню, редактором в то время был мистер Чесни-младший. Я хотел заручиться поддержкой всех партий и потому отправил мистеру Чесни записку, объяснив, что задержало меня в городе, и попросив встретиться со мной, прежде чем я покину Аллахабад на следующий день. Он сразу же согласился, что весьма обрадовало меня, особенно когда я понял, насколько внимательно он оказался готов выслушать меня. Он обещал упоминать в газете все, о чем я напишу, но не мог обещать поддерживать все требования индийцев, поскольку должен был учитывать и точку зрения белых колонистов.

— Для меня вполне достаточно, — сказал я, — если вы будете вникать в суть проблемы и обсуждать ее на страницах своего издания. Я хочу и прошу всего лишь заслуженной справедливости по отношении к нам.

Остаток дня я провел, восхищаясь великолепием Тривени — местом соединения трех священных рек, и планируя свою дальнейшую работу. Неожиданная беседа с редактором «Пайонир» послужила отправной точкой для целой серии событий, которые привели в конце концов к тому, что меня буквально линчевали в Натале.

Не останавливаясь в Бомбее, я отправился прямиком в Раджкот и взялся за написание брошюры о ситуации в Южной Африке. Работа над ней и публикация заняли около месяца. Брошюра вышла в зеленой обложке и в дальнейшем стала известна как «Зеленая брошюра». В ней я нарисовал намеренно смягченную картину положения индийцев в Южной Африке. Даже использованная мной лексика была более сдержанной, чем та, к которой я прибегал в двух вышеупомянутых брошюрах, поскольку я понимал, что любое явление, о котором узнаёшь, находясь на большом расстоянии от него, кажется крупнее, чем в действительности.